Мария Литошко - Сердце Анны

В эту минуту Анне показалось, будто дорога жизненного пути для неё и Томаса начинает пропадать, меркнуть и подводит их к отвесной скале, за пределами которой лишь пропасть. Таким для неё виделось чувства замешательства и безвыходности, в которых нет мира идей. Подобные моменты очень частые, хотя и нежеланные гости всех существующих людских жизней. И, сталкиваясь с ними, всегда кажется: всё, вот он, конец, здесь всё и закончится. Эти мысли определённо точно посещали каждого человека, и Анна не стала исключением.

– Ты была рождена не для того, чтобы стать прислугой. Твой отец дал тебе воспитание леди. Он бы не одобрил идею работать служанкой, – спокойно ответил Том.

– Но разве у меня есть выбор?

– Скажи, что ты умеешь делать лучше всего?

– Я в совершенстве владею игрой на фортепиано. Могу исполнить, что угодно! Я умею петь, и если все те, кому доводилось меня слушать, не лукавили, пою я красиво. И ещё я танцую. Меня обучили всем самым популярным танцам, необходимым для истинной леди, – перечислила Анна, озарённая улыбкой приятных воспоминаний. – Все эти занятия мне по душе и сейчас. Для меня они приносили радость, гостям – удовольствие, а родителям – гордость. Но кому это может пригодиться? Даже не представляю…

Анна совсем поникла. Её сознание не рождало идей, даже не смотря на усилия раздумий.

– Нет, твои умения – не просто украшения твоей личности. Они могут пригодиться! – оптимистично и подбадривающе возразил Томас. – Есть места, где подобные таланты очень необходимы и ценны: театр или что-то близкое к этому.

– Мне нравится! И как я сама не подумала об этом? – вдруг оживилась Анна. – Теперь есть хоть какая-то ясность! Утром, сразу же после завтрака, приступим к поискам! Действительно, мне по душе работа из рода искусства, нежели кастрюли и тряпки.

Напряжение и страх очередного шага в пустоту, покрытого неизвестностью, ушли, словно недолгий дурной сон. Дорога жизни вновь стала приобретать очертания и светлую видимость.

Всю ночь Анна пробыла в будоражащей её сознание интриге и ожидании следующего дня, которые не позволили ей забыться в глубоком и безмятежном сне. Проснулась она рано. Но не смотря на то сильное нетерпение, побуждавшее её немедленно подняться и поспешить на поиски работы, Анна не стала будить Тома и тихо продолжила лежать в своей постели.

– Мы живём здесь уже три месяца, но я ещё ни разу не слышал, как ты поёшь, – неожиданно, но тихо зазвучал голос Томаса, пробившийся сквозь немую тишину.

– Действительно – ни разу, – совсем не удивившись и не вздрогнув от внезапного вопроса, ответила Анна, продолжая глядеть над собой. – Я больше не пела, когда узнала о гибели родителей. Что-то замкнулось тогда в моей душе, и в сердце перестала звучать музыка счастья. Мне хотелось лишь плакать и кричать от горя – ничего более.

– А вдруг теперь ты уже не сможешь петь так, как раньше, тем более – людям?

– Нет, думаю, смогу… Уверена, что смогу! Горечь внутри меня стала остывать, обретая холодное спокойствие. Благодаря тебе, Том! Ты услышишь, как я пою, обещаю! – она посмотрела на Томаса, в самые его глаза, а затем после короткой паузы и молчания Анна откинула одеяло и поднялась с постели. – Что ж, раз мы уже не спим, тогда не станем убивать время впустую. Я приготовлю завтрак.

О Маркусе Анна совсем перестала думать, словно он был мёртв, как умирает минувшее время. Впрочем, отчасти так оно и было. Тот Маркус, которому она отдала всю возможную любовь, был всего лишь прекрасным миражом, иллюзией, а вот реальность оказалась зла. Того безупречного и очаровательного Маркуса Лоэра никогда не существовало. В сознании Анны порой пробирался его нечёткий лик. Теперь он был подобен следу, оставленному слишком ярким воображением. Но это уже перестало её тревожить. Да, в первые дни и недели было до дрожи тяжело, однако исцеление, воплощённое в образе другого человека, находилось рядом. В минуты былой слабости, настигавшей Анну совсем неожиданно, входя в дверь её мыслей без стука, она находила силу в глазах Томаса, ставших теперь совсем родными. Та магическая сила, которая связывала их взгляды, создавала прочную и неразделимую связь, словно два магнита. Она была сильнее тех болезненных и ненавистных воспоминаний: все они немедля сбегали прочь, задыхаясь в тесноте её нового чувства.

А вот Маркус, как это ни покажется странным, даже будучи уверенным, что Анна погибла, с каждым днём вспоминал её всё чаще: глаза, волосы, губы, кожу, походку, голос, запах… всё! Да, он получил деньги, о которых так страстно мечтал, укрепился в желанном обществе, поселился в красивом доме, в коем теперь считался хозяином, избавился от упрёков отца, от своего неприметного и нелюбимого жилища… Но он и представить себе не мог, что делить ложе с женщиной, столь ему несимпатичной и даже неприятной, будет настолько тяжело! Исполнение супружеского долга и необходимость продолжать играть роль любящего и примерного мужа по-прежнему оставались неотъемлемыми. От них некуда было сбежать, ведь мистер и миссис Хэшми, как и их дочь, отныне миссис Лоэр, постоянно находились рядом. Пока они все оставались довольны, и его подлинное лицо и эмоции скрывала «маска», всё шло хорошо и неизменно. Маркус очень старался быть хорошим актёром, но он устал. Объятия любовниц, с которыми ему иногда удавалось встречаться тайком, не грели его так, как ему хотелось, так, как это было в самом начале брака. Вино, коим Маркус каждый день пытался залить свой разум, больше не опьяняло. Ему оставалось лишь тешиться деньгами и наслаждаться появлениями в обществе. Он желал получить эту жизнь, но назвать её счастливой не мог. Ложась каждый день в свою постель на шёлковую простыню, он ясно осознал, что был бы доволен всем этим сполна, если бы рядом с ним спала не мисс Хэшми, а Анна Рочфорд.

«Мне казалось, что судьба ко мне благосклонна, а она оказалась жестокой тварью!» – гневно думал Маркус в одну из своих бессонных ночей. – «Первый вариант был идеален, совершенен во всём, даже нужды в поиске любовниц никогда бы не возникало! У меня были бы и деньги, и самая красивая девушка на земле! Всё это уже лежало в моих руках: в одной ладони Анна, а в другой – её состояние! Но нет… Надо мной, словно посмеялись, и теперь я вынужден спать с этим противным созданием!»

Он с отвращением посмотрел на свою спящую рядом жену и, скривив лицо, будто в рот ему попался кусочек горького перца, снова отвернулся к стене.

* * *

Как и было решено, после завтрака Анна и Том оделись как можно более прилично и отправились на поиски работы. Увеселительных и одновременно пристойных мест в городе было немного, совсем немного. Самым достойным из них был большой театр, а точнее – опера.

– Сюда даже заходить не стоит, – уверенно заключила Анна. – Это опера, и я имела удовольствие слышать, как там поют. Боюсь, я не смогу петь на таком высоком уровне, – в её голосе ощутилось лёгкое сожаление.

– Тогда поищем что-нибудь другое. Мы ещё не весь город обошли, поэтому пока рано отчаиваться, – бодро ответил Том с присущим ему смелым взглядом на жизнь и обстоятельства.

И действительно, кое-что другое нашлось. Томас и Анна дошли до другой части города. Они шли так уверенно и целенаправленно, словно знали, что им нужно именно сюда! Их ноги одновременно остановились возле одного интересного и привлекающего взгляд заведения с красивой вывеской на французском языке. Надпись была исполнена каллиграфически, в золотом цвете, большими буквами с изящными завитками.

– «Кабаре мадам Гришо» – прочла Анна вслух и поглядела на окна, но ничего в них не увидела.

Секреты, таящиеся там, внутри, интригующе и, словно маня, скрывали тяжёлые бархатные шторы цвета тёмной крови.

– Если бы я не знала, что мы находимся в Англии, то, посмотрев на это кабаре, уверенно решила бы, что мы где-нибудь во Франции, – восхитилась она. – Всё выглядят очень красиво, а ведь мы ещё и внутрь не заходили!

– Мне кажется, что сейчас здесь никого нет. Стоит прийти вечером.

– Конечно, такие заведения работают вечером или ночью. Полагаю, посетителей сейчас здесь нет. Но хоть кто-нибудь обязательно должен быть!

Девушка решительно подошла к двери и довольно громко постучала. Но в ответ пришла лишь тишина. Тогда она постучала снова ещё громче и настойчивее: Анне очень хотелось, чтобы ей открыли. Вдруг за дверью послышались шаги, неохотные и медлительные.

– Мы откроемся в шесть часов! Приходите вечером, господа! – прозвучал громкий, но приятный женский голос с весьма отчётливым французским акцентом.

– Прошу прощения, мадам, но мне необходимо с кем-нибудь поговорить, желательно с хозяйкой! Будьте так любезны, откройте, пожалуйста! – попросила Анна, тесно прижавшись к двери.

– Хорошо! Пройдите к чёрному ходу. Я приму Вас там, – ответил таинственный голос.

Анна и Том молча переглянулись, обменявшись радостными улыбками, и проследовали к другому входу.

Дверь отворила женщина лет сорока с ярко-алой помадой на губах, красивым лицом, гладкой и белой кожей. Её чёрные, очень блестящие, словно шёлк, волосы были уложены в невысокую, слегка небрежную, но элегантную причёску, а у щеки легко и ненавязчиво лежал вьющийся локон. Женщина внимательно посмотрела на незнакомцев, а те – на неё.

– Ещё раз прошу простить нас за вторжение! – первой заговорила Анна. – Вы и есть мадам Гришо, или же я ошибаюсь?

– Верно, это я! Сразу понятно, что вы двое неместные, потому что меня здесь даже кошки знают, – ответила она. – На бандитов и грабителей вы не похожи, так что лучше войдите, – женщина распахнула дверь и отошла в сторону. – Здесь слишком сыро, а я одета не для такой погоды.

В маленькой и тесной прихожей с томным светом зажжённой свечи стоял узкий старенький диванчик, а напротив – крошечная табуретка с мягкой подушкой и резными ножками.

– Присаживайтесь! Вот теперь я могу слушать. Ненавижу говорить стоя.

– Меня зовут Анна Фэлд, а это мой брат Томас. Я пришла к Вам, потому что мне нужна работа, очень нужна! Я умею танцевать, петь, играть на пианино. Меня обучали этому с раннего детства. Я ничего не умею делать лучше!

– Ммм… это, конечно, хорошо! Я приветствую наличие данных талантов и умений, к тому же – профессиональных. Это восхищает! Но ты, моя дорогая, пожалуй, ещё юна, – ответила мадам Гришо. – У меня не выступают девушки моложе двадцати лет, и, что самое важное, я беру в своё кабаре исключительно француженок. В моём заведении живёт сам дух Франции, этот особый шарм, и я его очень берегу! В вас, англичанках, этого мало, недостаточно для моих требований.

– А почему же тогда Вы открыли своё кабаре именно в Бате, английском городе? – поинтересовался Том.

– Потому что в Париже, где я жила ранее, да и во Франции вообще, этим весельем уже никого нельзя удивить. Это, как ещё одна пальма среди сотни пальм, не впечатляет. И когда я поняла, что мой бизнес катится в тартарары, я тут же всё продала, собрала вещички, деньги, позвала с собой некоторых из преданных мне девушек и приехала именно сюда, ведь и в Лондоне много конкурентов. И теперь моё заведение, как одна пальма посреди дубовой рощи: очень заметно и в единственном экземпляре! Вот и вся пьеса. А теперь простимся! – женщина встала и направилась к двери, но вдруг Анна тоже резко поднялась, сделала шаг вперёд и заговорила на чистом французском.

– Прошу Вас, мадам, если Вы мне откажете в работе, то через несколько дней, в лучшем случае – через неделю, у меня закончатся деньги. Я и мой брат – мы просто умрём! – молила она. – Я ничего не умею делать по хозяйству. Никто не возьмёт меня служанкой. Вы – моя единственная надежда!

Мадам Гришо была поражена, услышав от английской девушки свою родную речь в абсолютном совершенстве.

– Знаешь, а ведь посмотрев на твою одежду, я и помыслить не могла, что ты и твой брат в такой отчаянной нужде.

– Эта одежда осталась от лучшей жизни – моё последнее напоминание о прошлом.

– Хорошо, я возьму тебя к себе! – улыбнулась мадам Гришо. – Отступлю от своей принципиальности. Ты очень красива и, как я успела заметить, умна. Думаю, ты на многих произведёшь впечатление!

Словно свежайшим воздухом лёгкие Анны наполнила радость, позволившая ей дышать свободно и легко. До этой секунды она, как-будто задыхалась в страхе – пасть на самое дно пучины неудач, которая уже и без того поглотила лучшую часть её жизни. Анна повернулась к Тому. Глаза её заискрились от осознания, что это не конец, и судьба вовсе не желает её убивать.

– Да! – сказала она ему тихим шёпотом и снова посмотрела на мадам.

– Приходи сегодня в пять часов. Посмотришь на обстановку и со всеми познакомишься. Что-то мне подсказывает, что ты станешь главным украшением каждого из тысячи предстоящих вечеров…

Ровно в пять часов Анна вошла в парадную дверь кабаре. Хотя этот вечер не должен был стать для неё дебютным, она всё-таки испытывала лёгкое волнение. Теперь Анна поняла о каком именно духе Франции говорила мадам Гришо. Девушка ощутила его, хотя в зале ещё не звучала музыка и не было ни одного посетителя. Он витал в воздухе, жил в каждой детали этого красивого и уютного зала со столиками и сценой, скрытой занавесом цвета золота, складки которого плавно ложились друг над дружкой, словно волны.