Изабелла невольно избегала Рони-Шерье. Что-то треснуло в ней, пока Луиза рыдала у ее ног. Умом она понимала и одобряла Антуана, но в душе еще горели отзвуки криков бедной Луизы.

Бал в честь именин королевы-матери заставил Изабеллу показаться на людях, переломив странное чувство стыда, мучившее ее. Она держалась в стороне от танцев и разговоров, пока к ней не приблизился Бонди. Разве что его благородной сдержанности она была рада. Но он огорошил ее.

— Я вынужден проститься с вами, ваше величество, — сказал де Бонди.

— С позволения вашего величества, я хотел бы отбыть завтра.

— Куда же вы едете, барон? — спросила королева удивленно. — В свое поместье?

Бонди покраснел от неприятного чувства.

— Я еду ко двору вашего брата. Он дал согласие принять меня в свою гвардию.

Изабелла опустила голову. А она еще стыдилась за себя! Самый педантично благородный дворянин из ее окружения добровольно обрекает себя на унижения.

— Вот, значит, как… — прошептала она, поднимая на его глаза, в которых читались разочарование и глубокое огорчение.

— Ваше величество, — страстно воскликнул Бонди. — Вы знаете, как я вам предан. Но я еду туда, где я оставил мое сердце. Ваше величество! Вы можете быть уверены, если когда-нибудь я понадоблюсь вам, если когда-нибудь моя шпага, моя сила, моя преданность станут вам необходимы, если вам будет грозить малейшее несчастье, вам не нужно будет звать меня. Я буду здесь и буду защищать ваше величество до смерти. Но пока, пока позвольте мне уехать.

— Вы же знаете, барон, — печально сказала королева, — я не стану вас удерживать. Ваше право — уехать или остаться. Но только, прошу вас, подумайте! Нужно ли это? Может, ваше присутствие будет в тягость Оливье или ей? Анна, не поставит ли это ее в двойственное, двусмысленное положение? А вы сами? Разве вам не спокойнее здесь? Разве не нужно вам сделать как раз обратное — забыть ее?

— Ваше величество, — твердо ответил барон, — я никогда не позволял себе ничего такого, что оскорбило бы герцогиню. Мое присутствие никогда не даст его величеству повод догадаться, что она, Анна, — единственная госпожа моего сердца. Что же касается меня, то моя жизнь теряет смысл вдали от нее… Изредка видеть ее, знать, что она здорова и довольна, вот и все, в чем я нуждаюсь.

— Вы благородный человек, — произнесла Изабелла, — я всегда знала и буду знать, что могу вам доверять. Вот, хотелось бы подарить вам что-то на память. Возьмите этот перстень и помните всегда обо мне, — она сняла с пальца и передала Бонди перстень, тот самый, что когда-то давала Антуану, еще тогда, когда из-за дуэли с Бустилоном он угодил в тюрьму. Вернувшись из изгнания, которое, к счастью, не затянулось надолго, он возвратил его Изабелле, и ей приятно было носить его после возлюбленного. Теперь перстень принадлежал другому, совершенно постороннему человеку, и с ним ушла память о светлых минутах, когда их любовь еще только зарождалась. Рони-Шерье знал, что не должен следить за ними, но не мог заставить себя оторваться. Он привалился спиной к стене, задыхаясь, словно ему не хватало воздуха. Он видел, как губы барона благоговейно прикоснулись к руке королевы. На его мизинце поблескивал драгоценный камень, и его блеск разрывал Антуану сердце.

— Я буду всегда помнить свою клятву, — тихо сказал Бонди. — Вам не придется искать меня, если вам понадобится моя преданность.

Антуан был потрясен. Слишком романтичному, чистому сердцем, ему перстень королевы казался залогом их вечной любви, и когда она сняла его с пальца, то она словно отказалась от всех обетов, что когда-либо давала ему. Изабелла, не замечая его присутствия, прошла мимо, шурша пышным платьем. Колени Антуана предательски дрожали. Едва ли не шатаясь, рискуя рассердить королеву Алисию, в чью честь давали этот бал, он медленно побрел прочь из зала, где весело разливались звуки музыки, насмехаясь над его горем. Он бродил привидением по запутанному лабиринту коридоров, не замечая причудливых отблесков многочисленных свечей, удивленных лиц стражников и лакеев, которых он встречал, пропуская привычные повороты и поднимаясь неизвестно куда по мраморным ступеням. Очнувшись от полузабытья, он увидел, что стоит перед потайной дверью в подземный ход. Он машинально нажал на стену в условленном месте, и дверь повернулась, пропуская его, и тут же захлопнулась у него за спиной. Он стоял во мраке, ожидая, пока глаза привыкнут, и тьма немного рассеется. В темном пустом коридоре гулко отдавались его шаги. Он никогда еще не приходил сюда без фонаря. Антуан едва не заблудился, но проплутав еще с полчаса по подземелью, отыскал Зал Тайных Встреч. Там стоял слабый запах розового масла. Он присел. Ничто не нарушало тишины, и он предался своим невеселым мыслям, позволяя тоске овладеть собой. Он замер в одном положении, словно статуя скорби, и сидел так, пока голоса не вывели его из ступора. Кто-то шел сюда! Антуан решил, что, возможно, это Изабелла собирается посекретничать с Жанной, и, не желая вызвать вторжением ее недовольство, метнулся в темный коридор. Отдышавшись, он хотел поскорее уйти, и не опускаться до подслушивания, но услышал скрежет отпираемого замка и голос своей возлюбленной.

— О нет, Орсини, это все ужасно. Вот и Бонди уезжает, и Луиза ушла от нас. Все честные, преданные сердца покидают нас. Что будет с двором? Что будет с нашим несчастным королевством?

Антуан невольно подался вперед. Королева пришла в тайную комнату с Орсини! Он давно уже бросил попытки понять странное извращенное подобие дружбы, связавшее любимую женщину и лучшего друга. Они не упускали случая уколоть друг друга, но иногда Антуан спрашивал себя, как далеко распространяется влияние Орсини на королеву, и сильно сомневался, что королева отказалась бы от услуг своего первого министра, если бы его дружба с Орсини рассыпалась в прах. Да и не хотелось ему терять эту дружбу, ведь кому, как ни ему, было знать, сколь упорен Орсини и в своих привязанностях, и в своей ненависти. Он был из тех, кто, став перед выбором между любовью и истинной дружбой, несомненно, выбрал бы дружбу. Антуану было даже немного стыдно, потому что сам он ради Изабеллы принес бы в жертву и друга, и самого себя.

— Ваше величество, — услышал Рони-Шерье спокойный, даже надменный, голос первого министра. — Не слишком ли вы требовательны? Многие монархи не смогли бы похвастаться такими друзьями, как есть у вас. Бонди, к слову говоря, уехал не навсегда. А враги? Их никогда не было чересчур много. А теперь, когда погиб настоящий враг вашей короны, отчего вам печалиться? Право, это странно. Рони-Шерье оказал вам услугу, избавил вас от этого подлеца, прими, Господи, его грешную душу, а вы оттолкнули его? Зачем? Что вы от него хотите?

Антуан содрогнулся всем телом, слезы застилали ему глаза. Он не хотел, не мог, боялся дальше слушать. Ноги несли его прочь, и он зажимал ладонями уши, не желая ничего знать.

— …Антуан предан вам больше, чем любой из ваших благородно-бестолковых болтунов вроде де Бонди, которые способны на возвышенные разговоры, но еще вопрос, что сделают они, если судьба возьмет их за горло. Что вам все их разговоры рядом с такой любовью? Кого вы слушаете? Что все они понимают в таких вещах? А вы… Все видели, какое внимание вы оказали Бонди, пренебрегли вещью, которая имела для вас и Антуана такое значение в прошлом. Зачем? Чтобы лишний раз причинить ему боль?

— Антуан, что, рассказывал вам об этом перстне?

— Раньше у него не было от меня секретов. Это теперь он скрытничает, не желая даже себе признаваться, что вы предаете его.

— Что вы плетете, Орсини! — перебила его Изабелла.

— Правду. Да послушайте же. Когда я давал вам пустые советы? Так не пытайтесь скрыть свое смущение под маской королевского величия.

Королева удивленно поглядела на дерзкого юношу, на чьих скулах горел гневный румянец. Орсини негодовал, и его ясные холодные глаза стали колючими и злыми.

— Ваше величество, — говорил он, — то, что вы делаете, неправильно и некрасиво. Вы обязаны либо порвать с человеком, чья любовь вам больше не нужна, либо не издеваться над его чистыми чувствами. Уж выберите что-либо одно. Я не могу смотреть, как мой единственный друг страдает из-за вашего каприза.

— Я выслушала вас, — кротко сказала Изабелла, — а теперь я хочу, чтобы вы поняли меня. Мои чувства к вашему другу неизменны, но… Поймите, я не могу его простить. Я ненавидела Бустилона, я желала избавиться от него. Но не так! Да, я предпочла бы, чтобы он сбежал за границу со своей Луизой. А так… Это же было убийство, Орсини, обыкновенное убийство. Не дуэль, не поединок, маркиз, нет! Рони-Шерье просто выстрелил в него и убил. И… Я никогда не забуду, как рыдала м-ль де Тэшкен, ведь все это случилось у нее на глазах. Как это было ужасно! Лучше бы мне было не присутствовать при этом. Если бы мне рассказали… Я бы просто не поверила. Бустилон… он даже крикнуть не успел. Как я могу забыть все это?

— Ваше величество, — жестко ответил Орсини, — Антуан сделал это не для себя. Он боялся за вас. Он лучше, чем кто бы то ни было, знал мстительность Бустилона. Прошло бы время, и тот бы вернулся, чтобы снова досаждать вам. Что еще пришло бы ему в голову? Вы знаете? Я — нет. Антуан видел один способ остановить его. Он убил его? Это была судьба. Иначе он бы наверняка промахнулся. Антуан — ваш спаситель, а вы… Убийство! Он раздавил мерзкое, вредное насекомое. Ну не мог он послать Бустилону перчатку, благородный маркиз не оставил своего нового адреса, что ж из этого?

— Он не должен был стрелять.

— Пусть не должен был. Пусть он поторопился. Разве человека казнят за промах? Вы полагаете, что он не прав. Пусть даже так. Вы можете изменить что-то в прошлом? Примите случившееся как оно есть. Выругайте его за ошибку, возмущайтесь, можете кричать, но не замыкайтесь в себе, ничто так не ранит его, как ваше молчание.

Изабелла опустила голову.

— Вы… может быть правы, Орсини. Я не знаю. Я должна подумать. Мне казалось, будет только хуже, если я начну говорить с ним об этом. Он и сам переживает.

— Никогда не выбирайте самый простой путь.

Уже повернувшись, чтобы уйти, она оглянулась. Их взгляды на мгновение скрестились, и по телу королевы пробежал холодный озноб. Самый простой путь! Она уже его не выбрала.


Как ни странно, Орсини сумел несколько успокоить королеву. Хотя она так и не решилась в открытую поговорить с ним о Бустилоне, но перестала сторониться его, и в их отношения вернулась прежняя теплота.

Как-то раз Изабелла шутя спросила у него, не был ли кто-то из его предков в родстве с королевской семьей. Антуан развел руками:

— Уж чего нет, того нет.

— А жаль, — полусмеясь, полупечалясь заметила она, — а то мы могли бы пожениться. Будь вы хоть самым нищим принцем с вот-такусеньким королевством, — она показала пальцами расстояние с полдюйма, — и все.

Вдруг без стука вошла королева-мать, хмуро насупившись, она приказала Рони-Шерье удалиться.

Он почтительно поклонился пожилой королеве, но его движение к выходу из королевских покоев Изабелла остановила легким взмахом тонкой ладони. Королева-мать сжала свои истончившиеся с возрастом губы.

— Позвольте мне проявить настойчивость, дочь. Отпустите этого юношу, чтобы мы могли поговорить наедине.

Изабелла помедлила, но все-таки сделала Антуану знак удалиться.

— Итак, матушка?

— Что же вы делаете, дочь моя? Разве для того отец ваш оставил вам королевство в полное распоряжение? Королевская власть всегда была священна для народа, которым вы взялись править. Но сегодня — сегодня все увидели, что страной правит глупая влюбленная девчонка, обыкновенная пустоголовая девчонка. Ваши сентиментальные свидания с этим юношей, они просто смешны. Что он для вас? Красивое лицо и преданное сердце? Недурно, но недостаточно. Вы стали посмешищем для всей страны, героиней неприличных анекдотов, вот, кем вы стали!

— Но, матушка! Не чересчур ли вы строги? Мне не в чем себя упрекнуть. Бог свидетель, но ничего дурного не было!

Лицо королевы-матери ни капли не смягчилось.

— Я-то верю вам, Изабелла, верю, зная ваше сердце, вашу честность, зная, какое вы получили воспитание. Но другие не знают. Они строят догадки, основываясь на собственной испорченности. А догадки обрастают сплетнями. Вашей репутации может настать конец, и что тогда? Уже сегодня я слышу, как отзываются о вас ваши подданные.

— Должно быть, матушка, вы осведомлены лучше меня. Я сама не слышала ничего дурного.

— Вы весьма беспечны, Изабелла. А говорят, что вы с вашим фаворитом, — только они предпочитают другое слово, — только и знаете, что балы да прогулки, и пока вы любуетесь красотой фейерверка, подсчитывают, во что он обошелся казне. Королевская казна истощена, налоги вы повысили. Какой-то сапожник или колбасник управляет государством от вашего имени, а вы пока наслаждаетесь любовной идиллией со своим возлюбленным. Скандал, вот что ждет вас впереди. Скандал, после которого вам уже не править.