Грохот выдвигаемых сундуков — Мадлен собирала вещи, которых за последние пару месяцев успела накупить немало — причинял тупую душевную боль. Он знал, что час назад точно так сотрясался добротный каменный особняк во время столь же поспешных сборов Изабеллы. «Она бросила меня», — подумал он удивленно и как бы издалека, словно не о себе. От него ушла жена, не оставив даже записки. Неужели ей казалось, что все ясно и так? Неужели? Разве он чем-то обидел ее? Ведь нет же! «Ты в одном права, Мадлен, — подумал он, — мы с тобой другой крови. Таким, как мы, никогда до конца не понять Изабеллу из рода Аквитанских королей…»

Покинув дом, в течение первого часа Изабелла испытывала невыносимые страдания, порываясь немедленно вернуться. Потом она осознала, что Орсини уже наверняка пришел и знает, что она ушла. Теперь стало легче, дело было сделано, самое страшное позади. Она уже разорвала ниточку, связывавшую их сердца, и теперь оставалось лишь заживить свою душевную рану. Дом старого Сафона на окраине столицы, вместительный, но унылый, уже ожидал ее. Сам Сафон, сияющий и помолодевший, окрылено вылетел ей навстречу.

— Ваше величество! — вскричал он. — Я счастлив видеть вас у себя. Проходите сюда. Вас ждут счастливые подданные. Пожалуйста, мадам.

Словно по волшебству, зажглись огни, и мрачный особняк засиял всеми оттенками желтого и оранжевого света. Изабелла вошла в большой зал и вскрикнула от удивления: он был полон народу. Все встали, увидев ее, чей-то громкий голос крикнул: «Да здравствует наша королева!» и был подхвачен всеми. Изабелла стояла растерянная и ошеломленная, вокруг нее шумели и суетились, ее приветствовали и поздравляли. Шум, поднятый вокруг нее, взволновал молодую женщину. Вперед вышел Сафон. Несмотря на легкое заикание, голос его был полон силы:

— Сегодня у нас счастливейший день! Наша королева Изабелла вернулась к нам! Завтра же регенту Гримальди будет объявлено наше требование немедленно освободить дворец и покинуть страну. У нас будет королева по праву рождения! Мы восстановим справедливость! Ура королеве!

Шум еще больше усилился. Казалось, Изабелла принесла с собой веру в их победу. Она поражалась количеству людей, которые хотели видеть ее королевой. Словно раньше никто не мог заметить ее королевской осанки и достоинства. Никому и в голову не приходило, что она достойна, по-настоящему достойна быть главой страны. А теперь они увидели, что ее уход разрушил их устоявшиеся мирки. Она была им необходима, чтобы вернуть свои привилегии и должности, ушедшие вместе с ней. Изабелла не обманывалась на их счет. Она вглядывалась в их лица и узнавала знакомых. Возле нее стояли чета Оринье (Луизетта утратила должность фрейлины), де Марс (капитан дворцовой охраны), де Васейль (утратил прибыльную должность распорядителя празднеств) и другие, которых она знала с детства. Кроме них, Сафон представлял ей новых людей, которых она лично не знала либо не помнила. Один из них поразил ее сходством с Рони-Шерье, он был такой же высокий, ясноглазый и красивый.

— Граф Оноре-Гастон де Барбье, — представил его Сафон. Изабелла приветливо улыбнулась. «Как он хорош, — подумала она, любуясь правильными чертами его лица. — Сафон коварный старик, несмотря на его добродушный вид. Он уже чувствует себя первым министром». У нее даже закралось подозрение, чтобы этот красивый синеглазый молодой человек с тонкими благородными чертами привлечен Сафоном неспроста. Ее охватила дрожь. Если она возглавит это восстание, что будет? Если она победит, то вернет свою корону, если будет разбита, потеряет все, возможно, и жизнь. И в любом случае, потеряет Орсини. Уже потеряла. И как ни нелепо, но гражданская война в ее стране начнется из-за того, что ее муж недостаточно внимателен к ней. Изабелле вспомнился последний бал, рассеянный взгляд Орсини, скользящий по ней без интереса, его раздражение, когда он видел ее желание спрятаться от всех, поскорее уйти из дворца, где она знала каждую трещинку. «Все равно ничего не выйдет, — печально думала Изабелла. — Он бросил бы меня сам, если б я не ушла. Он любил королеву Изабеллу, а не просто женщину. А теперь он все равно, раньше ли, позже ли, найдет более красивую и блестящую даму. Я только жена, а любить жену при дворе не модно. По крайней мере, я избежала последнего удара по моей гордости: я не услышала его признания, что он не любит меня больше и не хочет продолжать жить со мной. Он не из тех, кто промолчит. В один прекрасный день он сказал бы, что уходит».

Такие рассуждения не способствовали улучшению ее настроения. Однажды она уже сделала выбор — избрала свою любовь и потеряла корону. Теперь она испугалась, что теряет и любовь, задыхающуюся во мраке будней. Сердце или корона? Этот вопрос всегда стоял перед ней. Сегодня она снова сделала выбор, на этот раз разочаровавшись в любви. «Лучше рискнуть жизнью, чем тосковать в одиночестве», — думала она.

Вместе с Луизеттой Оринье и ее мужем, Изабелла переехала в огромный замок, принадлежавший графу де Барбье. Расположенный всего в получасе езды от столицы, он идеально подходил в качестве убежища. Луизетта объявила, что возвращается к своим обязанностям фрейлины и последует за Изабеллой, куда та скажет. Так что, Изабелла могла без страха принять гостеприимство графа.

Сафон от ее имени объявил регенту о притязаниях Изабеллы на престол, и поскольку тот рассмеялся в лицо старику, война была объявлена. «Победитель получит корону», — говорил Сафон. Изабеллу посвятили во все планы заговорщиков, к своему изумлению, она почувствовала, что будет не только ширмой. Все ниточки восстания оказывались у нее в руках. Она принимала на себя командование и весь риск в случае провала.

В столице собирались ее солдаты. Стояло начало апреля. Столица ее страны замерла в ожидании: регент размышлял. Не будучи ни особо умным, ни решительным, регент ждал помощи от соседей да от Оливье. Но соседи отмалчивались, а гонец королю Оливье был перехвачен солдатами Изабеллы. К середине апреля тишина стала зловещей — противники все еще выжидали. Из провинции прибывали солдаты, Изабелла становилась все сильнее. Регент начал всерьез волноваться за исход конфликта.

И наступил день, когда регент согласился на переговоры. Он по настоящему испугался за свою жизнь, свою свободу, и ему все равно слабо верилось, что он будет по-настоящему править этой страной.

В этот долгожданный день в замке графа де Барбье был настоящий праздник. Сам граф деликатно, но не оставляя сомнений в его намерениях, ухаживал за Изабеллой. Изабелла благосклонно принимала комплименты ее красоте, кроме того, она и сама осознавала, что ее отражение в зеркале явно посвежело, когда она вновь стала жить полной жизнью. Графа де Барбье она находила умным и привлекательным. Он не был из тех повес, кто тратит свою молодость на коллекционирование женских сердец. Его серьезное лицо и ясно-голубые глаза привлекало ее, но в то же время и отталкивало ее своим откровенным сходством с Антуаном, что тревожило болезненные воспоминания и наполняло ее душу чувством вины.

Наступил день, назначенный герцогом Гримальди для переговоров с повстанцами.

Изабелла вошла в королевский дворец как победительница. Она была ужасно взволнована. Осознавая, что ее война на три четверти выиграна, что противник по сути выбросил белый флаг, она все же слегка трусила встретиться глазами с регентом Гримальди. Благо, ее племянник был слишком мал, чтоб уразуметь ее намерения. Он еще не мог понять, что он — король, единоличный властелин, а двоюродная тетя хочет отнять у него власть. Изабелла не подавала виду, что душа ее в смятении. Она гордо приподняла свой маленький округлый подбородок и шла по золотистому паркету, плавно и медленно, словно боясь оступиться. Ее истинно королевский стан слегка покачивался, а улыбка на розовых устах стоила неимоверных усилий. Атласное вишневого цвета платье блистало роскошью, белые кружева высокого воротника подчеркивали белизну ее лица, а сложная высокая прическа, перевитая нитями мелкого жемчуга, придавала ей величественный вид. Перед ней склонялись. Изабелла мысленно вознесла молитву за успех переговоров. К счастью, регент не знал, как она на самом деле слаба и испугана.

Она уже была у входа в тронный зал, и лакеи в алых ливреях распахнули перед ней двери, как вдруг она увидела Орсини.

Бледный, как мел, с глазами цвета неба перед ураганом, он словно ждал ее. «Может, и правда, ждал», — подумалось ей. Его серый отделанный серебром костюм был безукоризнен, волосы аккуратно завиты. Изабелла видела перед собой Орсини-министра. Он шагнул к ней.

— Это я, Изабелла, — сказал он нелюбезно. Она вздрогнула. Ей сразу стало не по себе.

— Здравствуй, Эжен, — она еще надеялась, что ссоры удастся избежать.

— Ты пришла сюда, Изабелла. И тебе не стыдно?

— Стыдно? За что?

— Ты забыла, что добровольно оставила трон.

— Ради тебя.

— А теперь ты оставила и меня. И сегодня… у тебя нет прав ни на престол, ни на меня. Ясно тебе, Изабелла? Уходи.

— Я не уйду, Эжен, — у нее задрожали губы, и ладони покрылись липким холодным потом. — У меня ничего не осталось. И я поняла, что это мое государство. Моя страна.

— Она больше не твоя. Ты ее предала.

— Неправда, — проговорила она тихо.

— Правда, — он возвысил голос. — Ты всегда всех предавала. Ты предала Антуана, предала своего брата, предала меня. И свою страну тоже. Тебе больше не место здесь.

— Я просто ненавижу тебя, Орсини, — ее видимое спокойствие улетучилось. — Все это — твоя вина. Если б ты не требовал, чтобы я отреклась…

— Я не требовал! — закричал он гневно.

— Но и не отказался! — она силилась унять истерическую дрожь в голосе. — Ты видел, что это только, чтобы быть с тобой, и не сказал, чтобы я осталась. А потом ты превратил меня в вещь.

— Слишком дорогую и бесполезную, — съязвил он.

— Ты смешон, Орсини, — возмутилась молодая женщина, выходя из себя от обиды. — Как ты смеешь так со мной говорить?! Я же вытащила тебя из грязи. Ты был бы пылью под ногами моей последней прислужницы, если бы не я!!!

Все смотрели на них, заинтересованные разыгравшейся сценой. Итак, оскорбление было нанесено.

— Дай мне пройти, — гневно потребовала Изабелла.

Орсини глянул на нее яростно, и тут же при всех дал ей пощечину. У Изабеллы зазвенело в ушах, Орсини и не подумал сдерживать силу. Она с краской стыда на щеках обернулась и осознала, что сотни глаз устремлены на нее. Гнев ослепил ее. Изабелла резко развернулась.

— Я не желаю переговоров, — заявила она громко. — Мне не нужны уступки. Здесь все принадлежит мне, и я докажу это.

С этими словами она покинула зал под удивленный шепот придворных. Переговоры были сорваны. Страна утратила шанс избежать настоящей гражданской войны. И, покидая свой дворец в глубоком смятении, Изабелла знала, что теперь ее жизнь окончательно разрушена. Впереди война, ненависть, голод, смерть, одиночество. Орсини презирает ее. Зачем же жить? Она глотала слезы, изо всех сил удерживая высокомерное выражение на своем лице.

В карете ее ждал Сафон. Он уже знал о скандале и был мрачен и зол.

— Простите меня, Сафон, — сказала Изабелла печально.

— Не за что, ваше величество. Этот проклятый Орсини, этот ничтожный плебей таки сорвал наши планы, — старый министр вообще не брал в расчет, что говорит о ее муже, о человеке, которого она любила. — У вас не было выхода, девочка моя. Остаться после такого оскорбления значило бы навеки себя опозорить. Но это еще не конец. У нас есть еще надежда.

Изабелла, казалось, не слышала его. Ее лицо потемнело, и опустились уголки нежных губ. Он коснулся ее плеча своей уродливой старческой ладонью.

— Дитя мое, что с вами?

— Я не хочу этой войны.

— Отступать поздно и некуда. Война уже начата. Нам придется сражаться с Гримальди. И все по вине этого негодяя Орсини! Одна надежда, что регент не понял, как ему посчастливилось.

Сафон не ошибся. Регент не понял, что Орсини оказал ему услугу. Для него случившееся выглядело полной катастрофой. Он-то искренне надеялся найти компромиссный выход и решить проблему мирным путем.

— Вы погубили нас, Орсини, своими плебейскими выходками, — орал регент. — Какого черта вам понадобилось срывать переговоры, унижая Изабеллу?! Теперь придется воевать, и перевес будет на ее стороне! Конечно же, народ пойдет за той, чьи прадеды водили их предков сражаться за свою веру.

Орсини был достаточно прагматичен, чтобы романтика крестовых походов древности не производила на него впечатления.

— Армия наша, казна наша. Мы контролируем ситуацию, а она нет, — возразил он. Но регент и не думал слушать его.

— Я терпел вас, Орсини, только потому, что был связан словом! Теперь я не желаю видеть здесь вашу наглую физиономию. Убирайтесь вон! — прогремел он.