Волк обратился к стоявшему у окна Гулеги. Тот кивнул и быстро вышел из комнаты.

— Что вы ему сказали, Рафф? — с надеждой спросила Кэролайн.

— Я попросил его сходить в деревню и привести Садайи.

— Он ваш друг? — Волк молча кивнул, и Кэролайн, отведя глаза в сторону, глухо пробормотала: — Я чуть не убила его.

— Мне искренне жаль, что он так напугал вас, но поверьте, Кэролайн, далеко не каждый чероки — враг вам. — Он погладил младенца по спинке, и девочка на несколько мгновений умолкла.

Кэролайн вспомнила, что индеец, так неожиданно выскочивший из-за деревьев и зажавший ей рот, не пытался бороться с ней, и в поединке, завязавшемся между ними, и впрямь оказался потерпевшей стороной. Но что ей оставалось делать, что она могла подумать после всех пережитых ужасов, после слов Волка о грозящей им опасности?

— Я ведь не могу с первого взгляда определить, кто из них враг мне, а кто — друг, — сказала она, вновь поворачиваясь к Мэри.

— Я понимаю, как нелегко вам пришлось!

— Мне-то что! Я ведь не слегла, как бедняжка Мэри! — говоря это, Кэролайн снова обмакнула полотенце в ледяную воду и стала обтирать им лоб и щеки подруги. Не оборачиваясь и не слыша его шагов, она тем не менее чувствовала, что Волк подошел к ней почти вплотную. Ее обволакивал исходящий от него запах, и ей безудержно захотелось, оставив свое занятие, прильнуть к его могучей груди. Но нет, надо во что бы то ни стало пересилить себя, не поддаваясь воздействию, которое он на нее оказывает. Кэролайн про себя усмехнулась мысли, что она далеко; не единственная из находящихся в этой комнате женщин, готовая забыть обо всем в присутствии Волка. Похоже, прикосновение ладони любящего дяди уменьшило муки голода, который малышка испытывала в течение всего утра.

Кэролайн искоса взглянула на него. Волк был одет лишь в мокрую после купанию набедренную повязку.

Потупившись, она предложила:

— Давайте я подержу Коллин, пока вы оденетесь. Ведь вы озябнете. — Она от души надеялась, что голос не выдаст ее волнения.

Волк ничего не ответил ей, но Кэролайн слышала, как он уложил затихшую Коллин в колыбель, подошел к кровати Мэри, взглянул на больную и вышел из комнаты.

Спустя некоторое время он вернулся. Кэролайн, убедившись, что Мэри стало немного легче, со слабым стоном разогнула усталую спину, держась руками за поясницу. Она замерла, почувствовав на своем плече ладонь Волка.

— Я сменю вас.

Кэролайн подняла на него глаза, и Волк кивнул в сторону ведра с водой. Он был одет, и стянутые в конский хвост влажные волосы оставили мокрые полоски на его льняной охотничьей рубахе.

— Я с удовольствием воспользуюсь возможностью хоть немного отдохнуть.

— Боюсь, вам придется лишь сменить вид деятельности. Я принес немного овсяного отвара, чтобы покормить Коллин.

— Разве она может это есть?

Волк лишь пожал плечами, и Кэролайн направилась к колыбели. Девочка снова принялась хныкать, и от этих не громких, жалобных звуков сердце Кэролайн рвалось на части. Она подумала о своем собственном ребенке, безмятежно лежавшем в ее чреве, и с нежностью прижала девочку к себе.

Малышка сперва наотрез отказалась от непривычной еды, сморщив свое крохотное личико и издав негодующий вопль. Но Кэролайн, не видя другого выхода, решила проявить терпение и настойчивость. Она покачивалась в кресле, держа головку Коллин левой рукой, и то и дело подносила мизинец правой руки, обмакнув его в отвар, к маленькому ротику младенца, похожему на розовый бутон.

Когда ребенок наконец утих и стал сосать палец, Кэролайн обернулась к Волку с торжествующей улыбкой на устах. Он радостно кивнул ей в ответ.

До самого полудня они, то и дело сменяя друг друга, кормили девочку отваром и прикладывали к лицу и шее Мэри холодные компрессы. Насытившись, Коллин задремала, а через некоторое время Мэри пришла в сознание и слабым голосом спросила о Логане и ребенке. Кэролайн горячо заверила ее, что оба пребывают в добром здравии, от души надеясь, что сказала правду.

Волк услыхал шаги задолго до того, как его соплеменники показались во дворе, и поспешил отпереть входную дверь дома. Кэролайн, ожидавшая прихода Садайи и так напугавшего ее Гулеги, была несказанно удивлена, когда шестеро чероки один за другим вошли в спальню Мэри.

Садайи подошла к Кэролайн и взяла в руки крошечный сверток, который та держала на коленях. Лицо индианки расплылось в нежнейшей улыбке.

— Красивый ребенок, только уж больно мал! — заключила она, передав девочку молодой индианке, которую Кэролайн видела впервые. Та подошла к креслу и кивком предложила Кэролайн освободить его. Кэролайн молча повиновалась, и молодая чероки, усевшись поудобнее, развязала тесьму, которая стягивала ворот ее просторной блузы, обнажила грудь и поднесла сосок ко рту Коллин. Голодный ребенок, раскрыв глазенки, с жадностью приник к полной, кирпично-красной груди, и принялся сосать, причмокивая и давясь молоком. Кормилица-индианка, склонив голову, улыбалась малышке.

— Кахталата похоронила своего младенца, — пояснила Садайи, — но молоко у нее еще не пропало.

— Мне очень жаль, что вы потеряли ребенка, — отозвалась Кэролайн.

Индианка кивнула в ответ, не нуждаясь, по-видимому, в переводчике, чтобы понять слова Кэролайн.

У постели Мэри хлопотали три чероки, которых она видела впервые, также как и юную Кахталату. Волка поблизости не было.

— Они пришли, чтобы помочь Мэри, — сказала Садайи. — Она выздоровеет, вот увидишь.

— Но что же с ней такое? — спросила Кэролайн, выходя из комнаты вместе с индианкой.

— Молочная лихорадка. Это часто бывает с женщинами после родов. Но Мэри поправится. А вот ты нуждаешься в отдыхе. — И Садайи, взяв Кэролайн за руку, повела ее к лестнице.

Наверху, войдя вместе с Кэролайн в ее комнату, Садайи строго спросила:

— Признайся, Кэролайн, ты ведь почти не спала все эти дни?

— Да я почти и не устала. Я очень беспокоюсь о Мэри и о малышке.

— О них обеих позаботятся, не тревожься понапрасну. А вот то, что ты так изнуряешь себя, не пойдет на пользу ни тебе, ни твоему ребенку!

Кэролайн вспыхнула и потупила взор.

— Откуда ты знаешь, что я беременна? — оправившись от смущения, спросила она. Давно, еще при жизни Роберта, она вскользь намекнула индианке на это, но с тех пор они не виделись и больше на эту тему не говорили.

Садайи лишь слегка приподняла брови, давая понять, что она совсем не так глупа, как может показаться некоторым бледнолицым леди.

— Но я хочу знать, откуда тебе это известно, — настаивала Кэролайн.

Накануне нападения чероки на Семь Сосен она, пристально изучив свое отражение в зеркале, пришла к выводу, что ничто в ее внешности не говорит пока о ее будущем материнстве. С тех пор миновала всего одна неделя, и Кэролайн была уверена, что не могла она за столь недолгий срок так разительно измениться.

Садайи снизошла к ее просьбе и добродушно пояснила:

— По выражению твоего лица догадалась я, что ты в положении. По румянцу на твоих щеках. К тому же, ты уже не такая тощая, как прежде, когда приехала сюда. — Она окинула Кэролайн с ног до головы цепким взглядом, словно еще раз желая удостовериться в своей правоте. — Но ты не беспокойся. Я уверена, что Ва-йя пока ничего не заметил.

— А какое ему может быть дело до этого? — спросила Кэролайн, стараясь сдержать дрожь в голосе.

— Но ведь твой ребенок доводится ему тсункиниси, младшим братцем, — пояснила индианка, — и Ва-йя должен будет заботиться о нем и о тебе. Так у нас принято.

— О... да. Это действительно так, — с трудом выдавила из себя Кэролайн, усаживаясь на постель. Только тут она обнаружила, что заботливые руки индианки сняли с нее почти всю одежду. Рот ее стала раздирать мучительная зевота. Да, ничего не поделаешь. Ее ребенок будет считаться младшим братом или сестрой Раффа Маккейда. Если только она не отважится рассказать ему правду.

— Садайи!

Индианка, взявшаяся за ручку двери, остановилась и оглянулась.

Кэролайн, тряхнув головой, проговорила:

— Пожалуйста, не говори ничего Раффу. Я не хочу, чтобы он знал о моем будущем ребенке. — Садайи пожала плечами:

— Я вообще не привыкла вмешиваться в чужие дела!

* * *

Кэролайн, как ни была она изнурена, беспокойно ворочалась в постели, не в силах заснуть. Но сон, в который она наконец погрузилась, не принес ей успокоения. Едва смежив усталые веки, она увидела своего ребенка, вопросительно смотрящего на нее своими угольно-черными глазами. Она пыталась объяснить ему что-то, но он повернулся и стал медленно удаляться от нее. Туман окутывал его маленькое тельце, ставшее через несколько мгновений совсем неразличимым в окружавшей его серой мгле. Кэролайн, не помня себя от отчаяния, бросилась за ним, умоляя его вернуться, но тщетно.

Ее ребенок исчез.

Она была принуждена остановиться и, опустившись на колени, внезапно увидела возле себя Волка. Он осуждающе смотрел на нее и с упреком спрашивал:

— Зачем ты это сделала? Где мой сын? Почему ты так поступила со мной?

Она пыталась рассказать ему правду, но он не стал слушать и, отвернувшись от нее, зашагал прочь.

— Нет! Нет! Прошу тебя! Я не могла повести себя иначе! Неужели ты не понимаешь?!

— Кэролайн, Кэролайн, проснитесь!

* * *

Она села на постели, с трудом возвращаясь к реальности и радуясь тому, что кошмар, посетивший ее, был всего лишь сном.

Волк склонился над ней и отвел с ее лба разметавшиеся во сне волосы.

— Что с вами, Кэролайн? Что вас так беспокоит?

Она хотела рассказать ему все и уже открыла было рот для правдивого ответа, но усилием воли заставила себя промолчать. Во сне Волк упрекал ее в том, что она не сказала ему о его сыне. Но ведь в реальной жизни все могло обстоять иначе. И неизвестно, какие чувства вызвало бы у этого человека известие о том, что она ждет от него ребенка. Рассчитывать на то, что он обрадуется, было бы глупо с ее стороны. В лучшем случае он ради будущего младенца сделает ей предложение.

А потом, подобно своему брату Логану, уедет прочь, оставив ее одну. Но она ведь и без того одна, следовательно, ей совершенно незачем пытаться женить его на себе.

Он спросил: «Что вас беспокоит?» Кэролайн подумала о том, сколько разных, причем правдивейших ответов могла бы она дать на этот вопрос, и губы ее тронула слабая улыбка.

— Какой тяжелый выдался год, — произнесла она наконец.

— После того как вы покинули Англию?

— Нет, по правде говоря, трудности начались раньше. Они-то и привели к тому, что мне пришлось уехать.

Волк сел на стул, стоявший возле кровати, и участливо улыбнулся Кэролайн. В его присутствии вся мебель словно уменьшилась в размерах. Кэролайн подняла на него глаза и не могла не заметить, что он чем-то озабочен.

— Что случилось? — встревоженно спросила она. — Неужели Мэри стало хуже?

— Нет, наоборот, Садайи напоила ее целебным отваром, и она впервые за все эти дни заснула спокойно. Малышка наелась и тоже спит.

Кэролайн села на постели, опираясь спиной на подушку, и окинула недоверчивым взглядом всю его мощную, ладную фигуру. Внутри у нее все болезненно сжалось, и она спросила дрогнувшим голосом:

— Но ведь что-то не так, правда?

— Да нет, пожалуй все в порядке, — отозвался он, но в голосе его не было уверенности. Волк, не мигая, смотрел на Кэролайн, борясь с искушением броситься к ней и заключить ее в объятия. Сцепив руки, он неохотно пояснил: — Вожди в самом скором времени отправляются в Чарльз-таун.

— Но это же замечательно! — воскликнула Кэролайн. — Вы потратили много времени и сил на то, чтобы они встретились с губернатором, не так ли? — Видя, что он хмурится, Кэролайн уже без прежнего оптимизма добавила: — Я надеюсь, что недоразумениям между чероки и англичанами будет положен конец.

— Да, но кто от этого больше выиграет? — Волк встал и придвинул стул к стене. — Вы правы, я готовил эти переговоры, но нисколько не склонен переоценивать их значения.

Он отошел в дальний угол комнаты, показавшейся ему очень маленькой. Даже здесь до него доходил этот будоражащий кровь запах свежести и весенних цветов — неповторимый запах Кэролайн! Ему не следовало сюда приходить! Он принял это решение, стоя за дверью и прислушиваясь к ее ровному дыханию. Но, услыхав ее крик, не мог не выяснить, что ее встревожило.

— Но чем же именно вы теперь так недовольны? — Он пожал плечами. Похоже, она успела достаточно хорошо узнать его за недолгое время.

— Наверное, дело в том, что я просто не доверяю англичанам.

— Но у вас есть все основания считать себя одним из них, — напомнила она, гордо подняв голову.

— Да полно вам, Кэролайн! Вы слишком хорошо меня знаете, чтобы утверждать подобное.

— Я знаю, что вы сами не в силах определить свою принадлежность к той или иной нации, культуре, и это мучает вас.