Он надавил пальцем, одним лишь жирным пальцем, ей на горло, и Кэсси показалось, что он может проткнуть ее, и она изойдет кровью или задохнется. Она перестала сопротивляться, чтобы ослабить боль. И замерла почти не дыша, пока волосатая рука задирала ей юбку и срывала трусы. Она скорее почувствовала, чем услышала, как порвалась ткань. Он легко приподнялся и расстегнул молнию на брюках. Кэсси зажмурила глаза, когда он приступил к делу, одной рукой раздвигая ей ноги, а другой продолжая с силой надавливать на горло. Он действовал грубо и напористо, и ей стало дурно от нестерпимой боли. Как будто ее разрывало на части. Кэсси подумала, что сейчас из нее наверняка хлещет кровь. А что, если из нее вытечет вся кровь и она умрет?

Внезапно он отпустил ей горло, застонал, громко обозвал ее шлюхой, и она почувствовала, как в нее начинает вливаться его сперма. Потом быстро оторвался от нее и направил струю спермы ей в лицо и на волосы. Мерзкий привкус застыл у нее на губах.

Кэсси не двигалась, не открывала глаз. Она слышала, как он одевается, чтобы уйти.

— Тебе лучше умыться, — сказал он. — И не забудь потушить свет. А если вздумаешь кому-нибудь рассказать о том, что произошло, я заявлю, что это ты все подстроила. Любой знает, какие вы шлюхи, маленькие сучки, как вы бросаетесь на каждого, кто пользуется мало-мальским влиянием. Вы готовы на все, чтобы перед вами открыли двери.

Он ушел, и Кэсси осталась одна. Она напрягла все свои силы, чтобы подняться. В конце концов ей удалось встать, и медленно, на негнущихся ногах она спустилась вниз в туалет, который находился в холле. Она молила Бога, чтобы ее никто не увидел. Все тело ужасно ныло. Она остервенело терла лицо, несмотря на боль от удара. А волосы! Разве их можно отмыть? Она принялась их оттирать с помощью влажных бумажных полотенец, расчесала и снова промокнула. Потом побрызгалась дезодорантом, который носила с собой в сумочке. Но полностью перебить запах оказалось невозможно. Она опять вымыла лицо. На нем все еще оставался красный отпечаток его пятерни. Она тщетно пыталась замазать лицо крем-пудрой.

Кэсси вернулась в кабинет и нашла на полу свои разодранные трусы. Она достала из сумочки маникюрные ножницы, снова спустилась в туалет, разрезала трусы на мелкие кусочки и спустила в унитаз. А потом задумалась: что же она такое делает? Она уничтожает улики, которые можно было бы представить полиции. Она поняла, что ей нужно было не отмываться, а первым делом бежать в больницу на обследование.

Но тут ей стало ясно, что она уже приняла решение. Она не пойдет ни в больницу, ни в полицию. Она не выступит с обвинением. Кассандра никогда не позволит обнародовать такой позор. Кроме того, Кэсси не хотела дать ей повод унижать себя. Ей легче пережить изнасилование, чем реакцию собственной матери. Ведь та наверняка обольет ее презрением, как какую-нибудь развратную, испорченную девку.

Кэсси посмотрела в зеркало: на лице явственно проступает синяк, волосы спутаны. Она презирала саму себя!

Не только мать станет ее презирать, но и Дуг тоже, если она расскажет ему. Она знала, что он думает об изнасилованиях и как мужчина, и как юрист: ни одна девушка не была изнасилована, есть множество таких, которые сами провоцируют нападение — за исключением тех случаев, когда изнасилование совершает сексуальный маньяк… В его глазах, как и в глазах матери, она будет осквернена, и только. И, может быть, даже виновна.

Не исключено, что Гай поверит ей, если она расскажет ему. Он знал Даррена Прути, знал, какой это человек и на что способен. Но и он не будет относиться к ней как прежде. Он перестанет смотреть на нее как на принцессу.

Дура она будет, если расскажет кому-нибудь о случившемся. Кому угодно! Ей просто снова придется пережить боль и унижение…


Через четыре недели она обнаружила, что беременна, и едва не сошла с ума от отчаяния. Ее мать! Кэсси не знала, как теперь поступить. У нее даже не было близкой подруги, с которой можно было бы обсудить свои проблемы. Она не могла собраться с духом, чтобы сделать аборт. Во всяком случае одной ей это было не под силу. А что если бежать? Но куда? И можно ли сейчас, спустя месяц, признаться матери, что ее изнасиловали? Или Дугу? Или Гаю? К тому же она была не настолько глупа, чтобы не понять, что не сможет красиво и с достоинством воспитывать незаконнорожденного ребенка, как это удавалось некоторым другим одиноким матерям.

Дуг. Она знала, что он готов в любую минуту попросить ее руки и жениться на ней спустя положенные три месяца. Но это смешно. Добропорядочный Дуг Фенвик под руку с невестой, которой через пять или шесть месяцев рожать. И ей не удастся в порыве наигранной страсти уговорить его уединиться с ней. Никогда. Он будет настаивать на том, чтобы все было по правилам — и помолвка, и свадьба. На это у нее не оставалось времени.

Но вот Гай — другое дело. Он сразу женится на ней, поскольку она дочь самой Кассандры. Фамилия Блэкстоун Хэммонд заворожила его. А если еще она скажет Гаю, что Кассандра настаивает на ее свадьбе с Дугом, он сгоряча сделает все, чтобы не потерять ее — наследницу того роскошного особняка на бульваре Сансет.

Поженились они с Гаем в одном из тех отделов бракосочетания на Лас-Вегас-стрит, где новобрачным полагается платить даже за золоченую свадебную ленту. После церемонии муж отвез ее во второразрядную гостиницу и овладел ею грубо и жестоко. Она растерялась. Ведь, по правде говоря, это второе в ее жизни совокупление мало отличалось от первого. Разве что только в двух вещах. Во-первых, в размерах сугубо мужских достоинств ее партнеров. И надо сказать, Даррен Прути безнадежно проигрывал сопернику. Во-вторых, Прути грязно обзывался, а Гай не произнес ни слова… Ни единого. Что ж, значит, она вышла замуж за человека, для которого секс был выражением не любви, а ярости.

Когда Гай кончил, нимало не заботясь о том, что чувствовала Кэсси, он отвалился от нее и спросил:

— Как ты думаешь, твоя мать позволит нам жить с ней в ее дворце, когда она смирится с нашим браком?

Ей казалось, что его голос раздается откуда-то издалека. Она лежала на спине и смотрела в потолок. Что бы сказала ее мать о девушке, которая выскочила замуж за первого попавшегося проходимца после того, как ее изнасиловал другой проходимец? Что бы она сказала о той, которая заключила брак с человеком в запачканном костюме и в неприметном городском отделе бракосочетаний с грязными окнами, в то время как мир вокруг нее сверкал неоновыми огнями? Несомненно, Кассандра заявила бы, что эта глупая пустая девчонка заслуживает то, что она получила.

Кэсси отодвинулась от мужа на край кровати и прошептала:

— Возможно.

Она не скажет ему, что съедется с матерью лишь в случае крайней необходимости, даже если Кассандра сама пригласит их. Во-первых, она ненавидела этот унылый дом. И во-вторых, ей не хотелось дать матери возможность разобраться, за какого же проходимца ее дочь вышла замуж. Пусть она думает, что Кэсси сделала превосходный выбор.

14

Позвонила Сюзанна, чтобы поздравить нас с рождением Меган.

— Как ты себя чувствуешь в роли матери? — спросила она и, не дожидаясь ответа, пустилась в пространные рассуждения о своей карьере. — Ведь ты видела меня в журналах и по телевизору? «Уименз Узар» назвал меня не моделью года, а моделью десятилетия. И мое десятилетие только еще началось…

— Здорово! А что говорит Поли? Он, наверное, страшно обрадовался.

— О Господи, Поли! Как же он мне осточертел! Честно говоря, Баффи, я не знаю, что с ним делать. Он совсем не занимается своей работой, его интересует только моя жизнь. В мельчайших подробностях! Мои фотопробы, мой гардероб, моя косметика… А когда я уезжаю, он сам собирает мои вещи. Представляешь?

— Но ты этого и хотела, Сюзанна. Ты хотела, чтобы Поли вел все твои дела.

— Ну, раньше это было удобно, а сейчас — нет. Он мне ужасно досаждает. Напивается, а потом устраивает сцены, жуткие сцены. Знаешь, Баффи, — только между нами — мне бы хотелось отделаться от него. Он просто сводит меня с ума.

— Ты говорила ему об этом? О том, что хочешь порвать с ним?

— Бог свидетель, я никогда не скрывала этого. Но он же настоящий сукин сын. А потом существует еще одна загвоздка…

Похоже, Сюзанна завела роман с каким-то заметным политическим деятелем, который во всем помогал ей, но, к несчастью, был женат. Они уже обсуждали проблемы, связанные с его разводом и их браком, но все это, конечно, могло погубить его карьеру, а что касается ее, то она не знала, к чему приведет огласка скандала — послужит ли это ей во благо или карьере тоже придет конец. Так что этот вопрос пришлось пока отложить. Но Поли пригрозил, что, если она вздумает бросить его, выдаст их обоих. Он поведает об их романе какой-нибудь бульварной газетенке и не преминет обратиться и к корреспонденту солидного издания. Ее, конечно, волновала карьера любовника, но больше она была озабочена собственной судьбой. Ее карьера держалась на имидже, созданном фирмой «Дюрель косметикс». Она была их моделью, их официальным представителем, их продукция носила ее имя. Помада от Сюзанны, пена для ванн от Сюзанны и так далее, а больше всего ценились духи от Сюзанны… Ей нельзя было допустить и намека на скандал. «Если б только он так не зависел от меня. В конце концов он должен делать собственную карьеру, а не сосать мою кровь, подобно пиявке».

Когда мы с Сюзанной в последний раз говорили о Поли, она клялась, что не спит с ним. И сейчас я не удержалась:

— Только не говори, что все еще не спишь с ним.

— Исключительно в тех случаях, когда он берет меня силой, — ответила она.

— Не может быть, Сюзанна!

— Ты просто не знаешь. Он действительно насилует меня. В первый раз это случилось после вечеринки у Уэса — так зовут моего политика и его жены. Там был помощник Уэса, Боб Джинг, который выдавал себя за моего любовника, чтобы жена Уэса ничего не заподозрила. Я вернулась домой. Поли встретил меня в халате… небритый и, как всегда, пьяный. Вот что он заявил: «Ты трахаешься с этим сукиным сыном, а теперь ты трахнешься со мной» и схватил меня за сиську. Я испугалась, что он порвет платье, единственный экземпляр фирмы «Товито», которое я одолжила на вечер. И я закричала: «Прекрати, мерзкий пьяница! Мне это платье отдавать!» А он и ухом не повел, повалил на диван и принялся мучить. Я ужасно боялась за платье, а когда он схватил ртом мой сосок, то до смерти перепугалась, что он откусит его! Моя подруга Поппи как-то рассказала мне об одной девице по имени Юнис, у которой мужик откусил сосок, потому что она стала сопротивляться, когда он повалил ее. И я решила подчиниться, чтобы спасти свое платье и свой бедный сосок…

С меня достаточно. Я не желала слышать больше ни слова.

— Мне пора, Сюзанна, — сказала я. — Надо кормить Меган.

— Ради Бога, Баффи, пусть этим займется няня.

— У меня нет няни, и я кормлю грудью.

— Невероятно! Ты продолжаешь работать, у тебя на руках ребенок, и ты даже не обзавелась няней. И кормишь грудью? Боже мой, Баффи, ведь тебе всего двадцать два. К двадцати трем годам твои сиськи повиснут до колен. Неужели тебе все равно, что ты губишь свое тело, единственное тело, которое тебе дано? — «О, ради Бога, Сюзанна, заткнись!» — Я просто хочу сказать, Баффи, — продолжала она, — что ты зря родила ребенка в двадцать два года… В расцвете лет ты связала себя по рукам и ногам, не говоря уже о том, что у тебя на груди и животе остались растяжки! Вряд ли Тодду по душе эти растяжки на твоем теле.

— За Тодда не волнуйся, — огрызнулась я. — Он счастлив, что у него есть ребенок, есть я, есть мои растяжки и все такое прочее.

— Да не обижайся! Ты же знаешь, что я желаю тебе добра… Правда, Баффи, я так рада за тебя. Я постоянно думаю о тебе. Вас уже трое: ты, Тодд и ребенок… — ворковала она.


Клео и Лео прислали из Блумингдейла посылку для малышки — стеганое одеяльце с аппликациями из розовых и зеленых слонов и комплект крошечных рубашечек, украшенных картинками разных зверей. Внутри лежало письмо.


«Дорогая Баффи!

Мы с огромной радостью узнали о рождении ребенка. Очень надеемся в скором времени навестить тебя, Тодда и малышку Меган. Получив твое извещение, я даже расстроилась оттого, что мы с Лео собираемся завести ребенка лишь через десять лет. Но своего решения мы не изменили. Лео продолжает работать на телестудии, вкалывает будь здоров, но считает, что его не ценят. Это местная студия, а он хочет как-нибудь выйти на один из центральных каналов. Что касается меня, то я получила замечательную работу в издательстве. Я редактор, и мне ужасно нравится читать рукописи и встречаться с авторами (то есть постоянно завтракать с ними за счет издательства). Скажу тебе по секрету: Лео немного задевает то, что мои дела идут лучше, чем его. К тому же, веришь ли: я зарабатываю почти столько же, сколько и он!