Даниэла Стил - Семейный альбом

– Ты иногда кажешься такой серьезной, Энн. – Девочке было хорошо с ним, и она спокойно реагировала на вопросы Билла о ее прошлом, хотя вначале опасалась, что он спросит ее о том, чем ей не хотелось бы с ним делиться. – О чем ты думаешь?

– О разном.

«О погибшем друге моего брата, отданном ребенке…» Ей уже было пятнадцать, но воспоминания до сих пор преследовали ее. Но Биллу она ничего не сказала.

– О днях, проведенных в Хейт? – Он все время думал об этом.

Их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах боль разбитого сердца. Он никак не мог понять причину этой боли, но надеялся, что когда-нибудь удастся… Энн была для него как бы второй дочерью. Всего за несколько месяцев она стала так много для них значить. Оба привязались к девочке, и она платила им тем же. После Лайонела и Джона они были первыми людьми в ее жизни, которые искренне заботились о ней, во всяком случае, так ей казалось.

– Да, что-то в этом роде… – Сама удивившись, что приоткрылась больше, чем хотела, она добавила: – Однажды я отдала… очень дорогое для меня… И иногда думаю об этом, хотя теперь уже ничего не изменить.

В глазах Энн стояли слезы; Билл коснулся ее плеча, его глаза тоже повлажнели.

– Я ничего не отдавал, но потерял человека, которого очень любил. Может, это даже хуже.

Билл решил, что Энн говорит о былом возлюбленном, но как она, столь юная, может переживать с такой силой? Ему и в голову не приходило, что она отдала своего ребенка, – девушка казалась такой невинной, такой нежной. Но взгляд, обращенный к нему, был полон жизненной мудрости.

– Вам, наверное, было очень тяжело, когда умерла жена?

– Да. – Билл удивился, что так легко говорит об этом с подругой дочери, но она, казалось, понимала его; сидела рядом, держалась за бортик бассейна и смотрела на него, как старинный друг. – Ничего худшего в моей жизни не было.

– Такое случилось и со мной. – Энн вдруг почувствовала жгучее желание рассказать ему о ребенке, но испугалась, что тогда он не позволит Гейл даже подойти к ней.

– Это было ужасно, моя милая?

– Хуже, чем ужасно. – Каждый день Энн думала о том, где ее сын. Правильно ли она поступила, жив ли он, не стал ли ненормальным из-за наркотиков, хотя после рождения никаких признаков, как сказал доктор, не было… Она встретилась с взглядом Билла, и тот печально улыбнулся.

– Мне очень жаль тебя, Энн. – Он крепко держал девочку за руку; она чувствовала себя в тепле и безопасности, а вскоре появилась Гейл с ланчем. Она отмстила, что Энн притихла, но подруга часто бывала такой. Ничего необычного не увидела Гейл и в глазах отца. Однако заметно, что тот стал внимательнее наблюдать за Энн.

Однажды, когда они снова оказались одни, ожидая возвращения Гейл от подруги, он воспользовался случаем еще раз поговорить с Энн. Она пришла чуть раньше времени. Билл вышел в халате из душа, предложил ей устроиться поудобнее, и она села в кресло с журналом в руках. Спустя некоторое время девушка увидела, что он наблюдает за ней, и отложила журнал в сторону. Ощущения, познанные раньше, поднялись в ней. Не говоря ни слова, она встала и подошла к Биллу. Он обнял ее и крепко поцеловал, но все-таки усилием воли заставил себя отстраниться.

– Господи, Энн, извини. Я не знаю… что…

Но она страстным поцелуем заставила его замолчать. Билл был ошарашен. Он инстинктивно понял, что она в этом не новичок, особенно когда руки девушки оказались под его халатом. Он понял, в чем состоял секрет Энн. Он ласково отвел ее руки, поднес к губам и поцеловал Пальцы. Его тело напряглось, и она, почувствовав это, стала соблазнительно поглаживать его. Биллу казалось, что он сходит с ума, но не настолько, чтобы обидеть ее или совершить что-то греховное. Энн в его глазах была еще ребенком. Ей всего пятнадцать лет, ну, почти шестнадцать. Все равно…

– Нам нужно поговорить. – Он опустился на диван, усадил ее рядом, плотно завернулся в халат и заглянул ей в глаза. – Не понимаю, что на меня нашло.

– А я понимаю. – Она сказала это тихо, словно во сне. – Я люблю тебя, Билл.

Это была правда, она не лукавила. И он любил ее. Сумасшествие. Ему сорок девять, а ей пятнадцать. Ужасно… Но вместо того, чтобы немедленно взять себя в руки, Билл снова поцеловал ее. Он чувствовал, как волны страсти захлестывают его, и нежно взял девочку за руку.

– Я тоже очень люблю тебя, но не могу позволить этому случиться, Энн. – В его голосе отражались страсть и душевная боль, а в глазах девушки стояли слезы. Энн пришла в ужас – вот сейчас он ее выгонит, и, может быть, навсегда. Она не пережила бы этого, у нее и так было слишком много потерь.

– Почему? Что в этом плохого? У других ведь так бывает.

– Но не при такой разнице в возрасте, как у нас. Разница составляла тридцать три года, к тому же Энн еще несовершеннолетняя. О, если бы ей было двадцать два, а ему пятьдесят пять, если бы он не был отцом ее лучшей подруги… Но Энн яростно и упрямо мотала головой. Она ни за что не расстанется с ним. За свою короткую жизнь она уже слишком много потеряла.

– Неправда. У других такое часто случается, я знаю.

Билл улыбнулся. Какая она страстная, сладкая, и так ему нравится. Он вдруг понял это совершенно отчетливо.

– Мне все равно, даже если бы тебе было сто лет. Я люблю тебя, и все. И никому не отдам.

Мелодраматичность момента заставила его снова улыбнуться. Он поцеловал Энн; ее губы были сладкими, а кожа казалась бархатной. Все ужасно, с точки зрения закона связь с девочкой такого возраста расценивалась как изнасилование, даже несмотря на ее согласие.

– Энн, ты когда-нибудь уже занималась этим? Скажи честно. Я не рассержусь на тебя. – Он ласково улыбался, пытаясь узнать правду. А она и не боялась быть честной с ним, понимая его состояние. В душе оба радовались, что Гейл задерживается.

– Да, но не так. Когда я была… в Хейт… – Такое трудно объяснить, но ей хотелось, очень хотелось, чтобы между ними не было недоговорок. – Я… Она тяжко вздохнула, и Билл пожалел о своем вопросе.

– Ты не обязана рассказывать, если не хочешь, Энн.

– Нет, я хочу. – Она попыталась коротко изложить, и сказанное вслух ее ужаснуло. – Я жила в коммуне, глотала ЛСД и другие наркотики, но больше всего ЛСД. Секта, в которой я жила, занималась странными делами…

Он в ужасе замер.

– Тебя изнасиловали?

Энн медленно покачала головой, не отрывая от него взгляда. Она должна все честно рассказать, чего бы это ей ни стоило.

– Я делала это, потому что ничего не соображала. И со всеми, мне кажется… Я почти ничего не помню. Я была в трансе и не знаю, что было наяву, а что во сне… Когда я была на пятом месяце беременности, родители вернули меня домой. И тринадцать месяцев назад родился ребенок. – Она понимала, что всю жизнь будет помнить дату его рождения, и сейчас могла сказать с точностью до дня: тринадцать месяцев и пять дней. – Но мои родители заставили отдать его в чужую семью. Это был мальчик. Я его даже не видела. Это я имела в виду под самым худшим, что мне пришлось пережить. – Она судорожно подбирала слова, чтобы передать свое состояние. – Это моя самая большая боль и ошибка. Никогда себе не прощу. Каждый день спрашиваю себя – где он, все ли с ним в порядке.

– Но ребенок сломал бы твою жизнь, дорогая. – Билл нежно погладил Энн по щеке. Ему было отчаянно жаль эту девушку и очень больно за нее. Она совсем не похожа не Гейл. Через какой ужас она прошла!

– Мои родители сказали то же самое, но это неправда.

– Ну, и что бы ты сейчас с ним делала?

– Заботилась бы о нем… Как всякая другая мать… – Глаза Энн наполнились слезами, и Билл привлек ее к себе. – Я ни за что не отдала бы его сама.

Он хотел было сказать, что когда-нибудь подарит ей другого ребенка, но промолчал: что может быть глупее таких слов? Тут они услышали, как Гейл открывает ключом дверь. Билл торопливо отодвинулся от Энн, взглянул в последний раз, прикоснулся к ней, сгорая от желания, и еще плотнее запахнул халат. Через минуту оба улыбались вошедшей Гейл.

Следующие два месяца Энн встречалась с ним везде, где только можно. Они просто говорили, гуляли, делились мыслями. Гейл ничего не знала, и Энн надеялась, что так и не узнает. Это была их тайна; оба понимали, что встречи надо прекратить, но остановиться не могли. Они нуждались друг в друге, очень нуждались. Билл доверял ей, их отношения были целомудренными, но сколько времени это могло продолжаться? Когда бабушка Гейл пригласила ее на рождественские каникулы, они придумали план: Энн скажет родителям, что поживет у Гейл и Билла, а сама все время до возвращения Гейл проведет с ним. Это будет почти как медовый месяц.

Луис уже давно догадалась, что происходит между ее подругой и парнем со второго этажа. Она не столько не одобряла эту связь, считая его слишком старым – двадцать четыре года! – сколько жалела, что теперь редко видит Ванессу. У нее, конечно, были свои друзья, к тому же она усиленно занималась: проекты, домашние задания, экзамены. Месяцы летели быстро, и трудно было поверить, что на носу рождественские каникулы. Стояла холодная морозная погода, и вскоре после Дня Благодарения выпал первый снег.

Ванесса, никогда прежде не видевшая снега, пришла в восторг. Они с Джейсоном играли в снежки в Риверсайд Парк. У них всегда было полно дел – «Метрополитен», Музей современного искусства, опера, балет, концерты в Карнеги Холл и всегда манящий Бродвей. Джейсон обожал культурные развлечения и всюду тащил с собой Ванессу. В кино они не ходили, смотрели только некоторые старые ленты на фестивале в Музее современного искусства. Он работал над диссертацией, а она готовилась к экзаменам. Ей нравились его серьезность, его строгость, он вообще ей нравился.

– Я буду скучать по тебе в каникулы. – Вэн лежала на диване с книгой и смотрела на него. В очках Джейсон казался ужасно серьезным, но, взглянув на нее, улыбнулся.

– А я думал, что ты мечтаешь вернуться в Целлулоидную Страну. – Так он называл Лос-Анджелес. – Будешь каждый день ходить в кино с друзьями, пожирать бутерброды, картофельные чипсы… – Все перечисленное было ужасным для него. – А потом снова вернешься ко мне.

Ванесса рассмеялась. Ничего себе представления о Лос-Анджелесе! Можно подумать, что там все только и носятся с гамбургерами, бутербродами и пиццей в руках, с бигуди на голове, танцуют рок и смотрят дрянные фильмы. Ей стало еще смешнее, когда она задумалась – а что бы он сказал о Вэл? Сестра снималась в очередном фильме ужасов, вся покрытая зеленой слизью. Вряд ли подобные картины отвечают его представлениям о хорошем кино.

Интересно было бы увидеть всех снова. Иногда Вэн думала, что Джейсон чересчур серьезен. Но ей было хорошо с ним, и она не кривила душой, когда говорила, что будет скучать по нему в каникулы.

– А ты что собираешься делать?

Он еще не решил. Вэн не сомневалась, что он тоже поедет домой, однако было не похоже, чтобы он туда стремился. Она давно обратила внимание, что родители никогда ему не звонили, да и он сам редко упоминал о них. Вэн тоже не часто звонила домой, но ощущала тесную связь с семьей. Она посмотрела на него – Джейсон улыбался, глядя ей в глаза. Во взгляде сквозила нежность, и стало так хорошо на душе. Она протянула к нему руку, он поцеловал узкую ладонь и задумчиво произнес:

– Знаешь, я тоже буду по тебе скучать.

– А когда-нибудь ты поедешь со мной в Калифорнию?

Вообще-то никто из них пока не был готов к этому. Джейсона смущала ее семья: перспектива предстать перед столь известными людьми ужасала его. Ей тоже было страшновато представить его домашним – это означало бы, что у них все серьезно, родители наверняка так подумают. Да и не стоит пороть горячку: может, это ничего не значащее любовное приключение. Вэн и не ждала от него ничего большего, по крайней мере, убеждала в этом себя.

– Я буду звонить тебе, Джейсон.

То же самое она повторила и в аэропорту двадцать третьего декабря. Джейсон решил остаться дома и поработать над диссертацией, а это означало, что он будет один на праздничные каникулы. Вэн заволновалась, но он успокоил ее, что все будет прекрасно, и тогда она пообещала звонить каждый день. Джейсон поцеловал ее крепким долгим поцелуем, и Вэн пошла к самолету.

Когда огромная серебряная птица взмыла в небо, он засунул руки глубоко в карманы, обернул шарф вокруг шеи и вышел на холод. Снова шел снег. Джейсон испугался. Как же сильно он влюбился! В их отношениях он хотел видеть очередную необременительную связь, к тому же очень удобную – с соседкой по дому. Но ничего не поделаешь – ему все в ней нравилось: серьезность, интеллигентность, красота, доброта, она хороша в постели.

Когда Джейсон открыл дверь своей квартиры, она показалась ему гробницей. Он сел за стол и уставился в пространство. Может, поехать домой? Но даже мысль об этом была противна: жизнь в крошечном городке такая постылая, неинтересная, а родители, как всегда, станут облизывать его с ног до головы, чего он не выносил, и, хотя очень их любил, больше всего в жизни хотел быть свободным. Отец сильно пил, мать постарела, и он понимая, как это тяжко, решил остаться в Нью-Йорке. Не хотелось объяснять все это Ванессе перед ее отъездом, уж слишком ее родные отличаются от его семьи. Она действительно счастлива вернуться домой, насколько он мог судить об этом вечером по ее голосу. Вэн позвонила сразу, как вышла из самолета.