— И как же, скажите на милость, мне бы удалось выполнить подобную процедуру, если цена лошади и повозки мне не известна?

— Что? — Он хлопнул себя по лбу. — Бога ради, все, что вам нужно было сделать, это спросить Клаффа! Любой дурак додумался бы до этого! Используйте хоть каплю здравого смысла, если он у вас есть. Послушайте, вы не на какой-нибудь мирной, утонченной вечеринке среди своих изнеженных поклонников — это Техас, где полно бродяг и бандитов, которыми управляет чистейшая алчность: они таких, как вы, видят за версту, как акулы чуют кровь за несколько миль.

— Мистер Мон…

— Доктор Уоллэби платит мне за то, что согласился сопровождать вас до Темплтона, и я доставлю вас туда в целости и сохранности. Если не сделаю этого, то не получу и ломаного гроша из тех денег, которые он должен мне за работу. Когда приедете в Темплтон, то можете прилепить свое золото куда угодно, напоказ всем ворам на свете, мне плевать. А сейчас дайте мне эту чертову сумку, пока кто-нибудь не свернул вашу хорошенькую маленькую шейку за нее. — Он выдернул у нее сумочку.

— Мистер Монтана! Вы… — она осеклась; у нее и голове роилось множество мудрых слов, которые хорошо ей служили в прошлом. — Aequam servare tentem, — пробормотала она. — Да, Aequam servare tentem.

В глазах Романа вспыхнул огонь — он из кожи кон лезет, чтобы защитить ее богатство, а она оскорбляет его иностранными ругательствами!

Ему показалось, что они были французскими, так как немного напоминали слова любви, которые однажды шептала французская шлюха.

— Я не говорю бегло по-французски, мисс Уорт, но узнаю оскорбление, когда слышу его, — самодовольно отрезал он. Повернувшись к ней спиной, взял несколько монет из сумочки, вышел из конюшни и подал их Клаффу. — Тридцать долларов, Клафф. Лошадь и повозка не стоят больше двадцати пяти, но я даю тебе чаевые за то, что пришлось терпеть мисс Уорт.

Теодосия вышла из конюшни, когда Роман начал грузить ее багаж на повозку. Сквозь тонкую ткань его бежевой рубашки она видела мускулы на руках, плечах и спине, которые ритмично вздувались, перекатывались, затем вытягивались, словно он работал под звуки какой-то изящной мелодии.

И только когда он потянулся за самым большим из ее сундуков, она вышла из состояния сосредоточенности.

— Мистер Монтана, этот сундук ужасно тяжелый: понадобились усилия двух мужчин, чтобы доставить его со станции. Если вы поднимете его один, то что-нибудь повредите.

Такая забота застала его врасплох: он развернулся в пыли и посмотрел на нее — незнакомое тепло нахлынуло на него, куда более нежное и приятное, чем солнечные лучи.

С какой стати ей волноваться, что с ним что-то может случиться, пытался он понять, по, возможно, она не волновалась, и все это ему просто показалось? В конце концов, он для пес не более чем провожатый.

Боже, должно быть, выпил больше виски, чем собирался, совсем не в его правилах фантазировать о женских чувствах.

— Возможно, ваш друг мистер Клафф поможет вам, — добавила Теодосия.

«Друг?» — подумал Роман, глядя на Клаффа. Он был хорошим человеком, но Роман никогда не считал его другом.

По правде говоря, у него никогда не было настоящего друга, как и возможности или времени завести его.

— Мистер Монтана, вы слышали, что я сказала? — спросила Теодосия. — Мистер Клафф мог бы…

Не закончив фразу, она ахнула, увидев, как он поднял сундук с земли, будто набитый перьями.

— Вы купили все припасы, о которых я вам говорил? — спросил Роман, разместив сундук на повозке.

Подняв юбки, она подошла к повозке и взобралась на нее. Никогда не питая особого пристрастия к множеству нижних юбок, как делало большинство женщин, она без особого труда разместилась на деревянном сиденье, взяла поводья, указав на маленькую кучу покупок.

— Продовольствие там, мистер Монтана. Роман погрузил провизию.

— Vamanos, — произнес он, улыбнувшись про себя: она знала французский, зато он — испанский.

— Si, — ответила она. — Ahora que estamos listos comencemos nuestro viaje.

— Что она сказала, Роман? — спросил Клафф.

— Я сказала, мистер Клафф, — ответила Теодосия, — что мы готовы отправиться в путь. И, мистер Монтана, Aequam servare tentem на латыни означает «сохранять спокойное состояние ума». Я намереваюсь серьезно обдумать цитату во время нашего с вами путешествия. Советую вам сделать то же самое.

Роман скрестил руки на широкой груди.

— Да? Позвольте уточнить, что вы можете сделать со своим советом, мисс Уорт?

— Нет, не позволю. — Ее пальцы побелели, сжимая поводья — самообладание дрогнуло. — Мистер Монтана, я всегда старалась сохранять контроль над собой в любой ситуации. Однако, проведя всего несколько часов в вашей компании, обнаружила, что не только раздражена, но и не могу владеть собой.

— Мозг нашего маленького гения потерял немного спокойствия, а?

Она вгляделась в его живые голубые глаза — и не хватило сил оторваться от их взгляда.

— Как приятно, что вы уже усвоили слово «неистовствовать», которое означает «проявлять ярость, несдержанность». Придется часто использовать его в течение последующих трех дней, и ваша осведомленность избавит меня от необходимости объяснять это вам.

Ее интеллектуальный сарказм порвал последнюю ниточку терпения, которая еще теплилась у Романа, — к черту деньги, которые он должен получить от доктора Уоллэби за доставку этой женщины в Темплтон! Можно заработать их и здесь, в Оатес Джанкшен, расширяя комнаты!

— А путешествие в Темплтон в одиночку, мисс Уорт, избавит меня от беспокойства сопровождать вас. — Он со злой усмешкой швырнул сумочку с золотом ей на колени.

— Но я не знаю, где…

— Разве? А я думал, вы знаете все. Что ж, всегда легко спросить дорогу у индейца команчи — как бы по пути не встретились с несколькими из них. А то и банда чернокожего Бланко поможет: слышал, они убежали из тюрьмы и снова принялись за свою обычную работу — грабить, убивать и насиловать всех, кто носит юбки; их нетрудно узнать, мисс Уорт, по белым лошадям и черной одежде.

Теодосия не показала и тени сомнения, что все это ужасно: конечно же, она доберется до Темплтона и одна.

— Прекрасно. Когда я окажусь в Темплтоне, следует ли мне информировать доктора Уоллэби, что вы больше не работаете на него?

— Догадается сам, когда я не появлюсь.

— До свидания, мистер Монтана. И всего наилучшего вам во всем, что вы делаете.

Теодосия обернула тесемки бархатной сумочки вокруг талии и пустила лошадь рысцой, оставив Романа и Клаффа в облаке пыли.

— Она направляется на север, — протянул Клафф, все еще жуя соломинку.

Роман усмехнулся.

— Знаю.

— Темплтон в сотнях миль к югу отсюда.

— Конечно.

— Она напичкана всякими там книжными премудростями, но здравого ума кот наплакал.

— Точно, — продолжая ухмыляться, Роман повернулся и направился было к салуну. Но один лишь взгляд на продовольственную лавку погасил его усмешку, заставив резко остановиться, — совсем забыл о трех бандитах.

Они исчезли.

И все инстинкты Романа подсказывали — учуяли запах золота.

Он нашел ее повозку в пятнадцати минутах езды от города, остановленную рядом с зарослями хурмы. Чемодан с золотом все еще лежал на ней.

Но Теодосии рядом не было.

— Ну вот, Секрет, — пробормотал он жеребцу, — Снова вернулись к тому, с чего начали, — к заботе о женщинах, а это означает, что сейчас я такой же дурак, как и был тогда, — черт бы побрал эту глупую, упрямую бабу!

Несмотря на раздражение, его тревога усиливалась.

Он быстро спешился и привязал Секрета к задней части повозки. Вытащив оба кольта, пошел по следам, ведущим в рощу, и вскоре наткнулся на шелковый белый лоскут, окаймленный кружевом, валявшийся на земле скомканным возле упавшего бревна, весь в пятнах, похожих на кровь.

Он сунул его за пояс бриджей и углубился в рощу. Залитая солнцем хурма сменилась густыми зарослями ивы и хлопчатника, росших возле грязных болотец с вонючей водой. Затхлый запах гниющих растений наполнил ноздри, почему-то еще больше усиливая его беспокойство. Ускорив шаги, вскоре оставил рощу позади и вышел к покрытому листьями склону.

У подножия его лицом вниз лежала Теодосия.

Торопясь добраться до нее, Роман заскользил по густому слою листвы, закончив спуск на животе. Когда же, наконец, остановился, то оказался нос к носу с изумленной Теодосией.

Она сняла свою шляпку — золотые волосы растеклись по плечам, словно потоки растаявшего масла, такие же мягкие на вид; он едва не протянул руку, чтобы коснуться их, но порыв прошел, когда вспомнил, почему оказался здесь: готовился увидеть ее раненой или мертвой, но на женщине не было ни единой царапины, напротив, она смотрела на него ясными, удивленными глазами, в которых не было и тени беспокойства.

— Что, черт побери, — проскрипел он, словно его горло было набито камнями, — вы делаете?

За исключением Аптона, ей никогда не приходилось близко соприкасаться ни с одним мужчиной: густые черные волосы Романа рассыпались по ее ладоням, вызывая покалывание, передающееся вверх по рукам; дыхание слышалось у ее щеки, а жар тела проникал в нее, согревая так же надежно, как и солнечный свет, струящийся с безжалостного техасского солнца.

— Мисс Уорт, — голос Романа спустил ее на землю.

— Да? — моргнув, она притронулась пальцами ко лбу и попыталась вспомнить, о чем он спросил. — Я… Боже, мой мозг затуманился. Такого со мной никогда еще не бывало.

Она села и увидела, что держит охапку ярко-красных флоксов.

— О, да. Я собирала эти…

— Я подумал, что вы мертвы! — Роман вскочил на ноги и сунул пистолеты за пояс.

Его крик вернул ее к действительности.

— Мертва, мистер Монтана? Что же могло убить меня?

Он заметил, что ее бархатная сумочка свисала с изгиба локтя, она была цела, чемодан оставался на месте, она выглядела здоровой, и Роман не решился говорить о трех грабителях: сделай это, женщина, чего доброго, расплачется от страха, а женских слез, выпавших на его долю, и без того хватит на несколько жизней.

Он выдернул запачканный кровью шелковый лоскут.

— А что я мог подумать, когда нашел вот это? А потом обнаружил вас лежащей лицом вниз здесь, на дне этого…

— Это кусочек нижней юбки. Я поранила запястье о гвоздь, торчащий из сиденья повозки, и остановила кровотечение, прижав кусочек нижней юбки к ране. Уверена, что она заживет довольно быстро и….

— Плевать я хотел на какую-то глупую царапину на запястье! Что, черт возьми, вы делаете здесь?

Она сорвала еще несколько флоксов и улыбнулась.

— Собирала и продолжаю собирать эти замечательные образцы Phlox drummondii. Он культивируется в садах Бостона, но я никогда не имела возможности увидеть, как он растет в дикой природе. Лежа на земле, намного удобнее изучать его. Меня интересуют не только видимые глазу части растений, но также и корневая система. Не хотите ли послушать занимательную историю о семействе Polemoniaceae, мистер Монтана?

— К чему мне история о какой-то семье, которой я не знаю, мисс Уорт? И какое, к черту, отношение это имеет к цветам?

Она мягко улыбнулась и подняла алые соцветия.

— Флокс принадлежит к семейству Polemoniaceae. Это не человеческое, а растительное семейство.

— Растительное семейство? — Он посмотрел на ее цветы, затем дотронулся до трех из них. — Не говорите ничего — это цветок Папа, это Мама, а это Малыш…

— Прошу прощения, если прерываю ваш остроумный поток. Видите ли, мистер Монтана, растения и животные классифицируются…

— К черту весь этот научный вздор! Возвращайтесь к повозке.

— Но я собиралась рассказать занимательную историю. В 1833 году шотландец по имени Томас Драммонд посетил этот район, чтобы пополнить обширную коллекцию образцов. Он собрал более семисот представителей флоры. Вот эти, — сказала она, поднимая цветы, — понравились ему в особенности. Поэтому он послал семена в Эдинбург, а оттуда растения распространились по всей Европе. В конце концов, достигли Бостона и Нью-Йорка, где стали довольно дорогими. Жители Новой Англии, видите ли, неверно считали, что это редкое и благородное растение, завезенное из Европы. Прошло несколько лет, прежде чем стало известно, что это скромный, местный обитатель республики Техас. Ну, скажите, разве это не самый забавный анекдот, который вы когда-нибудь слышали?

— Безумно смешно. А теперь возвращайтесь к повозке.

— Томас Драммонд умер от холеры.

— Печально. Теперь возвращайтесь к повозке.

— У меня создалось впечатление, что вы не хотите сопровождать меня в этом путешествии, мистер Монтана. — Она осторожно поднялась с земли, стараясь не помять флоксы. — До сих пор у меня не возникло ни малейшего затруднения с моей поездкой.