Под ней не страшны никакие непогоды, торнадо, землетрясения. Поэтому я не жалею об утраченном. Помню, но не вспоминаю. Водопад проверил нас на прочность, мы выдержали его испытание, мы теперь посвященные, и нам ничего не страшно. Верно?

— Я-то ничего не боюсь! — авторитетно заявил Ричард Стоун, высоко задрав испачканный в шоколаде нос. — Я на любую гору залезу! Мне мама сказала, что с этой штучкой можно куда угодно забраться и ничего не случится! — Он попытался вытянуть из-под салфетки красный камешек, спрятанный под воротом на тонком шнурке.

Аннабел рассмеялась, перехватила маленькую ручку, перемазанную шоколадом и мороженым, и принялась стирать с нее следы десерта.

— Значит, мы туда не пойдем, Гарри? — негромко спросила она мужа.

— Духи там больше не живут. Давай лучше пойдем к нашему горному священнику. Которому мы давали обет? Помнишь — какой?

— Я все помню, дорогой. — Глаза миссис Стоун просияли счастливым блеском.

А утром Гарри, посадив маленького Ричарда на плечи, взял Аннабел за руку и повел семейство на смотровую площадку, с которой открывался лучший вид на горы, с которой слышалось лучшее в мире эхо.

Край обрыва. Муж, жена и мальчик.

— Я люблю тебя! — кричит Гарри.

И эхо вторит ему.

— Я люблю тебя! — кричит Аннабел.

И мальчик радостно повторяет:

— Мама, я люблю тебя! Папа, я люблю тебя!

И эхо многократно подтверждает тройственное признание.