Оливия Голдсмит - Семейный стриптиз

– Может, проще закрыть рот и выслушать? Говорю же, я все продумала.

Она не только все продумала, но и убедила Мишель по­мочь.

Не слишком охотно, но та набрала-таки бывший до­машний номер Джады. Трубку, разумеется, сняла Тоня, и Мишель пригласила к телефону Клинтона. Мадам «няня» была явно недовольна, однако после долгой паузы Клин­тон все же ответил.

– Ты, должно быть, слышал, что я переезжаю, – без предисловий начала Мишель. – С Фрэнком проблемы и все такое… одним словом, я подумала – не захочешь ли ты взять что-нибудь из мебели? У меня есть очень симпатич­ная кушетка, диванчик и… да много еще чего.

Энджи остановилась рядом и молча слушала, театраль­но закатывая глаза. Она еще не дала согласия на участие в «авантюре», но ее сопротивление было сломлено.

Клинтон, вечный приживала, ухватился за щедрое пред­ложение обеими руками. Чего и следовало ожидать. Джада знала этого гнусного лицемера как свои пять пальцев. Малышам нельзя играть с детьми «наркодельца», а взять за­дарма мебель из «проклятого» дома – это пожалуйста.

Мероприятие было назначено на воскресенье. Мишель предупредила Клинтона, что, если к тому времени она будет уже в пути, его впустит ее адвокат. Небрежно опира­ясь на кухонную стойку, Мишель договаривалась о встрече совершенно бесстрастным тоном, как будто делать подар­ки злейшему врагу своей лучшей подруги для нее самое обыденное занятие. Но тут внимание Джады, следившей за переговорами, неожиданно отвлекло нечто странное. По­разительное. Немыслимое.

– Слушай-ка! – шепнула она Энджи. – Это сон – или ты видишь то же, что и я?

– Лично я вижу подготовку к уголовному преступле­нию, – прошептала в ответ Энджи.

– Да нет же! Взгляни на стойку.

Мишель, заканчивая разговор, машинально барабани­ла пальцами по пластиковой поверхности стойки, залитой кофе, заставленной грязными чашками. И не хваталась за тряпку!

– Она и не думает наводить чистоту!

– Бог мой! – Энджи округлила глаза. – А ведь верно. Положив трубку, Мишель оглянулась на подруг:

– В чем дело? Привидение увидели?

– Ты, случайно, не хочешь вытереть стойку, Ми­шель? – сладким голоском поинтересовалась Джада.

– Да пошла эта стойка! Тут дела поважнее.

– Невероятно, – прокомментировала Энджи. Джада вскочила и крепко обняла Мишель.

– Растешь, Золушка!

Мишель было необходимо обеспечить себе надежное алиби на время «прощального салюта» Джады, как она в мыслях называла предстоящую авантюру. Прикинув воз­можные варианты, она остановилась на визите в тюрьму. В самом деле, где еще тебя сфотографируют, заставят расписаться при входе и выходе и проследят за каждым твоим движением? Забавно! Отправиться в тюрьму, чтобы… не отправиться в тюрьму. Фрэнку, в конце концов, все равно, какая причина привела жену на свидание, а окружной про­курор, возможно, выразит желание узнать местонахожде­ние Мишель Руссо на момент эскапады Джады Джексон.

Во встрече с Фрэнком, собственно, необходимости не было; просто Мишель казалось, что последнее свидание поставит точку в этой печальной главе ее жизни, а иначе останется ощущение незавершенности. Теперь, когда на­стало время пускаться в самостоятельное плавание, она ре­шила попрощаться с прежней жизнью. Четырнадцать лет как-никак не шутка. Думать о них (по примеру многих об­манутых жен) как о «загубленных лучших годах» Мишель не желала, но и отмахнуться от них было бы несправедли­во. Даже по отношению к Фрэнку. Одним словом, Ми­шель решилась на свидание.

Тюремная реальность оказалась еще страшнее, чем в ее воображении. Мишель заставили пройти через детектор, обыскали и повели по бесконечному, как ей от ужаса пока­залось, коридору со стенами мерзкого грязно-зеленого цвета и мощными даже на вид железными дверями. При мысли о ее Фрэнке в этом жутком месте Мишель затошни­ло. Мертвую тюремную тишину нарушал лишь звон клю­чей на связке охранника, пока к этому леденящему душу звуку не присоединился скрежет одной из дверей-близне­цов. Страж впустил Мишель в комнату для свиданий, где за массивным столом уже дожидался Фрэнк.

Он выглядел таким маленьким и… жалким! Серая тю­ремная роба – штаны и рубашка, сидевшие на нем меш­ком, – делала его похожим на дворника или слесаря. Лицо казалось пепельно-серым в сравнении с угольно-черными волосами. Но больше всего Мишель поразил не цвет, а вы­ражение его лица – угрюмо-бесстрастное, замкнутое. Ка­менное.

– Ты этого хотела? – спросил Фрэнк, как только Ми­шель устроилась за столом напротив него.

– Нет, Фрэнк. Я этого не хотела.

– Даже в страшном сне мне не могло привидеться, что из всех людей на земле меня предашь именно ты, Мишель!

Она думала, что готова к любому повороту разговора, но Фрэнку удалось с первой же минуты вывести ее из себя. Он гнул все ту же линию, цеплялся за годами отшлифован­ный фокус, пытаясь перевернуть все с ног на голову: Ми­шель – кукла безмозглая, а он – – мудрец; верно только то, что делает он, а остальное не стоит и выеденного яйца.

Чему удивляешься, дорогая? Он всегда был таким, просто ты не замечала. Что ж, в эту игру можно сыграть и вдвоем.

– Ты не оставил мне выбора. Ты мне угрожал. Не нужно было мне угрожать, Фрэнк. Я всегда считала, что каждый из нас превыше всего ставит интересы другого, затем детей, а уж потом думает о себе. Мне очень жаль, что это оказалось заблуждением. К счастью, я вовремя поняла, что теперь мне придется заботиться о детях за двоих. Я не могла позволить, чтобы за решетку упрятали не только их отца, но и мать.

– Я никогда тебе не угрожал!

– Само собой. И не бил никогда. – Мишель достала из сумочки кассету. – Хочешь, прокручу? Это запись всего того, что ты наговорил мне в кафе.

– Убери! – прошипел Фрэнк. – Тут кругом видеока­меры.

– Ладно. Итак, на чем мы остановились? На мне дети, которым я сейчас нужна больше, чем когда-либо. Они столько выстрадали, что, боюсь, еще не скоро оправятся. Мы отсюда уедем – из города, из округа, куда-нибудь по­дальше. Хватит с нас полиции, газетчиков и всего прочего. Мы начнем все заново, но без тебя. Ты разрушил все собственными руками, Фрэнк. Хоть это-то ты понимаешь?

– Ты забываешь обо мне! По-твоему, моя жизнь не разрушена?

– Ты сам сделал выбор.

– Нет. Ты его сделала за меня. Ты упекла меня за ре­шетку!

Фрэнк понизил голос до шепота, но в нем клокотала та же ярость, что выплескивалась из черной глубины глаз. Дай ему сейчас волю – убил бы наверняка. Но Мишель не испугалась. Отделенная метровой ширины столом, под присмотром молчаливого охранника, она чувствовала себя в безопасности.

– Не могу поверить, что ты меня сдала. Не могу пове­рить!

– В этом ты, пожалуй, искренен, Фрэнк. Мысль о рас­плате не приходила тебе в голову. А напрасно. Уж слишком ты уверовал в свою безнаказанность… – Мишель обвела взглядом унылое помещение с решетками на окнах и не­прозрачными стеклами, сквозь которые даже неба не было видно. – Так не бывает, Фрэнк. За преступления прихо­дится платить.

– То, что натворила ты, могла сделать только полная дура!

Эту песню Мишель выучила наизусть и не желала ее больше слышать.

– Вот оно, наконец-то! – выкрикнула она, не обращая внимания на предостерегающий жест охранника. – Вечно одно и то же. Мишель тупая, Мишель дура. Тебе почти уда­лось меня убедить. Почти. Да будет тебе известно, что «дура Мишель» открыла собственное дело. «Дура Мишель» увезет детей в другой город и устроит в хорошую школу. И не кто иной, как «дура Мишель», будет растить их и за­щищать, не надеясь больше на их папочку, который ока­зался местным наркобароном и получил по заслугам. – Она задохнулась от яростной длинной тирады. – Я этого не хотела, но раз уж пришлось, я справлюсь, несмотря на всю свою пресловутую тупость. Я уже справляюсь, чтоб ты знал, Фрэнк!

– О чем это ты? – взвыл Фрэнк. – Куда ты собралась? Куда ты увозишь моих детей?

– Я подала на развод, и мне будет предоставлена пол­ная опека над детьми до достижения ими совершенноле­тия. Когда тебя выпустят…

– В тюрьму я не сяду! У меня такие связи…

– Плевать мне и на твои связи, и на тебя самого. Наде­юсь, ты еще где-нибудь припрятал деньги, иначе после тюрьмы пойдешь по миру. Впрочем, можешь отправляться хоть к черту на рога. Главное – мы с детьми будем далеко.

Лицо Фрэнка стало совсем серым.

– Значит, конец? Больше не увидимся?

– Непременно увидимся. На суде. Я буду свидетельст­вовать против тебя, Фрэнк.

Усадив детей в «Вольво», Джада заехала за угол и оста­новилась.

– Чего мы ждем? – спросила Шавонна.

– Одного хорошего человека, который обещал пойти в церковь вместе с нами. Вот и он!

Сэмюэль затормозил в двух шагах от ее машины и от­крыл дверцу. Джада попыталась объяснить детям, что про­исходит.

– Мне надо ненадолго уйти, а вы, пожалуйста, подо­ждите меня в машине мистера Дамфриса.

– Кто он такой? – удивился Кевон. – Он что, как миссис Пэтель?

– Нет, милый. Он мой друг. Настоящий друг. А миссис Пэтель встретит нас у церкви. Слушайте внимательно: я скоро вернусь и прошу вас минут десять посидеть тихонь­ко и не докучать мистеру Дамфрису. Шавонна, ты оста­ешься за главную, идет? Я быстренько – только возьму Библию и вернусь. – Она не погрешила против истины; Библия действительно осталась в доме.

Спрятавшись за деревом в конце улицы, Джада просле­дила, как Клинтон и Тоня вышли из калитки и направи­лись к дому Мишель тем самым путем, что был столько раз пройден двумя подругами. Как же давно это было… Взгляд Джады невольно скользнул по окрестностям, которых ей больше, скорее всего, никогда не увидеть.

Едва за Клинтоном и Тоней закрылась входная дверь соседского дома, Джада в последний раз вошла в свой соб­ственный. Для начала она обошла комнаты, проверяя, не осталось ли в доме живого существа – пусть даже хомячка или канарейки, – по пути складывая в пакеты детские вещи. Как и предполагалось, Клинтон в «новобрачном» угаре взялся за те недоделки, что столько лет мозолили ей глаза. Опять же, как и предполагалось, в связи с ремонтом повсюду стояли банки с краской, бутыли растворителя и прочие взрывоопасные предметы. Отлично. Идеальный вариант. Вот вам и причина пожара – самовоспламенение. Твердила же Мишель, что большинство несчастных случаем происходит дома!

На кухне Джаду ждал сюрприз – наполовину покры­тые линолеумом полы. Интересно, мелькнула у нее мысль, довел бы он дело до конца или второй половины недостойна даже Тоня? Щедро полив дощатую часть керосином, она сунула открытую коробку спичек в нижний ящик стола, где хранились старые газеты, и вернулась в гостиную за свидетельствами рождения детей, семейными фотоальбо­мами и Библией.

На стене в столовой висел ее свадебный снимок с Клинтоном, но Джада даже не взглянула в ту сторону, мельком лишь удивившись, что Тоня оставила портрет на месте. Неужто Клинтон не позволил убрать? Впрочем, по­донки часто бывают сентиментальны. Джада плеснула ке­росином на шторы и пол, остановилась у двери, как следу­ет вытерла руки и взглянула на часы. Прошло одиннадцать минут. Дети заждались.

Осторожно переступив маслянистый от керосина порог, она чиркнула спичкой, уронила ее на пол, просле­дила взглядом за тоненькими огненными струйками, раз­бежавшимися по полу, и шагнула к выходу.

Еще не успев дойти до калитки, Джада уловила запах гари. Она не оглянулась. Большинство несчастных случаев происходит дома, но это больше не ее дом.

Жадность Клинтона Энджи ни в малейшей степени не удивила. Открыв дверь, она вежливо-равнодушным голо­сом объяснила, что выступает в качестве адвоката Ми­шель, и подсунула на подпись расписку в получении обещанного. Внешне спокойная, внутри она клокотала от ярости. Не барахло бы ему бесплатно отдавать, этому мер­завцу, а отправить жариться на адском огне за эгоизм и предательство! Но он явился за дармовой мебелью, и он ее получит.

Мишель четко указала, что именно они могут забрать, однако у Тони хватило наглости попросить еще изящную китайскую ширмочку, настенные часы и одну из кар­тин.

– А кровать она, случаем, не отдаст? Его ж за решетку посадят, так на что ей такая большая кровать? А нам не по­мешает.

– Я предоставила вам список вещей, которые позволе­но забрать. Остальное принадлежит миссис Руссо, – ледя­ным тоном заявила Энджи. Ей претил и сам план, и роль «адвоката миссис Руссо», и Клинтон с Тоней. И как только она позволила втянуть себя в эту кошмарную авантюру?! Слава богу, хоть Майкл с Биллом рядом. Коллеги помогут ей сохранить хладнокровие, а когда придет время, станут свидетелями.

В данный момент они уже закатывали рукава, чтобы помочь Клинтону донести мебель до дома.

Сухо извинившись, Энджи прошла в комнату Фрэнки и выглянула в окно. Если все идет по плану, Джада должна быть на пути к церкви. Удалось ли ей задуманное? Энджи прищурилась, затаив дыхание… Ответ на вопрос сизова­тым дымком струился к небу. Итак, назад дороги нет. Самое время приступать к заключительному этапу.