ГЛАВА 15

Теодосия повернула фитиль лампы, увеличив яркость, и уселась в кресло, стоящее на значительном удалении от такого же, занятого Хэммондом. Они провели день вместе: ездили к Волшебной горе, гость загадывал желание, она не стала. День закончился, опускалась ночь.

Было ли это лишь ее воображением, или кровать действительно как будто становилась больше? Каждый раз, когда она смотрела на нее, та, казалось, увеличивалась, словно напоминая, что ее ждет.

Трепет испуга пробежал по ее телу.

Сложив руки на коленях, разглядывала гостиничный номер, словно никогда раньше его не видела. И он, в самом деле, выглядел другим: ни пояса с оружием, ни черной шляпы на вешалке, ни сапог посреди комнаты. В шкафу остались ее платья, но, ни одной мужской рубашки, на комоде вразброс лежали некоторые из ее драгоценностей, кружевной носовой платок и сумочка, но не было кинжала в чехле.

Даже пахло по-другому: исчезли аромат солнечного света, блеск стали, запахи кожи и тяжелого труда — узнавались лишь ароматы цветочных духов и резко пахнущий одеколон Хэммонда. В комнате не осталось ничего, что бы напоминало ей о Романе.

— Теодосия, пожалуйста, не волнуйтесь. — Хэммонд попытался успокоить ее, но не мог удержаться от нетерпеливых мыслей, когда же она, наконец, позволит ему лечь с ней в постель.

— Как джентльмен, буду терпеливо ждать до тех пор, пока вы не почувствуете, что готовы для исполнения своих планов. Мы… Он резко осекся, когда звук колес повозки проник в комнату. Повернувшись к окну, заметил попугая в клетке и догадался, что это он производит такой звук. Иоанн Креститель выбросил на подоконник ореховую скорлупу и плеснул водой.

— А тебе известно, что настоящему Иоанну Крестителю отрубили голову? — воскликнул он.

Хэммонд поднялся и подошел к окну.

— Psittacus erithacus. Какой великолепный экземпляр африканского серого. От кого он услышал историю Иоанна Крестителя, Теодосия?

Обрадовавшись тому, что попугай отвлек их, Теодосия расправила шоколадно-коричневые юбки.

— Его имя — Иоанн Креститель, а что касается того, что он только что сказал, то это Роман рассказал ему эту историю в момент гнева. Они порой не ладили друг с другом. — Улыбнулась, вспомнив не только привычку Романа спорить с попугаем, как будто птица могла понимать, но и те два случая, когда он спас жизнь Иоанну Крестителю. Вспомнилась и его усмешка, вспыльчивый нрав, не имеющие себе равных мастерство выживания, безграничный здравый смысл, глубокий, низкий смех, и все его с таким трудом достигаемые мечты.

Сколько, однако, уже воспоминаний о Романе Монтана.

— Теодосия?

Она заморгала и увидела, что Хэммонд уставился на нее.

— Да?

— Мой Бог, о чем вы мечтаете? Выражение вашего лица свидетельствует о том, что вы переместились в другой мир.

«Другой мир, — подумала она, — да, вместе с Романом».

— Задумалась о Бразилии. — Снова разгладила юбки.

Хэммонд кивнул, но не поверил: ему было известно и о Бразилии, и о достопочтимом докторе Юджине Уоллэби. Но не ученый и не жук Пиндамонхангаба заполняют ее мысли; они о длинноволосом дикаре, с которым вместе разъезжали по округе. Какой раздражающей помехой оказался этот бандит! Даже когда его не было рядом с Теодосией, все равно оставался в ее мыслях. Конечно, то, что она сейчас в той же комнате, в которой они проводили время вместе, усугубляло дело, рассуждал про себя Хэммонд, без сомнения, ей он виделся в каждом углу.

— Что ж, — продолжил он, — пока вы замечтались о Бразилии, я интересовался, как ваш попугай перенес путешествие по Техасу.

— Хорошо, Хэммонд, спасибо.

Иоанн Креститель клюнул решетку клетки.

— Vulgare amici nomen, sed rara est fides.

— «Слово «друг» избито, но истинная дружба редка», — перевел Хэммонд. — Очевидно, слушал латинские цитаты?

— У меня была коллекция змеиных шкур на стене спальни, — заявил Иоанн Креститель. — Хорошо, Хэммонд, спасибо.

У Теодосии появилось дурное предчувствие — как много попугай слышал из того, что говорил Роман.

— Хэммонд, пожалуйста, садитесь, чтобы мы могли…

— Я джентльмен, — прервал ее Иоанн Креститель. — Собираюсь выращивать лошадей!

— Мой Бог, да он болтлив, не так ли? — заметил Хэммонд.

Иоанн Креститель поднял правое крыло.

— Я думала о Бразилии. Разве тебе не нравится вид моего мягкого неба?

Теодосия поспешила к окну.

— Иоанн Креститель слышит очень многие вещи, и чаще всего я даже не представляю, где именно. Он…

— Когда приехала Флора, женщина больше ни разу не появлялась, — продолжал Иоанн Креститель.

Хэммонд наклонился ближе к клетке, чтобы получше разглядеть птицу.

Попугай издал свой обычный клич.

— Почему, черт возьми, он говорит о свекле? Я прикрою свою пульсирующую мужественность полотенцем.

Хэммонд открыл рот. Птица имитировала Романа Монтана, догадался он. Ругательство и неприличное сексуальное замечание убедили его в этом.

Пульсирующая мужественность. Хэммонд ощутил прилив завистливого гнева.

— Очаровательная птица, — выдавил он, — просто очаровательная.

— Я рассказал Флоре о своей мечте превратить ферму в лошадиное ранчо, — провозгласил Иоанн Креститель, — и она ответила, что мой план — это воздушный замок.

Теодосия быстро прикрыла клетку салфеткой. Попугай тут же запротестовал, плеснул на нее водой.

— Слышал, что сходят с ума, слепнут или вырастают волосы на ладони. О-о-к! Она была матерью Секрета, а его отцом английский чистокровный Дрис-колла.

От Хэммонда не ускользнуло выражение ужаса в глазах Теодосии и поспешность, с которой она накрыла клетку. Попугай явно повторял то, что слышал от Романа в прошлом, и Теодосия определенно считала эти сообщения исключительно личными.

Он выпрямился и повел ее обратно к креслу.

— Дорогая, как вы себя чувствуете?

Она точно знала, что он имел в виду. Хэммонд был готов приступить к исполнению своей непосредственной функции.

— Я…

— Хотите еще немного побеседовать?

Его предложение доставило ей мгновенное облегчение.

— Да, да, конечно. Он улыбнулся.

— О чем будем говорить? Мы провели вместе весь день и уже обсудили множество тем. — Он окинул взглядом комнату, делая вид, что обдумывает возможную тему беседы. — Почему бы не поговорить о некоторых вещах из тех, что упоминал ваш попугай? Хочу сказать, что довольно поразительно. Что это за лошадиное ранчо? И откуда он знает кого-то по имени Флора?

Она избавилась от необходимости отвечать, когда кто-то постучал в дверь.

— Извините. — Встала и подошла к двери. — Не заперта, но не открывается, — сказала она, когда ручка не повернулась.

Стоя в коридоре, Роман схватился за ручку и открыл дверь.

Теодосия обрадовалась его приходу — они не виделись с самого утра, и хотя высказанное им отношение к возможному провалу ее планов продолжало причинять острую боль, она думала о нем весь день.

— Роман.

Ему еще не случалось видеть ее в этом платье, надетом сегодня вечером. Того же цвета, что и глаза, оно смотрелось великолепно на фоне бледной кожи и золотистых волос. Нарядилась ли специально для Хэммонда и снимет ли его при нем?

Он знал, что не следовало приходить в комнату, но не смог удержаться.

— Кое-что оставил из вещей в ящиках комода. Могу забрать?

— Можете, — надменно фыркнул Хэммонд, но осекся, когда ледяной взгляд голубых глаз разрезал комнату и вонзился в него.

Не сводя глаз с Хэммонда, Роман вошел в комнату — кольты покоились на бедрах. Неторопливо достал рубашку, бритву и черный платок из ящика комода.

Хэммонд несколько раз кашлянул, желая привлечь внимание Теодосии и подавляя мстительную улыбку.

— Пока мистер Монтана собирает свои вещи, почему бы вам снова не присесть, чтобы продолжить прерванный разговор, моя дорогая? Некоторые из затронутых тем — леди по имени Флора, несбыточная мечта о преобразовании фермы в лошадиное ранчо и чистокровном жеребце, принадлежащем Дрисколлу, — могли бы обсуждать и дальше, не так ли?

Роман застыл, как столб. Казалось, одни глаза еще излучали жизнь. Он смотрел на единственного в мире человека, которому доверился.

Теодосия — и она предала его.

Отчаяние и ярость поразили ее, словно молния.

— Роман, ты не пони…

— Все понимаю, мисс Уорт.

Ненависть и презрение отразились в его глазах, но не они явились причиной ее горя, а сильная боль, которую так и не удалось скрыть Роману.

Теодосия бросилась к нему, отчаянно желая рассеять подозрения, — он прошел мимо и остановился у двери.

— Сегодня встретил человека, который предложил работу в Морганз Гроув. Пришел за своими вещами, потому что уезжаю из Энчантид Хилл.

Страх поразил Теодосию: она оперлась на крышку комода, чтобы сохранить равновесие, затем снова направилась к нему, но остановилась — его взгляд выражал все его чувства.

Только сейчас почувствовала, что испытывали его враги, сталкиваясь с ним.

Роман вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

— Теодосия, что случилось? — спросил Хэммонд, прикидываясь совершенно недоумевающим. — Мистер Монтана, похоже, чем-то раздражен. — Он подошел к девушке, положил руку ей на плечо.

— Теодосия?

Она молчала — отчаяние сдавило ее, будто гигантские клещи.

— Теодосия, что…

— Надо остановить его, — прошептала она. — Остановить! — Бросилась к двери и схватилась за ручку, тянула, толкала и стучала по ней, но никакого результата. — Хэммонд, помогите же открыть!

— Конечно. — Подойдя, он неторопливо осмотрел ручку, медленно взялся за нее и несколько раз подергал. — Не имею понятия, почему управляющий не починил…

— Хэммонд, пожалуйста!

Минут десять он старательно делал вид, что открывает дверь.

— Теодосия, кажется, мы заперты в этой комнате.

Она принялась колотить по двери кулаками.

— Кто-нибудь, откройте дверь! Есть там живой человек? Откройте!

Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем пришел, наконец, управляющий и открыл дверь.

— Мисс Уорт, — извинился он, — прошу прощения, забыл починить…

— Какую комнату занимает Роман Монтана? — перебила она его.

— Мистер Монтана? Был в комнате восемь, но моя жена выписала его минут пятнадцать назад.

Теодосия бросилась из комнаты, не обращая внимания на крики Хэммонда. Добежав до конца коридора, сбежала по ступенькам, пронеслась через холл и выбежала на улицу, оглядываясь по сторонам, — нигде не обнаружив Романа, побежала к конюшне, нашла свою повозку и лошадь.

Секрета на месте не было.

* * *

— Для тебя сюрприз, дорогая. — Сидя рядом с Теодосией на скамейке в городском розовом парке, Хэммонд поглаживал руку Теодосии, используя каждую крупинку джентльменского набора, привитого с детства, подавляя все возрастающее нетерпение. Теодосия не впустила его в комнату, когда Роман Монтана покинул город, оставалась в номере до сегодняшнего полудня.

Хэммонд считал, что если бы она только позволила ему выполнить услуги, для которых избрала его, давно бы забыла о самом существовании Романа Монтана. Он гордился своей сексуальной удалью: кажется, ни одна из его трех любовниц в Лондоне пока не жаловалась.

У Теодосии их тоже не возникнет, клялся он себе, хотя она и объяснила, как пройдет интимная ночь: коитус в темной комнате, Теодосия поднимает рубашку только до пояса — ни поцелуев, ни ласк, быстрое проникновение и выплескивание семени. Как нелепо, размышлял Хэммонд. С каждой минутой в обществе Теодосии желание его росло и становилось почти невозможно удержаться, чтобы не коснуться ее.

— Что скажешь?

— Сюрприз? — спросила Теодосия, теребя свою рубиновую брошь. — Как мило, Хэммонд. — Хорошие манеры предполагали смотреть в лицо Хэммонду, разговаривая с ним, она так и сделала, но не его видела: образ Романа неотступно стоял у нее перед глазами, не могла сосредоточиться ни на чем другом со времени его внезапного отъезда.

Слезы жгли глаза — она не понимала, откуда только берутся, когда уже столько их пролито?

— Теодосия, чувствую, что обязан принести извинения, и надеюсь быть понятым.

Настолько далеки были ее мысли, что прошло некоторое время, прежде чем до сознания дошло, о чем говорил Хэммонд.

— Извинение? Он кивнул.

— Понимаю, почему сказанное вечером так расстроило мистера Монтана, но, уверяю, в мои намерения не входило рассердить его, — сказал он, стараясь придать искренность голосу. — Бог мой, ведь даже говорил не с ним, а с тобой. Искренне сожалею, Теодосия, что невольно стал причиной его отъезда.