– Ну, как там Целлулоидная Страна? – Джейсон старался говорить не слишком угрюмо.

Она засмеялась.

– Все такая же. Только одно плохо – тебя нет рядом. – Вэн обожала Лос-Анджелес, но теперь влюбилась в Нью-Йорк. Из-за него. – В следующий раз обязательно поедешь со мной. – При этой мысли Джейсон вздрогнул; он не мог и вообразить, как предстанет перед ее семьей – всемирно известной, блестящей, полностью погруженной в сказочный мир кино. Он представил себе Фэй, готовящую завтрак в сверкающих золотых туфельках на тонких каблучках, это видение позабавило его. Он рассмеялся в трубку.

– А как твоя сестра?

– Я еще не видела ее, вечером заеду, ведь сейчас здесь всего восемь часов.

– Потому что у вас там никто не понимает, что такое время, – продолжал смеяться он, а лицо было юным и печальным: он так скучал по Вэн! Следующие две недели, судя по всему, будут невыносимы. – Передай мои самые наилучшие пожелания и поздравления.

– Обязательно.

– Дай знать, не позеленела ли она совсем. – Вэн рассказала ему о фильме, где снимается сестра, покрытая зеленой слизью, и теперь он подшучивал, уверяя, что в Голливуде ничего другого придумать не могут. Но Ванесса немного обиделась: ее мать сделала несколько хороших лент, которые обязательно попадут в Музей современного искусства. Вэн было уже восемнадцать, это ее семья, и Джейсону следовало держаться более тактично. В какой он пришел бы ужас, увидев жилище Вэл, подумала Ванесса.

Она взяла у отца машину и поехала к сестре. Зайдя в дом, где та обитала со своими компаньонками, Ванесса покачала головой: никогда в жизни она не видела такого хаоса, грязи; в гостиной повсюду засохшие объедки на тарелках, в каждой комнате неубранная постель, некоторые даже без простыней, пустая бутылка из-под текилы на полу, чулки разных размеров и расцветок болтались на сушке в ванной, и повсюду стоял удушливый, прогорклый запах причудливой смеси духов. В центре всего этого бедлама восседала Вэл, непринужденно занимаясь маникюром и рассказывая Ванессе о новой роли в фильме.

– А потом я выхожу из болота… Руки делаю вот так… – Она размахнулась, едва не свалив лампу. – И кричу. – Она завопила, а Ванесса инстинктивно заткнула уши. Казалось, вопль никогда не кончится. Потрясенная Вэн улыбнулась сестре – даже среди такого хаоса она была рада ее видеть.

– Ты делаешь успехи. – Вэн давилась от смеха.

– Еще бы! Каждый день такая практика… Ванесса снова огляделась.

– Господи, как ты выносишь все эти запахи, грязь, беспорядок? И столько девушек вокруг! – Ванесса через пару дней сошла бы здесь с ума. Но Валери, казалось, вообще ничего не замечала и была счастлива, гораздо счастливее, чем дома, в чем и призналась сестре:

– Здесь я могу делать все, что хочу.

– И что включает в себя это «все»? – с любопытством спросила Ванесса. Вэл знала про Джейсона, хотя Ванесса не рассказывала о деталях их любовной связи. – Какое-нибудь очередное мужское сердце томится по тебе?

Валери дернула плечом. В ее жизни уже было несколько мужчин, одним она чуть-чуть заинтересовалась, а с тремя просто переспала и прекрасно знала, как будет шокирована сестра, узнав об этих связях, и промолчала. Для Вэл это ничего не значащая ерунда. Чуть-чуть допинга, немного выпивки и какой-нибудь парнишка в арендуемой комнате. В Голливуде столько разных разностей, что никто ничему не удивляется. Все в этой квартире передавали друг другу таблетки, вроде как послеобеденную мяту, в доме всегда стояла открытая коробочка; Вэл кто-то предупредил, чтобы она не перепутала. Но даже если она что-то и путала, таблетки все равно срабатывали. А если что случится – подумаешь, трагедия, от этого всегда можно избавиться. Она не такая дура, как ее младшая сестра Энн.

– Ну, а у тебя как? – Валери перевела разговор, занявшись другой рукой. – Что за тип, с которым ты проводишь время?

– Джейсон? – Ванесса сделала невинный вид, и Вэл рассмеялась.

– Нет, Кинг-Конг. Он тебе подходит?

– По моим представлениям, да. Но едва ли он понравится тебе.

– Это что, у него заячья губа, он косолапый, но умный? Ясно. И тебе кажется, что он жутко серьезный.

– Да, пожалуй. Он пишет диссертацию по философии. – Ванесса явно гордилась Джейсоном.

Валери остановила на ней взгляд. Она терпеть не могла интеллектуалов. И обожала голливудских парней – кудлатых, длинноволосых, в расстегнутых до пупа рубахах, – этаких калифорнийских пляжных мальчиков. Вэл подозрительно посмотрела на сестру.

– Сколько же ему лет?

– Двадцать четыре.

– Он собирается на тебе жениться? – в ужасе спросила Вэл, но Ванесса торопливо покачала головой:

– Нет-нет. У него другие планы, да и у меня тоже. Я хочу доучиться и вернуться в Голливуд, чтобы писать сценарии. – Вэн с Джейсоном все время спорили; он считал ее слишком талантливой, чтобы писать всякую ерунду, а Вэн уверяла, что пару раз в год случаются прекрасные фильмы.

– Будь поосторожнее, сестренка, смотри не подзалети. Ты принимаешь таблетки?

Ванессу смутила такая прямота. Она покачала головой. Вэн никогда бы не призналась, что спит с ним. Но Вэл и так все понимала.

– Почему? – Валери потрясла наивность сестры.

– Обо всем заботится Джейсон. – Она побагровела, а Валери рассмеялась. В это время через комнату прошла какая-то девушка в атласной набедренной повязке. Вэн снова взглянула на сестру. – А мама здесь уже побывала?

Ванесса не могла представить себе, что мать была здесь, иначе она бы в две минуты вытащила Валери отсюда.

– Да, притащилась разок. Но мы к ее приходу все убрали, и здесь никого не было.

– Слава Богу. Она бы тебе устроила головомойку, дорогая.

Головомойку надо бы учинить не только за грязь, а за то, что Вэл баловалась кокаином, покуривала сигареты с гашишем и без разбору спала с мужчинами, экспериментируя и готовясь к новым ролям в фильмах ужасов. Вэл помедлила и с горечью сказала:

– Мама никогда не давала мне хоть чуть-чуть развлечься. – Недавно ей предложили первую роль в порнофильме, но она отказалась, с ужасом подумав, что об этом узнает мать.

Когда Ванесса ехала домой, у нее появилось чувство, что Валери покатилась по наклонной плоскости, слетела с тормозов, а ведь ей только восемнадцать. Ее сестренка с дикой скоростью неслась вниз с горы, но падение должно в конце концов завершиться. Ванесса надеялась, что на спуске та не слишком расшибется.

– Ну как там Вэл? – спросил отец, когда Вэн вернулась. По ее глазам он понял: что-то не так. Но что именно?

– Все нормально. Отец спросил:

– Ужасное место?

Они не подозревали, насколько дом Вэл смердел. А вот интересно, подумала Ванесса, что они знают про остальное? Ведь Голливуд – крошечный городок, и если их дочь спит со всеми подряд, то родители почти наверняка об этом слышали.

– Да нет, все не так уж плохо. Но вокруг полно девиц, они снуют туда-сюда, не моют за собой тарелки. – Больше она ничего не могла ему рассказать. Вэн попыталась слегка приукрасить картину, ради Валери. – Ну, примерно как в нашей комнате, только чуть-чуть похуже.

– Господи, неужели так плохо? – Он рассмеялся и сообщил, что завтра приезжает Грег.

Немного позднее появилась Энн, ее глаза ярко блестели, чего Ванесса никогда раньше не замечала.

– Привет, детка. – Поцеловав ее в щеку, она затаила дыхание: волосы сестренки пахли мужским одеколоном, в этом можно было поклясться.

Маленькая Энн выросла. После каникул ей будет шестнадцать. Она очень похорошела. Платье короткое, ноги длинные, стройные; обута в красивые лакированные туфельки, в волосах – красная лента.

Ванесса радужно улыбнулась Энн, так расцветшей за последние три месяца. Она выглядела ее ровесницей.

– И когда ты успела так вырасти?

Вард тоже с обожанием смотрел на дочь. Она становилась красавицей, у нее появились новые друзья, самой лучшей подругой стала Гейл Стейн, хорошая девочка, пусть даже немного избалованная. И неважно, что Гейл ходит с сумочкой от Виттона и обувается у Джордана; она порядочная, разумная девочка. И ее отец так заботится об Энн… Приятная перемена после всего случившегося с дочкой. Фэй с Вардом были благодарны им за внимание к Энн.

Энн, однако, не задержалась в обществе домашних и быстро исчезла в своей комнате. То же самое она проделала и накануне Рождества, после праздничного ужина, но никто не удивился, все к этому давно привыкли – Энн годами пряталась у себя. Она пошла упаковывать вещи, собираясь на следующий день переехать к Биллу на рождественские каникулы.

32

За несколько недель до этого Энн сказала матери, что Гейл пригласила ее на десять дней к себе пожить, до начала занятий.

Сперва Фэй не соглашалась; но Энн так убедительно упрашивала, играла на материнских чувствах, рассказывала, что после смерти матери каникулы для Гейл всегда в тягость, а она бы составила ей компанию. В конце концов это убедило Фэй. Однако Вард упорно сопротивлялся:

– Она ведь живет всего в нескольких милях отсюда, Энн. Почему бы вам обеим не пожить у нас? Почему ты должна ночевать в ее доме?

– Ну, здесь неудобно. Тебя и мамы все это время не будет. Да и какая разница? – Она разволновалась, и Вард заметил это. Ни к чему, чтобы дочь снова злилась на них. Они и так достаточно пережили с ней за два последних года. Может, лучше разрешить ей этот пустяк?

– Хорошо, дорогая. Не вижу ничего дурного. Отец Гейл носится с девочками, как курица с яйцами, так что ничего страшного. И она в любой момент может вернуться домой.

– А кто-то еще будет в доме? – с некоторых пор Фэй с подозрением относилась к тем местам, куда отправлялись ее дети.

– Только уборщица и повариха. – Еще садовник, но он не считается, как понимала Энн.

На самом деле не было никого, обе женщины отпущены на каникулы сразу после того, как Гейл посадили в самолет и проводили в Нью-Йорк к бабушке. Фэй не могла об этом знать. Энн ушла из дома с маленькой сумкой, где лежали самые лучшие вещи и самые нарядные ночные рубашки, из которых две были совсем новые, купленные специально… Энн заказала такси и оставила записку: «Встретимся третьего. Я у Гейл». Через десять минут такси остановилось на Чаринг Кросс Роуд в Бель-Аире, и сердце Энн екнуло. Билл ждал ее в гостиной. Гейл уже уехала, прислуга разошлась по домам, и они были абсолютно одни в доме, как и планировали несколько месяцев подряд, но теперь оба испугались. Все утро Билл спрашивал себя – не берет ли он грех на душу? Ведь получалось, что он собирается положить в постель пятнадцатилетнюю девочку. Всю ночь он размышлял над этим, твердо решив отправить Энн домой, как только она появится.

Когда они сидели в уютной комнате с тигровой шкурой на полу, он пытался объяснить ей это. Повсюду на стенах висели фотографии, он снимал дочку много лет назад: Гейл в первом классе, Гейл в смешной белой шляпе, Гейл ест мороженое, вот ей четыре года… Но сейчас его взгляд был прикован к Энн, и оба ничего не замечали вокруг. Она видела только его – человека, которого так сильно любила, так давно ждала. А он хочет отправить ее домой.

– Почему я должна уйти? Почему? Мы же давно все придумали?

– Но это нехорошо, Энн. Я стар, а тебе всего пятнадцать. – Билл всю ночь думал об этом, лежа без сна, и наконец здравый смысл пересилил все прочие доводы. Она не переубедит его.

– Но мне же почти шестнадцать. – В глазах девушки стояли слезы, а он, горько улыбаясь, отвел волосы с ее лица. Одно это прикосновение – как электрический ток. Нет, нет, нельзя разрешить ей остаться даже на минуту, иначе не отвечает за дальнейшее. Билл хорошо знал себя, он ни к кому и никогда не испытывал такого чувства, как сейчас. Какая жестокая шутка жизни! Его любимая – пятнадцатилетняя девочка! – Я даже не девственница, Билл, – сказала Энн с отчаянием.

Она так его любила. Этот человек вместил в себя все ее мечты. Он – награда за долгие годы одиночества, за боль пережитого.

– Речь не о том, дорогая. Твой прежний опыт не в счет, все случилось под влиянием наркотиков, галлюцинаций, фантазии. Ты должна забыть прошлое. Это совсем другое, чем вступить в связь с настоящим мужчиной. Наши отношения долго не продлятся. А потом что? Кто-то из нас обязательно окажется несчастным, и я не хочу, чтобы это была ты. – Билл не сказал, что это может быть и он, ведь его привлекут к суду за связь с несовершеннолетней, если узнают родители Энн. Они давно догадались бы обо всем, если бы не прятались от реальной жизни.

Энн так хорошо все продумала, даже сказала Гейл, чтобы та не звонила ей домой, потому что они не смогут поговорить как следует – вокруг куча братьев и сестер; она сама станет звонить Гейл каждый день. Они все продумали, зачем же сейчас он разрывает ее сердце? Энн ни секунды не думала о себе; пусть она умрет, только бы быть рядом с ним. Ее взгляд был глубок и печален.