Ульяна Гринь - Серая мышь на тропе войны

— Спасибо вам большое. Я ведь здесь всего два дня, еще не успела освоиться.

— Приятного вам дня, госпожа Ольховская, — Федор встал навытяжку и даже посуровел с лица. — Обращайтесь, мы всегда к вашим услугам.

Я постаралась соответствовать и тоже кивнула чопорно:

— Спасибо еще раз.

И вошла в калитку.

Парень-охранник мне понравился. Он, похоже, был человеком простым и добродушным, не таким, как его коллега. Ну да ладно, пока надо выбросить его из головы и заняться устройством Крохи. В дом я ее не принесу. Мало ли… Погонят нафиг кошку и меня с ней, зачем рисковать? Лучше поселить Кроху в избушке, а потом потихоньку познакомить с Вадимом и остальными.

Я быстро пошла к домику в глубине сада, оглядываясь, не видит ли меня кто, а потом вдруг остановилась. Чего я дурью маюсь? Я здесь на правах законной жены, только Вадим имеет право что-то сказать против, а все остальные вообще поперек слова не должны говорить. Хотя… А вдруг Вадим не любит кошек?

Почувствовав остановку, Кроха подняла голову, осмотрелась, а потом потянулась к моему лицу, щекоча усами. Потыкалась мокрым носом и лизнула в подбородок. Маленькая моя… Нет, в избушку. Не буду рисковать. А кошке и там будет хорошо. Печка на вид крепкая, видно, не слишком пострадала, может, и затопить удастся, а тогда вообще благодать для кисы зимой!

В домике было сумрачно, пыльно, пахло необжитостью и пустотой. Мягкий аромат муки, пряный — лука, резкий — железа. Прикрыв за собой дверь, я опустила Кроху на пол и огляделась. Мука стояла в бумажных мешках у стены, в углу висели стручки бежевых колготок, набитые горошинами репчатого лука. Печь строго смотрела на меня глубокими горнушками, зевая распахнутым устьем. Нечищеная, небеленая, заслонка ржавая… Зато и ухват, и чапельник есть, кочерга вон в углу валяется. Работы хватит, чтобы все это в порядок привести. Без хозяйки совсем в запустение пришла печка, а ведь когда-то кормила и обогревала целую семью…

Неплохо было бы прочистить дымоход, сажи там, небось, хватит, чтобы всю нашу деревню превратить в бесов. А еще накормить Кроху. Нет, сначала кошка, а потом печь.

— Сиди здесь, никуда не убегай! — строго сказала я в направлении подпечья, куда спряталась моя новая подружка, и вышла. Дверь закрыла, чтобы Крохе не пришло в голову снова искать развлечений на свой хвост.

Теплое солнце покрывало кроны деревьев светлой пенкой, похожей на кофейную. С каким удовольствием я бы пошла в такой погожий день собирать ягоды! Наверное, и грибы уже появились по краям полян… Эх, а я тут сижу, кошек спасаю, печь белить собираюсь! Поднявшись на террасу, я усмехнулась сама себе. Молчи уж, Васса. Кто решил ехать к тетке? Кто решил помочь незнакомому алкашу? Кто принял выгодное предложение фиктивного брака? Вот и не жужжи теперь.

На кухне еще никого не было. Интересно, а у Антонины тоже выходной? Может, она совсем не придет? Открыв холодильник, я взяла бутылку молока и пробежалась взглядом по полкам. Колбаса и сыр, что еще нужно кисе? Твердый сыр оказался завернут в пергаментную бумагу, а несколько тонких пластинок докторской лежали в прозрачной пластиковой коробочке с крышкой. Я достала все, быстро нарезала на кусочки и положила в тарелку, которую нашла в шкафчике. Налила молока в плошку. Чуть ли не на цыпочках пошла к выходу.

И совершенно ожидаемо наткнулась на своего мужа.

Слегка небритый, с помятым лицом, в кожаных тапочках и в блестящем халате до колен, открывавшем волосатые лодыжки, Вадим прищурился и хрипло сказал:

— Привет. Как спалось?

— Привет…

Я попыталась спрятать за спиной тарелку с плошкой, но Вадим только хмыкнул:

— Это что, для ежиков?

— Нет, — пробормотала я, чувствуя, как лицо заливает жаром. Ох, ну почему я попалась ему на глаза именно сейчас? И почему он так меня смущает, почему заставляет мямлить и краснеть?

— Для тебя? — подозрительно спросил он, заглядывая в посуду. — Ты это ешь вот так?

— Для Крохи, — выдох. Вдох. Сейчас будет вопрос — а кто такая Кроха? Но его не последовало. Вадим только поднял брови и прошел мимо к кофеварке. Включив ее, бросил:

— В полдень начнем жарить шашлыки. Сумеешь сделать какой-нибудь салатик? Антонина оставила что-то в холодильнике, я бы порезал помидоры, но раз уж ты здесь, приготовь чего-нибудь.

— Хорошо, — кивнула и выскользнула из кухни. Господи Боже, дай мне силы привыкнуть к мужу и не смущаться в его присутствии! Хотя мне больше бы помогло, наверное, его внимание ко мне, как к женщине… Атак— непонятно, кто я и зачем тут торчу…

Крохи в домике не оказалось. Вот шило в жопе! Ведь сказала же ей — не уходи! Ладно, надо поставить еду и воду и не закрывать дверь. Вернется, если не дура. А я подожду и пока хорошенько вычищу под в печи…

Орудуя кочергой и найденной в уголке старой щеткой, я смела остатки углей, словно приросших к кирпичам, и золу на пол. Надо бы где-то раздобыть железный лист да прибить его к доскам перед печью, чтобы, не дай Боже, не подпалить углями. После этого я пошла искать лестницу, чтобы забраться на крышу и глянуть в трубу. И ведь искала, балда стоеросовая, пока не додумалась спросить у Степана Ильича.

Он был в своей вотчине: чем-то средним между мастерской и совхозным ангаром. В сарае были открыты ворота, а мужичок, одетый по-простому в растянутый свитер и рабочие штаны, как все мужчины у нас в деревне, прилаживал широкую лопату на черенок. Был Ильич бородат, угрюм и серьезен. Чисто дед Аксентьев за ремеслом. Поэтому я позволила себе тихонько окликнуть Ильича, стуча по кромке ворот:

— Здрасьте! Помощь мне нужна.

Он глянул блеклым глазом из-под кустистых бровей — прям брежневские! — и прищурился:

— День добрый. Я завсегда пожалуйста!

— Мне бы лестницу…

— Какую такую лестницу?

— Деревянную… Ну, чтоб на крышу залезть.

Старик аж глаза раскорячил:

— На… какую крышу?

— Да на ту, — я неопределенно махнула рукой и улыбнулась. Ильич покрутил головой, пробурчал:

— Вот еще чудеса! На крышу… Теперь они еще и по крышам лазиют…

Но пошел куда-то за постройку, чуть подволакивая правую ногу. Ну очень похож на деда Аксентьева! И ворчит так же, и делает, несмотря на ворчание.

— И ершик бы мне еще! — спохватилась вдогонку.

— Какой такой ершик? — пробурчали из-за сарая.

— Ну… ершистый? — неуверенно ответила я.

— Матерь Божья.

Ильич показался с крепкой, грубо сколоченной лестницей, которую волочил одним концом по траве:

— А ершик-то зачем? Да еще ершистый.

— Есть иль нету? — начала сердиться я. — Если нету, так и скажите, неча зазря человека путать!

— Так какой ершик-то? Туалетный, или рыба вот еще есть…

— Трубу чистить!

— Так бы и сказали, — снова буркнул дед и пошел вглубь сарая, зашебуршал там по полкам. Вернулся с железным ершиком на длинной палке и вручил мне:

— Вот. Пойдет?

— Пойдет, — обрадовалась я, подхватила тяжелую лестницу под мышку и добавила: — Спасибо, Степан Ильич!

А он аж сбледнел с лица, забормотал:

— Неужто сами полезете? Да вы что! Трубу чистить — это надо вызывать людей! Куда вам самой-то?

— Да будто ни разу не чистила! — весело откликнулась я, шагая по направлению к избушке.

— Убьет Петрович… Ой, убьет… — послышалось сзади.

Убьет! Вот еще ерунда! Во-первых, не убьет. Во-вторых, просто не узнает.

18 сентября

— Прости, но ты с ума сошла?!

Я вздрогнула, едва не уронив ершик в трубу, схватилась рукой за конек крыши и сумела не свалиться с лестницы. Глянула вниз, на разъяренного Вадима, и укоризненно покачала головой:

— Нельзя же так пугать! А если бы я упала?

— Слезай немедленно!

— Вот сейчас закончу и слезу.

— Чем ты там вообще занимаешься?

— Трубу чищу, — я пожала плечами и снова принялась шуровать ершиком в дымоходе. Сажа осыпалась с легким шорохом, еще чуть-чуть и все будет готово. Но Вадим рявкнул снизу:

— Слезай! Надо было вызвать мастеров! Аты дурью маешься!

Вытащив ершик, я сбросила его на траву, с удовольствием наблюдая за великолепным скачком Вадима вбок. Муж вышел из дома в легком спортивном костюме с лампасами на штанах и с молнией на куртке. Надо сказать, смотрелся он очень и даже очень! Я покраснела снова, подумав о том, какой все-таки он интересный мужчина, но тут же одернула себя. Не о том думаешь, Васса! Сейчас достанется от этого интересного мужчины на орехи…

Неловко слезла с лестницы. Будто вмиг растеряла ловкость и навыки, только Вадим появился. Ох, надо что-то с этим делать… Встала перед мужем растерянной, виноватой девочкой, а он покачал головой:

— Нуты даешь! Куда полезла? Не хватало еще переломать руки-ноги…

— Да я осторожно, — попыталась оправдаться, но Вадим просто взял меня за локоть и повел к дому:

— Иди прими душ и переоденься. Шашлыки уже на углях, я вообще должен за ними следить, а вместо этого тебя с крыши снимаю.

Будто тятя на меня заругался… Так же добродушно заворчал, притворно сердясь. И я улыбнулась, опустив лицо, чтобы Вадим не заметил.

У беседки вовсю дымился мангал. Запах жареного мяса тревожил ноздри даже в доме. Когда я принимала душ, переодевалась, заплетала косу, все время слышала аромат шашлыка, и мне казалось, что сегодня праздник. Дома только по праздникам кололи свинью. Целый день чистили, резали мясо, солили, коптили, а потом праздновали. То рождение ребенка, то Троицу, а когда и поминки помогали справлять. А тут… Захотел шашлыков — взял мясо и пожарил. Захотел устроить праздник — взял бутылку вина и позвал друзей… Другая жизнь, другие мысли, другие мечты…

Вадим кивнул мне почти весело:

— Давай, я тут притащил, что нашел в холодильнике.

— Налить вина, Васса? — раздалось из плетеного кресла под кустом давно отцветшей сирени.

Я непроизвольно вздохнула. Леня щурил глаза, глядя на меня почти как кот на воробья. До дрожи!

Кивнув ему, я подошла к столу. Миска, тарелки, острый даже на вид нож, огромная деревянная доска. Помидорки, огурчики… Просто весенний салат? Скучно. Что тут еще есть? Капуста какая-то странная, я такой не видела еще. Перец, соль, бутылочки с соусами разных цветов…

— Вы любите острое? — спросила я у Вадима. Тот перевернул несколько шампуров с мясом и усмехнулся:

— А как же!

Ну вот и хорошо. Побалую, значит, мамиными битыми огурцами.

— Держи, — Ленина рука поставила передо мной пузатый бокал, наполовину полный рубинового вина.

— Ты хам, Леонид! — засмеялся Вадим. — Даже не спросил, какое вино девушка предпочитает.

— Под шашлык пьют красное.

— У нас аперитив.

— На аперо не пьют вино.

— Значит, ты дважды хам.

Качая головой, я взяла бокал и отпила немного вина. Терпкое. Поставила бокал на стол и громко сказала обоим:

— Я не пью. Ни вино, ни аперитив ваш, ничего. У вас есть сок?

Молчание было мне ответом, пока я нарезала огурцы. А потом Леня вернулся из дома, и передо мной появился стакан ярко-желтого сока.

— Спасибо.

— Не за что, принцесса Персик.

Еще и издевается. Какой я ему персик? Но Вадим хмыкнул, возясь со своими шашлыками, а значит, это смешно. Спросить? Нет, опять будут смотреть на меня, как на дурочку. Лучше потом у Ларисы узнаю как-нибудь. Я закончила выскабливать семечки из половинок огурцов и принялась давить твердые хрустящие полоски лезвием ножа. Сейчас замаринуются, полчаса будет достаточно. Сложила их в мисочку, посыпала перцем, солью, полила уксусом и каким-то соусом, показавшимся мне поострее. Перемешала. Обернулась:

— Ну вот, скоро будет готово.

Леня покачал головой:

— Суровая челябинская девушка, зачем ты так с огурцами?

— Красноярская, — вежливо поправила его я. — Это битые огурцы. Их надо бить. Вадим поперхнулся:

— Бить огурцы — это прямо пятьдесят оттенков овощей!

И оба засмеялись, будто опять удачно пошутили… Я только плечами пожала. Название как название, я его не придумывала. В запале и обиде взяла вторую миску и принялась нарезать маленькие помидорки. Кромсала их, словно они были виноваты в моем невежестве. Злость вымещала.

И вдруг…

— Ох ты ж ептвою!

Вопль Вадима напугал меня, нож скользнул по пальцу, и кровь брызнула на доску и помидор. Я схватилась за рану, зажала ее и обернулась:

— Да чего вы все время орете?!

— Что это такое? — рыкнул Вадим. Я увидела Кроху, секунду назад ластившуюся к его ноге, а теперь распластавшуюся по земле в ужасе.

— Это кошка, — вежливо просветил его Леня.