— Эжен, — выдохнула она в ужасе, когда увидела, что по белой материи его сорочки расползается алое пятно, но он приложил палец к губам, требуя молчания.

— Пустяки. Давай, Белл, не останавливайся. Мы сможем, — произнес он вполголоса. Пока она не опомнилась, он схватил ее за руку повыше локтя и вновь потащил за собой. Он еще не чувствовал ни боли, ни слабости, слишком велико было напряжение, в котором он находился. Изабелла сразу позабыла о страхе за свою жизнь, свою свободу. Опасность грозила Орсини! Она сразу, в ту же минуту поняла, как себя обманывала до сих пор. Ведь она была сама виновата, что любовь к этому человеку заслонила от нее весь остальной мир. Она с радостью принесла себя в жертву, даже и не думая о последствиях. Как же можно было винить его в своей собственной ошибке! И вот теперь, — теперь то же. Без разницы, что будет с ней, лишь бы он не пострадал…

— О Эжен! Мы не можем идти дальше! Умоляю, Эжен! Я не могу позволить тебе играть своей жизнью!

— По-твоему, мне необходим покой и хирург мэтр Бальен? — огрызнулся он сердито.

— По крайней мере, перевязка. Если ты потеряешь много крови, у тебя не хватит сил. Прошу тебя!

— Еще не время, Изабелла. Пока мы не будем в относительной безопасности, о привале не может идти и речи.

Видно было, что ему все труднее и труднее идти. Изабелла не могла протестовать, он крепко держал ее за руку, предвидя сопротивление. Они вышли к ручью, единственный путь на противоположную сторону шел по поваленному дереву. Эжен мгновенно решился.

— Ну-ка, на ту сторону! И не вздумай упасть в воду, Изабелла.

Изабелла недоверчиво глянула ему в лицо. Но он неумолимо потянул ее за собой. Ступив на узкий ствол, молодая женщина пошатнулась. Она с ужасом глядела на Орсини, но он достаточно твердым шагом преодолевал препятствие. Только губы его слегка скривились. В ветвях тревожно каркали вороны, и Изабелла с трудом отогнала мысль, что это дурной знак. Взгляд ее был прикован к расползающемуся алому пятну крови. Вся армия регента не могла внушить ей такого ужаса. Преодолев ручей, Эжен с трудом нагнулся и столкнул деревце в воду. Путь назад теперь был отрезан. Изабелла тревожно заглянула ему в глаза, но он махнул рукой, мол, все в порядке, но его лбу выступила испарина.

— Надо уходить отсюда, — хрипло сказал Орсини. Изабелла поспешила за ним. Она уже выбилась из сил, хотя не призналась бы в этом ни за что на свете. Ей было стыдно, что Орсини даже в раной в боку может дать ей сто очков вперед.

Они прошли по густым зарослям терновника и снова углубились в лес. Только когда начало темнеть, Орсини согласился, что им пора отдохнуть.

— Идем туда, за холм, — предложил он, указывая ей на темнеющий неподалеку перелесок у подножья поросшего зеленью холма. Там, в тени желтеющих осин, они расположились на ночлег. Земля, днем согретая сентябрьским солнцем, еще не окончательно остыла, и беглецы устроились прямо на слегка пожухшей траве. Вконец вымотавшийся Орсини прилег на здоровый бок и перевел дыхание, устало прикрыв глаза. Усилие, которое он сделал над собой сегодня, было бы не под силу никому. Перепуганная его бледностью Изабелла опустилась около него на колени. Она не знала, насколько глубока его рана и насколько опасна. Они были так глубоко в лесу, вдали от людских поселений, так что рассчитывать приходилось лишь на себя.

— Эжен, — она тихонько окликнула его.

Он приоткрыл глаза и встретил ее умоляющий взгляд.

— Кровь идет, — прошептала она, показывая на его бок.

— Надо еще вытащить пулю, — проговорил он чуть слышно. Изабелла собрала все свое мужество и извлекла у него из-за пояса нож.

— Как же мне развести огонь…

— И не думай, — отозвался Орсини. — Ты мигом привлечешь сюда солдат.

— Но надо обработать лезвие, не хватало еще занести инфекцию в рану.

— Возьми флягу, там немного бренди, плеснешь на него. Только оставь и мне, ладно?

Изабелла налила тонкой струйкой немного крепкого напитка на обе стороны лезвия.

— Не бойся, — подбодрил ее Орсини. Она тяжело вздохнула и осторожно убрала залитую кровью полу рубашки. Рана, к счастью, была пустяковой, и знающий лекарь быстро поставил бы на раненого на ноги. Но она не была знающим лекарем. Пока она неловко пыталась извлечь пулю, Орсини только тихо постанывал. В конце концов, Изабелле удалось справиться со своей непростой задачей, правда, Орсини к тому часу был совершенно измучен. Она поспешно протерла его бок тряпицей, смоченной в бренди, и, как сумела, наложила повязку, разорвав на полосы свою полотняную нижнюю юбку. Руки молодой женщины дрожали от напряжения, а ее сердце сковал страх. Она боялась, что рана может оказаться смертельной, ей казалось, что Орсини уже и не дышит. Однако он просто ослаб и теперь отдыхал, стараясь не шевелиться, чтобы не спровоцировать новое кровотечение.

— Как ты, Эжен? — она заметила, что он шевельнулся.

— Ничего, заживет… В фляге что-нибудь осталось?

— Да, немного. Возьми, вот.

Он взял у нее флягу и жадно проглотил остатки. Изабелла следила за ним с таким жалостливым выражением на лице, что он изобразил бодрую улыбку.

— Ложись-ка спать, Изабелла. Не надо меня раньше времени хоронить. Я еще поживу. А вот ты должна отдохнуть, еле на ногах держишься. Ведь завтра мы должны продолжать свой путь.

Изабелла не стала возражать, хотя она сильно сомневалась в этом. Она прилегла около Орсини, но глаз так и не сомкнула. В конце концов она поддалась соблазну и, просунув руку ему под локоть, осторожно обняла его. Она ощутила, что он сжал ее ладонь в своей, и, ободренная, придвинулась поближе, прильнув щекой к его плечу. Орсини тихо вздохнул.

— Черт, бок словно каленым железом припекают, — пожаловался он. Изабелла ничего не могла сделать для него, она лишь крепче обняла его, пытаясь хоть как-то выразить ему свое сочувствие. Никогда еще ей так не хотелось сказать ему, как сильно она его любит. «Ему сейчас не до того», — подумалось ей. Изабелла вздохнула, обещая себе, что скажет ему все, как только ему станет лучше. И тут же со страхом подумала, что Орсини может и не выжить. Она гнала эту мысль, но она упорно возвращалась, больно отдаваясь под сердцем. Она не спала всю ночь, хотя Орсини под утро все-таки задремал.

Наступившее утро было серым и неприветливым. Изабелла боялась, что упрямый Орсини непременно захочет идти дальше, но он, очнувшись от неспокойного сна, вынужден был смириться с тем, что еще не в силах никуда идти. Вся его деятельная натура протестовала против задержки, но его лихорадило, ноги подкашивались, а бок непрерывно терзал жестокой болью. Изабелла была терпелива как никогда. Она не пререкалась с ним, а лишь дождалась, пока он сам поймет, что ему необходим покой.

Чтобы выжить в этом глухом лесу, Изабелла собрала в подол своего платья грибы и орехи, которые щедро дарил своим гостям сентябрьский лес. Остаток дня она просидела около Орсини, который уже к вечеру успешно рискнул сесть. Глядя на него, она размышляла, что хоть брак их разрушен, осталось что-то, заставившее Орсини рискнуть жизнью, чтобы вернуть ей свободу, а ее саму — сидеть около него вместо того, чтобы поскорее спешить к границе.

— Как же так, Эжен, — прошептала она, — как же так. Ты стал на сторону моего противника, ты помог ему разбить меня, мои войска. Я по своей воле покинула твой дом. И все же ты — самый близкий для меня человек.

— Жаль, что я не сумел сделать тебя счастливой, Белл.

— Нет, ты не виноват. Я была счастливой женщиной. Мне было хорошо с тобой. Это все проклятая кровь моих дедов. Я почувствовала себя выброшенной из жизни.

— Ты должна была сказать это раньше. Я бы понял тебя.

— И что? Ведь ты знал об этом и без моих слов, но ничего не мог сделать.

— Всегда есть выход…

— Вспомни, мы же искали. Ты же не хотел быть «мужем королевы». Но это все, на что способна была моя фантазия.

— Мне казалось, корона не так уж важна для тебя, Белл.

— И я так думала. Но это оказалось так трудно — с утра до ночи быть предоставленной самой себе, ничем не занятой, никому не интересной. Я не умею жить такой жизнью.

— Я тебя понимаю. Я бы так не смог.

— Тебе повезло родиться мужчиной, — улыбнулась Изабелла.

— Зато ты прелестная женщина и должна этим гордиться.

Изабеллу согревала мысль, что она все еще не безразлична Орсини. Страх перед будущим отступил, она положилась на внутреннюю силу своего мужа, как верующий на Бога.

Он легко коснулся ее руки.

— Я ведь не из тех мужчин, Белл, что полагают, будто дело жены только следить за порядком в доме и рожать детей. Но я и правда не знал, чем тебя занять. Может, я был невнимателен, чересчур погружен в работу. Но ты сама не захотела видеть меня ленивым растолстевшим помещиком. Мне жаль, что так вышло. Но мне казалось, днем ты сама найдешь себе развлечение, ведь перед тобой открыт целый мир, остается лишь протянуть руку и взять желаемое.

К следующему утру Орсини стало гораздо лучше, и он вполне мог идти дальше. Изабелла попыталась убедить его еще подождать, но он и слушать не стал.

— Сделай повязку потуже, и не будем терять времени, — заявил он.

Это был трудный переход. С усилием переставляя усталые ноги, Изабелла поражалась мужеству Эжена. Себя она считала слабой, потому что если б не Орсини, она б уже бросила бороться за жизнь. Она не осознавала, сколько силы духа было в ней самой, раз она все-таки шла, не позволяя себе ни единой жалобы.

На ночь они расположились в небольшой рощице из молодых осин. Орсини долго что-то прикидывал в уме.

— Мы уже скоро выберемся, — наконец заметил он. — Думаю, завтра или послезавтра мы выйдем к морю в миле-другой от порта.

— Куда же мы поплывем?

— Там увидим, Изабелла.

— Странно начинать свою жизнь сначала, — задумчиво произнесла Изабелла.

— Пустяки. Вот увидишь, так интереснее жить. Уж поверь мне.

— Но я люблю эту страну и не хотела бы уезжать. Я здесь родилась…

— Никогда не знаешь, как повернется жизнь. Может, ты сможешь вернуться.

Изабелла промолчала. Она не могла объяснить ему, почему для нее так много значит именно эта земля. Она и сама не знала. Должно быть, кровь ее предков-королей играла ее чувствами. Она чувствовала себя неотделимой от здешней земли, как легенда. Зато Орсини, как сорная трава, мог жить где угодно, ему везде находилось место. Он был умным, сильным, энергичным и лишенным предрассудков, где ему было понять душевную хрупкость такой женщины, как Изабелла. Орсини увидел, как она подавлена, и, не зная, как поддержать ее, привлек к себе.

— Изабелла…

Его объятия были для нее лучшей гаванью от всех житейских бурь. Она блаженно вздохнула и спрятала лицо у него на груди.

— Мне совестно, Эжен. Я боюсь будущего. Я не знаю, где правда. Я не знаю, к чему мне стремиться.

— Не нужно стремиться, Белл. Нужно просто жить.

— Хочется оставить после себя след…

— Память о самой взбалмошной королеве всех времен и народов? Полно, Изабелла, тебя никогда не забудут.

— Не смейся надо мной, Эжен.

— Да я и не смеюсь. Будь мудрой, Белл, будь самой собой и все. Не пытайся играть роль, которая тебе не по душе.

— Роль?

— Ты была ужасной королевой, признай это. Ты скучала. Тебе не с кем было поговорить. Ты не выносила рассуждений о финансах. Я мог издать новый закон, а ты через месяц спохватиться, что не знаешь о нем.

— Я была слишком юной.

— Ты и сейчас еще девчонка, Белл.

— Неправда.

— Правда. У тебя будет еще время, Белл. Ты станешь старше и сама разберешься, чего ты действительно хочешь от жизни.

Изабелла знала, что он прав. Ей не хотелось искать смысл жизни, сейчас ей хотелось одного — остановить время, чтобы никогда не отрываться от него. А судьбы всего мира были лишь фоном. Он не мог не почувствовать, как взволнованно бьется ее сердце. В полумраке, при свете лишь далеких звезд, он вгляделся в ее лицо и осторожно провел пальцем по ее нежным губам. Она приподняла голову, и Орсини поцеловал подставленные ему губы. Изабелла ответила с необычной для нее страстью. Несколько мгновений они не могли оторваться друг от друга.

— Эжен, любовь моя, — тихо выдохнула она. Он целовал ее шею и плечи, и она, забыв обо всем, изгибалась в его объятиях. Никогда еще страсть так не ослепляла ее, она забыла, что еще недавно боялась за его жизнь. Весь мир словно исчез. Никогда в уютной тишине супружеской спальни она не чувствовала себя такой счастливой, такой свободной. Она не узнала бы себя, будь она способна рассуждать. Выплывая из блаженного тумана, Изабелла обнаружила, что Орсини устало откинулся на траву рядом с ней. Ей стало стыдно, что он и так ослабел от потери крови, а теперь еще и она. Она прижалась к нему, и он обхватил ее одной рукой. Засыпая, он проворчал что-то маловразумительное, но судя по тону, очень ласковое.