— Вы не должны говорить так. Его тела не найдено. Возможно, еще не все потеряно. Может быть, он лишен свободы или тяжело ранен, но ведь никто не видел его мертвым.

— Вы действительно так думаете?

— Не знаю… — он смущенно отвернулся. — Но я отправил людей в окрестности Сен-Жюв с подробным описанием Антуана.

Он отправил людей! Кто, в конце концов, король в этой стране? Изабелла невольно покраснела.

— И что?

— Ничего. Пока ничего.

Она подавила всколыхнувшееся было раздражение, невольно признавая его правоту и стыдясь за себя.

— Я благодарю вас, Ланьери. Боюсь, я больше думала о мести и бросила все силы на розыски виновников.

— Это так по-королевски.

Она подозрительно покосилась на него, пытаясь определить, хотел ли он уязвить ее, но бесстрастное лицо интенданта финансов ничего не выражало.

— Я могу идти?

— Да. Нет, постойте, — спохватилась Изабелла. — Я хочу, чтобы вы забыли об этой истории, — она указала на донос, оставшийся лежать перед ней. — Не нужно ни скандалов, ни разоблачений, ничего. Я догадываюсь, о ком здесь идет речь. Видите ли, хотя полагают, что в старости к человеку приходит истинная мудрость, не всегда так бывает. Иногда на склоне лет у человека, много лет отдавшего верному служению правде, появляются странности и капризы, которых не было раньше. И как они не безобразны, они не перечеркивают целую жизнь беззаветной преданности. Он скоро отойдет от дел, и я бы хотела, чтобы он ушел с миром. Просто забудьте все, а если нечто подобное повторится — не обращайте внимания. Ничего он вам не сделает.

— Хорошо, — Орсини коротко кивнул.

Легкий сквозняк снаружи немного остудил его. Пики стражников, карауливших у порога королевского кабинета, вновь сомкнулись у него за спиной. Он распахнул вторую дверь, снежно-белую с золотом, и оказался в коридоре. Мягкий бордовый узорчатый ковер на полу заглушал шаги, чтобы никто не побеспокоил королеву, когда она занята. Он неслышно прошел в свои покои, расположенные этажом выше, запер дверь и почти без сил откинулся в кресле. Радости не было. Не было и облегчения. «Бог мой, где бы ты ни был, Антуан, на этом свете или на том, ты снова помогаешь мне», — промелькнуло в сознании. «Глупец! — выругал он себя. — Ты ничего не понимаешь в людях. Она поверила тебе! Не Сафону. Не старому Ги. Не тайной полиции. Тебе. Поверила на слово, не ища доказательств. Только потому, что Антуан поручился за тебя когда-то. Глупец!»


Изабелла искала Бустилона. Она надеялась отомстить и утешиться этим. Бустилон и д’Антони стали самыми известными людьми в стране. За их головы была назначена столь высокая награда, что тысячи людей, бросив свои дела, кинулись искать преступников. Потому, не было ничего странного, что не прошло и двух недель, как их нашли. Бустилон и его приспешник, переодевшись в монашеские рясы, намеревались переждать суматоху на родине виконта. Теперь для них не осталось никакой надежды. Изабелла отдала приказ казнить обоих, причем путем четвертования, давно позабытого в стране Франциска Милосердного. Орсини пытался отговорить ее от ненужной жестокости. — Как вы будете жалеть об этом, ваше величество! — твердил он ей перед казнью, но она не стала его слушать.

Дальше — больше. Она пожелала присутствовать при казни, распорядившись, чтобы ей и ее фрейлинам, кроме только Луизы де Тэшкен, приготовили балкон, откуда они смогут наблюдать казнь от начала и до конца. Она просто обезумела от ярости.

Орсини, который после разыгравшейся трагедии обрел в глазах Изабеллы неприкосновенность как друг Антуана, пытался образумить ее, напомнить ей, кто она такая и кто Бустилон, и что негоже ей лично принимать участие в покарании преступника негосударственного масштаба. Но до нее невозможно было достучаться. Изабелла желала мстить.

Первым казнили д’Антони. Он успел закричать, и его изуродованное и искалеченное тело осталось лежать у ног палача. Изабелле стало не по себе. Только тогда начала она приходить в себя, осознав, почему ее так настойчиво отговаривали. Ей не хотелось смотреть на смерть. Фрейлины были расстроены. Многие из них тайком грезили о Бустилоне, хотя тот же Рони-Шерье был гораздо привлекательнее и внешне, и нравом, но дамы упорно предпочитали Бустилона. Между тем, увидев, как погиб Антони, Бустилон впал в отчаяние. Он стал отбиваться от рук палачей и вопить, взывая к милосердию. Ему больше не было стыдно перед толпами людей, заполнивших площадь и глядевших на него а ожидании Зрелища. Разбросав палачей, он упал на колени и, простирая руки к балкону, где сидела королева, кричал, умолял и грозил. Он не хотел, чтобы его казнили. Он кричал о своем раскаянии и молил о прощении. Но королева не двинулась с места. На Бустилона накинулись палачи и привязали его за руки и ноги к цепям, наброшенным на лошадей, готовых разорвать его на части. Еще секунда — и все было бы кончено, как вдруг кто-то закричал:

— Подождите! — и на площадь влетел человек на взмыленном коне. Королева вскочила, всплеснув руками, но тут же заставила себя сесть. Это был ее Антуан. Он был жив. Изабелла пробормотала благодарственную молитву.

— Несите перо, я милую маркиза, — приказала она минутой позже. — Пусть отправляется в тюрьму.

Помиловать Антони она уже не могла.

Поспешно покинув балкон со своей свитой, Изабелла устремилась к возлюбленному. Она не могла прилюдно броситься ему на шею. Все, что ей оставалось, это пожирать его глазами, мечтая, чтобы все вокруг провалились сквозь землю.

Выяснилось, что хотя с Антуаном и пытались покончить, он сумел спастись и выбраться на берег. Пока он пришел в себя, добрался до ближайшего поселения и убедил всех, что он герцог де Рони-Шерье, а не какой-то проходимец, и ему стоит помочь вернуться в столицу, прошло несколько дней, стоивших жизни неудачнику д’Антони. Теперь Антуан, переживший второе рождение, сидел наедине с королевой и рассказывал ей о своих злоключениях. Изабелла восторженно слушала. Вдруг их прервал Орсини. Он вошел даже без стука, но видно было, что он обеспокоен и сильно спешил. Он принес нерадостную весть. Когда поднялась суматоха, казнь прекратили, и никто не знал, что осужденный нанес несколько ударов своим стражам и по дороге в тюрьму сбежал. Впрочем, ему некуда было идти, дом его окружили, выходы из города перекрыли, и он примчался в дом Луизы де Тэшкен и заперся там вместе с ней. За ним в погоню послали гвардейцев, но кроткая и милая Луиза, которую все любили, крикнула им, что негодяю, который посмеет войти, чтобы арестовать ее любимого, придется переступить через слабую женщину. Гвардейцы в нерешительности остановились у запертой двери, не смея высадить ее. Поскольку речь шла о Луизе, Изабелла велела заложить карету и сама поехала к ней. Орсини вызвался сопровождать ее.

У дома толпились перепуганные огорченные слуги. Часть гвардейцев караулили дом, чтобы Бустилон не удрал через окно. Изабелла вошла в дом, ей показали запертые комнаты, где затаились любовники. Королева отослала всех вон и подошла к двери.

— Луиза, вы там? Отзовитесь, прошу вас!

Ей ответом был тихий жалобный всхлип.

— Выйдите ко мне, Луиза. Ручаюсь, здесь никого нет, кроме меня. Не заставляйте меня просить.

Тихо распахнулась дверь, и на пороге появилась фрейлина, бледная и кое-как одетая. Видно, появление Бустилона застало ее врасплох.

Изабелла взяла ее за руки.

— На что вы надеетесь, Луиза? — спросила она, хотя и сама знала ответ, — ни на что бедная девушка не надеялась, просто шла на поводу у своей страсти.

— Ваше величество, простите меня, — простонала Луиза, беспомощно склоняясь перед ней.

— Я увожу вас с собой, Луиза. Ваше место во дворце.

— Нет! — Изабеллу поразила ее преданность Бустилону.

— Подумайте, Луиза. И послушайте, что я вам предлагаю.

— Нет! — отчаянно прошептала девушка.

— Луиза, выхода нет. Бустилон преступник и негодяй, он отправится в тюрьму. Но я дам вам разрешение на свидания с ним. Каждую неделю, Луиза!

— Нет!

— Каждые два дня, Луиза!

— Нет, нет…

— Только вам одной, мадемуазель де Тэшкен, подумайте, что это обозначает! Одной!

Луиза зажмурилась и прикусила губу, разрываясь на части. Уступить сейчас королеве, отдать ей Бустилона, которого арестуют все равно, пусть днем позже? Предать его доверие к ней? Он же пришел к ней, ища ее помощи. Она застонала, впиваясь ногтями в собственные ладони. Королева, она однажды оттает и отпустит Бустилона на свободу, и все это время он не увидит ни одной женщины, кроме нее! Потом, может быть, он даже женится на ней… Луиза упала к ногам королевы.

— Простите меня, ваше величество…

Бустилона увели. Изабелла понимала, что с ее стороны было ужасной глупостью позволять Луизе встречаться с Бустилоном, но она честно сдержала свое обещание. В конце концов она успокоилась, выбросив Бустилона из головы. У нее был Антуан. Разве этого не довольно для счастья?

Рони-Шерье был в некотором недоумении, обнаружив, что его старый приятель вновь водворился во дворце. Он был и рад, и не рад. Он не мог понять противоречивых поступков Изабеллы. Какой смысл был терпеть в своем ближайшем окружении человека, который явно действовал ей на нервы? Если же она прониклась уважением к нему, то зачем тиранила всеми доступными ей способами? Она столь часто меняла свое отношение к Орсини от дружелюбного до откровенной резкости, что он совсем сбился. Его удивляло, что Орсини воспринимает Изабеллу философски, как неизбежное зло, вроде урагана. Он стоически выносил ее капризы и продолжал делать все по-своему.

— Почему вы вернули Орсини его должность, если он оскорбил вас? — допытывался Антуан у королевы.

— Он умен и изворотлив.

— Тогда почему вы посадили его в тюрьму?

— Он наглец, — спокойно отвечала Изабелла.

Тогда Антуан начинал допрос сначала. Изабелла сердилась, не находя слов объяснить ему, что она привыкла к Орсини, и двор больше не мыслился ей без него, что его дерзкий беспокойный характер развлекал ее порой больше, чем их сентиментальные беседы и свидания при луне. Она стала забывать, что его назначение было шуткой, всего только глупой шуткой своенравной молодой государыни над непокорным безродным гордецом.

— Раз вас так волнует его судьба, — как-то съязвила Изабелла, — отчего же вы не потребовали у меня его освобождения, когда я приказала отправить его за решетку?

Антуан смешался. Ему и самому было совестно, что он не смог достойно защитить друга. Но он привык считать поступки Изабеллы заведомо правильными и никогда их не осуждал, как истово верующие не осуждают деяния Бога. Это только Орсини никогда не смущался указать Изабелле на ошибку или неточность. Подобные размолвки угнетали Антуана. Если б он нашел в себе силы рассердиться на Изабеллу по-настоящему, это, конечно, подействовало бы на молодую королеву. Но наутро после размолвки он уже бродил неподалеку от ее покоев, как собака, которую прогнали.


Орсини вышел из тюрьмы, заняв свою прежнюю должность — интенданта финансов королевства. Но случилось так, что первый министр, старый Ги де Бонар, служивший еще отцу Изабеллы, стал слишком немощен и стар. Изабелла считала, что эта должность справедливо должна отойти Сафону, другому хитрому старику. Но вдруг она поняла, что у нее есть второй претендент, который всей душой стремился к министерскому креслу. Сначала ей показалась дикой эта мысль, но она припомнила, что когда-то, шутки ради, нарочно разжигая тщеславие Орсини, обещала ему эту должность. Сам он не напоминал ей об этом, лишь красноречивые взгляды, которые она ловила, не позволяли напрочь выбросить его из головы. Ей напомнил ее обещание Рони-Шерье, случайно и без всякой задней мысли. Ее первой реакцией было искреннее веселье, но затем она решила, что в этой идее есть разумное зерно. Старик Сафон был усердным, неглупым, но лишенным воображения человеком, хитрым, но чрезмерно старомодным. Кроме того, он еще не вполне осознал, что служит Изабелле, как молода она ни была, а не ее матери. Через него королева Алисия могла бы продолжать давить на нее, как давила раньше, не позволяя полностью оценить свою абсолютную власть в стране. Орсини же был молод и неопытен в политике, но у него было столько энергии, что хватило бы на четверых. Но вот с чувством благодарности у него была проблема, он себя обязанным ей не почувствовал бы. Но еще он был другом Антуана, он был единственным, кто не стал бы мешать ей быть счастливой с любимым. Наколебавшись вдоволь, она передала ему должность. Скупое объяснение, что она обещала ее ему раньше, казалось, вполне удовлетворило и Орсини, и Сафона. Однако же она не ошиблась в Орсини, — он даже не поблагодарил ее, а в глубине души решил, что Изабелла поддалась на уговоры Антуана, и это сильно задело его самолюбие.

Тем не менее он занял кабинет первого министра, и несколько недель подряд его было не видно и не слышно — он с головой ушел в работу. А когда он вновь появился на людях, его было не узнать. Строптивый задиристый мальчишка превратился в настоящего министра, разве что слишком молодого. Он полностью усвоил свои обязанности, глубоко вник в политические интриги и отыскал слабое место в расчетах предшественника, облегчившего казну на сумму, достаточную для полной реконструкции своего загородного поместья. Повторялась история с Гренгуаром, однако кое-чему научившийся Орсини не стал поднимать из-за этого шум. Орсини получил то, о чем мечтал — он стал влиятельным человеком, с которым нельзя было не считаться. И он ни за что бы не смирился с номинальной властью.