Мэдлин Бейкер - Сердце беглеца

Но, когда нас застигла песчаная буря, вернулись. Она началась как раз после того, как горсточка краснокожих украла наших лошадей и умчалась на них. Чертовы дикари! Нам потребовалось три дня, чтобы добраться до ближайшего ранчо и заполучить свежих лошадей. Три чертовых дня! Если я когда-нибудь поймаю этого ублюдка, ему придется расплатиться и за эти три дня.

– Ладно, мы будем смотреть в оба, – заверил его Хэллоран. – Вы и ваши люди можете провести ночь в домике для работников. Там вам будет удобно, шериф. Это первое строение слева.

– Очень любезно с вашей стороны, – сказал Броуди. – Доброго вечера, мэм.

– Завтрак в шесть, – добавила Рэйчел. – Можете присоединиться к нам. Добро пожаловать.

– Мы охотно примем ваше приглашение.

Как только закрылась дверь за шерифом, Рэйчел сердито посмотрела на отца.

– Па…

– Тише, дочка.

– Я не буду молчать. И не хочу терпеть в нашем доме этого ужасного человека еще целую ночь.

– Не можешь же ты выдать больного такому типу, как Элиас Броуди? Готов держать пари, что Тайри не добраться живым до Юмы.

– Это не твоя забота.

– Вот как? Он человек, Рэйчел. Не нам его судить.

– О па! – беспомощно пробормотала Рэйчел. – Тебе бы следовало стать проповедником.

– Возможно, – усмехнулся Хэллоран. – Пойдем навестим нашего больного.

Когда Рэйчел с отцом вошли в комнату, Тайри сидел на постели. В его правой руке угнездился револьвер, нацеленный прямо на дверь. Рэйчел не могла не отметить, что в сильной руке Логана Тайри оружие выглядело как нельзя более уместно.

– Я обязан вам обоим, – процедил Тайри.

– Так вы слышали? – спросил Хэллоран, садясь в изножье кровати.

– Достаточно. Я благодарен вам, и я у вас в долгу за то, что вы не выдали меня. Толстозадый никогда не довозит заключенных до тюрьмы живыми.

– Я об этом кое-что слышал, – заметил Хэллоран, бросив выразительный взгляд на Рэйчел.

– Мне все равно, – пробормотала Рэйчел запальчиво. – Этот человек беглый заключенный, и, укрывая его, мы нарушаем закон.

– Не будем это сейчас обсуждать, – сказал Хэллоран твердо. – Почему бы тебе не пойти и не приготовить нам кофе?

Рэйчел молча вышла из комнаты. Она была в смятении. Логан Тайри – головорез, лишивший жизни по меньшей мере дюжину человек. Даже до их маленького городка докатилась молва о его «подвигах». О нем ходили слухи, что иногда он убивал за деньги, а иногда – просто для собственного удовольствия. Боже милосердный, Логан Тайри!

Время тянулось томительно медленно. Тайри раздражало бездействие. День за днем он продолжал праздно лежать в постели, но Рэйчел оставалась глуха к его протестам. Она была старательной, сдержанной и очень опытной сиделкой. Предупреждала его желания, удовлетворяла потребности и старалась сделать все возможное, чтобы он чувствовал себя хорошо. Но была тверда, как алмаз, когда он заговаривал о том, чтобы уехать. Впрочем, из постели она его тоже не выпускала.

– Черт возьми! – вспылил Тайри однажды днем, раздраженный ее упорством. – Я знаю, что вы мечтаете избавиться от меня. Так почему бы не отдать мне мою одежду и не выпустить меня на все четыре стороны?

– Я просто не хочу, чтобы у меня на совести была ваша смерть, – ответила Рэйчел. – Вы слишком слабы, чтобы дойти до двери, не говоря уже о том, чтобы в одиночку верхом пересечь страну. У вас еще не совсем прошла лихорадка, и я позволю вам встать с постели не раньше чем через пять дней.

– Черт побери! Еще целых пять дней! – сердито бормотал Тайри. Он провел в постели уже почти две недели, а этого было бы достаточно для любого. Еще пять дней! Да он от этого на стенку полезет.

Позже, в тот же день, Тайри выскользнул из постели и стал вспоминать, каково это – ходить. Рэйчел, чтоб ей было неладно, оказалась права, будто в воду глядела. Он чувствовал себя слабым. И бок у него болел чертовски. Но он старался отвлечься от боли, не думать о ней и продолжал мерить шагами комнату, молча проклиная Рэйчел. Черт бы побрал женщин, которые всегда правы!

Его всегда раздражали тесные помещения, и теперь, заключенный в спальне Хэллоранов, он чувствовал себя не лучше, чем в карцере юмской тюрьмы…

В той чертовой каморке он провел полных десять дней, и к тому же оставался гол, как новорожденный младенец, вспоминал Тайри с горечью. Там нельзя было даже лечь. Можно было только час за часом стоять или сидеть на корточках. Впрочем, если у тебя появлялась охота помолиться, можно было еще опуститься на колени. Но и таким манером избавиться от карцера было невозможно – на его памяти никому не удалось вымолить себе освобождения. Приходилось там оставаться, пока надзиратель не решал, что ты усвоил урок. А пока этого не произошло, оставался там, поджариваясь на раскаленном полу, когда температура поднималась выше ста десяти градусов по Фаренгейту. Зато ночью температура резко падала ниже шестидесяти.

Случалось, некоторые так и умирали в этом ящике. Случалось, сходили с ума, но Тайри посчастливилось сохранить рассудок, хотя с тех пор он всю оставшуюся жизнь питал отвращение к небольшим и закрытым помещениям…

Теперь он по нескольку раз в день совершал прогулки по спальне, а когда не ходил, то частенько стоял у окна, жадно вглядываясь в открывавшиеся взору лесистые холмы. Иногда он видел Рэйчел, работавшую в цветнике возле дома. Она мотыжила и разрыхляла землю, полола, подрезала саженцы, и это повторялось не реже двух раз в неделю. Наблюдать эту картину Тайри было приятно, потому что при всем своем упрямстве Рэйчел Хэллоран была прехорошенькой и смотреть на нее было одно удовольствие, особенно когда солнечные блики танцевали на золотых волосах. Это напоминало ему картину, изображавшую Мадонну, которую он однажды видел в Санта-Фе.

Черт бы побрал эту женщину! Он знал, что неприятен ей. Знал, что она ждет не дождется, когда он исчезнет из ее жизни, и все же отказывалась отдать ему одежду, чтобы он мог уйти. Хмурясь, он потрогал пальцем густую поросль на подбородке.

В тот вечер он, как обычно, стоял у окна, предаваясь невеселым размышлениям о загадочной женской натуре, когда дверь спальни отворилась и вошла Рэйчел, неся на подносе обед. Переступив через порог, она внезапно и резко остановилась: Тайри сбрил бороду! Она только и смогла, что смотреть на него изумленно – такую разительную перемену произвело бритье в его облике.

– Добрый день, мэм, – приветствовал он ее, как обычно, лениво растягивая слова и не делая попытки прикрыть свою наготу. – Прошу меня простить, я не успел одеться для приема гостей.

Она по-прежнему как зачарованная смотрела на него. Наконец почувствовала, что ее щеки вспыхнули, и сказала:

– Пожалуйста, прикройтесь.

– Боюсь, что прикрыться мне нечем, – сказал Тайри, стараясь подавить готовый вырваться наружу смех. – Кто-то забрал всю мою одежду.

– Пожалуйста, прикройтесь простыней, – умоляюще молвила Рэйчел, все еще не в силах отвести глаз от его столь изменившегося лица. Он выглядел совсем по-другому. Теперь уже ничто не скрывало его мужественной и грубоватой привлекательности. Она была рада, что он не сбрил усы. Они нависали над его верхней губой, придавая его облику нечто пиратское. Четко очерченный квадратный подбородок, чувственный рот. И она, стыдясь самой себя, все-таки подумала о том, каково это – прижаться губами к его губам и почувствовать прикосновение его мягких усов.

Тайри, тихонько хмыкнув, стащил с кровати простыню и обернул ее вокруг талии.

Рэйчел поставила поднос на столик, стараясь избегать насмешливого взгляда Тайри. Черт бы его побрал! Он посмеялся над ней, ведь только ее одну можно было бы упрекнуть в том, что он оказался в таком виде. Он просил ее отдать одежду по крайней мере дюжину раз.

Надеясь, что ей удалось скрыть замешательство, Рэйчел огрызнулась:

– Чем это вы тут занимались?

– Упражнялся, – отрезал Тайри, раздраженный резкостью ее тона. – Запертый в этой комнате, я схожу с ума.

В прекрасных синих глазах Рэйчел промелькнуло нечто похожее на сострадание, но только на мгновение.

– Сегодня обед приготовила жена Кандидо, – сказала она смущенно. – Надеюсь, вам по вкусу мексиканская еда.

Продолжая что-то говорить, Рэйчел попятилась к двери. Потом, внезапно остановившись, она расправила плечи и вызывающе вздернула подбородок. Ему не удастся ее смутить или запугать. Тем более в ее собственном доме.

– За подносом я вернусь позже, – объявила она ледяным тоном и вышла, изо всех сил демонстрируя спокойствие, в то время как внутри у нее все бурлило.

Однако демонстративное хладнокровие Рэйчел было разрушено внезапным взрывом мужского смеха. Она почувствовала, как щеки ее вновь заливает краска. Черт бы его побрал! Похоже, он угадывал ее мысли.

На следующее утро Тайри обнаружил свою одежду аккуратно сложенной в изножье постели и криво усмехнулся: что бы это значило? Действительно ли Рэйчел решила, что он достаточно окреп для того, чтобы отправиться в путь, или же она возвратила одежду для того, чтобы больше не заставать его в столь непристойном виде?

Он медленно и осторожно одевался, стараясь не делать резких движений. Левый бок все еще казался онемевшим и чужим и немного болел. Нагнувшись, чтобы натянуть сапоги, он вздрогнул и скривился от боли, но все-таки успел заметить, что сапоги его начищены до блеска.

Заправляя рубашку в штаны, он услышал голоса. Сердитые голоса. Запихнув за пояс револьвер, он бесшумно двинулся через коридор к входной двери. Затем остановился и прислушался.

– …последнее предложение, старина. Поступай, как хочешь.

– Войди в мое положение, Уэлш, – ответил Джон Хэллоран примирительно. – Ты же прекрасно знаешь, что я не могу…

– Оставим это, мистер Уэлш, – перебила отца Рэйчел. Она говорила быстро и гневно. – Будьте любезны покинуть наш дом. И захватите с собой своих головорезов.

Тайри наклонился, чтобы увидеть пресловутого Джоба Уэлша. Во входной двери мелькнул высокий, на вид сильный мужчина, которому можно было дать лет сорок с небольшим.

Затем Уэлш вскочил на лошадь. В богатом ручной работы седле он сидел прямо, будто аршин проглотил, его натруженные руки небрежно лежали на луке седла. Тускло-карие глаза под прямыми черными бровями почти не выделялись на его загорелом лице и казались жесткими и невыразительными. Его сопровождали восемь верховых. Они были выряжены под ковбоев, но выглядели как волки в овечьей шкуре.

– Мне ужасно надоело с вами препираться, ребята, – нетерпеливо проворчал Уэлш. – Советую еще раз подумать над моим предложением пока не поздно.

Рэйчел подошла к краю веранды. Вид у нее был воинственный, голова высоко поднята, руки упирались в бока.

– Это угроза, мистер Уэлш?

Уэлш нарочито медленно пожал плечами.

– Понимайте, как знаете, мисси, но, когда я приеду в следующий раз, вы должны…

– Что должны?

Джон Хэллоран встретил появившегося из-за двери Тайри широкой улыбкой. Смуглая рука Логана легонько сжимала рукоять «кольта», заметно вырисовывавшегося под одеждой.

Джоб Уэлш сквозь зубы выругался.

– Похоже, и вы не погнушались наемной силой, – пробормотал он насмешливо.

– Право же, не понимаю, о чем вы говорите, – ответила Рэйчел высокомерно, но щеки ее зарумянились.

– Не разыгрывайте из себя маленькую Мисс Невинность, – сердито отозвался Уэлш, тыча в Рэйчел мясистым пальцем. – Мне только хотелось бы знать, где вы взяли столько денег, чтобы нанять самого Логана Тайри?

– Вы же слышали, что сказала леди, – не повышая голоса, вступил Тайри. – Забирайте своих людей и выметайтесь отсюда.

– Конечно, конечно, – дружелюбно откликнулся Уэлш. – Но наше дело еще не кончено. Вовсе нет.

Конь Уэлша был породы паломино[3] – с белоснежными гривой и хвостом. Жеребец стоял спокойно, но когда Уэлш вонзил шпоры в его золотистые бока, он встал на дыбы и круто повернулся к воротам. Люди Уэлша потянулись за вожаком, как струйка дыма.

Все, кроме двоих, которые продолжали мерить Логана Тайри пристальными и жесткими взглядами. Тайри отвечал им тем же. Эти трое казались высеченными из гранита. Секунды, каждая из которых готова была взорваться, растягивались в минуты. Рэйчел попыталась было что-то сказать, но отец сжал ее руку, и она, сочтя это предостережением, промолчала.

Наконец напряжение стало невыносимым, и Рэйчел беспокойно посмотрела на отца, надеясь, что он прервет это гнетущее молчание, но тот лишь переводил взгляд с Тайри на его противников. Рэйчел почему-то также не могла отвести от них глаз.

Она не могла бы сказать, когда это произошло. Рэйчел не слышала предупреждающих слов или жестов, но вдруг три руки нажали на три револьверных курка. Эти звуки показались Рэйчел громовыми раскатами, разорвавшими гнетущую тишину. И вновь стало тихо. Только люди Уэлша лежали теперь на земле мертвыми.