Он понял. Затаив бессильную ярость, он остался в столице, обещая себе, что его час еще настанет.

Вскоре Изабелле пришлось проводить своего брата в дальнюю дорогу. Он был ближайшим наследником короля Роланда, и теперь старый король скончался. Кончилось детство и беззаботная юность Оливье, как незадолго кончилась свобода юной Изабеллы.

— Теперь мы достойные брат и сестра, — печально вздохнула Изабелла, обнимая его на прощание. — Ты король, а я королева. Наши детские годы остались позади. Никогда больше не будет, как раньше. Никогда.

— Милая Изабелла, все у нас будет хорошо.

— Королей всегда ждут одни лишь несчастья, завистники, заговоры, войны. Нам не узнать ни свободы, ни семейного счастья.

Он промолчал. Все знали, что он давно влюблен в Анну де Принн, красавицу-герцогиню, богатую, высокородную молодую вдову. Но не королеву и не принцессу. Он уезжал, а она оставалась при дворе Изабеллы.

— Ты будешь писать мне, Оливье? Не только как король. Как мой брат.

— Конечно, дорогая сестра.

Она глядела ему вслед. Он уехал, сопровождаемый сотней дворян. Когда-то их родители лелеяли мечты об их браке. Однако вырастив их вместе, королевы-сестры сами ужаснулись тому, что натворили. Они видели друг в друге сестру и брата, любящих и дружных, и было бы кощунством заставить их стать мужем и женой. В конце концов, принцесса Маргарита, сестра королевы Алисии, подыскала для сына некую принцессу Веронику Гримальди, наследующую престол небольшой, но весьма богатой страны. Брак Оливье и Вероники был вопросом времени.

Отъезд Оливье опечалил Изабеллу. Она лишилась верного друга, готового поддерживать ее во всем.

Граф де Рони-Шерье не отходил от Изабеллы ни на шаг, надеясь утешить ее. Постепенно, день за днем, к ней все больше возвращалась веселость и бодрое расположение духа. Прошло время, и Оливье стал для нее воспоминанием.

Однажды Рони-Шерье заговорил с ней об Орсини.

— Ваше величество, — произнес он мягко, — меня глубоко опечалило то, как вы разгневались на моего друга. Может быть, по прошествии времени, вы смените гнев на милость?

— Вашего друга? Я обидела вашего друга? О ком вы, граф? Я как будто не знаю никого из придворных, кто был бы особенно близок с вами. Вы, мне показалось, держите себя ровно со всеми.

— О, не среди придворных! У меня был и есть один друг. Но, боюсь, Орсини рассердил вас своей безрассудностью.

Она помнила его.

— Орсини? Ваш друг? — она улыбнулась. — Вот уж не знала!

— Да. Орсини — мой друг детства. Мы выросли вместе. Я потерял его из виду лишь последние пару лет.

— Вот как? Однако вы ошиблись, граф. Я вовсе не сержусь на него. Просто ему не место здесь, граф, — она подчеркнула его титул, словно давая понять о пропасти, лежащей между Орсини и его другом, Орсини и королевским двором.

— Он прекрасный человек и очень умный, — Рони-Шерье улыбнулся. — Более умный, чем я.

Ее задело его восхищение дерзким плебеем.

— Он просил вас похлопотать за него, граф?

— Что вы, ваше величество! Да Орсини скорее умрет, чем попросит о покровительстве!

— Вы так хотите, чтобы он получил какую-нибудь должность?

— Откровенно говоря, хочу. Я всегда желаю добра моим друзьям, ваше величество.

— Пусть так. Я, пожалуй, что-нибудь придумаю.

И Изабелла лукаво улыбнулась, а в ее глазах сверкнул огонек.

— Ах, ваше величество, — грустно сказал граф, — вы все-таки настоящая королева.

— Разве по-вашему это дурно? — кокетливо спросила Изабелла.

— Нет. Да. Это весьма печально для меня. Будь вы обыкновенной женщиной… Если бы вы были просто женщиной, мне было бы проще, гораздо проще.

— Я не понимаю вас, граф.

— Вы всегда не понимаете! — с горькой обидой воскликнул Рони-Шерье.

— Вы знаете, что я вас люблю, но всегда делаете вид, будто не понимаете ничего. Вы играете моими чувствами к вам. Вас забавляет, когда ваши слова причиняют мне боль. Вы развлечения ради кружите мне голову, не гоните и не зовете, позволяете мне быть у ваших ног и постоянно твердите: «Не забывайтесь. Что это вы говорите?» Вы… вы жестокая кокетка, ваше величество.

— Вы снова забываетесь, — заметила королева.

— Да! Стоит мне только сказать правду, как вы отталкиваете меня, а если я молчу, тогда вы маните меня обратно. Зачем, за что вы издеваетесь надо мной?

Изабелла улыбалась. Ей нравилось, что ее так любят.

— Что же вы от меня хотите, господин де Рони-Шерье?

— Я или умру, или не буду вашим бесправным фаворитом! Мое сердце может быть разбито, но оно не станет игрушкой.

— Никто не играет вашим сердцем.

Он с надеждой вгляделся в ее лицо.

— Ваше величество, — молил граф. — Только скажите мне правду. Что я для вас?

— Правду? Прекрасно. Так слушайте же, бесправнейший из фаворитов, ибо правда в том, что я люблю вас.

Он ахнул и умолк, не находя слов, чтобы выразить восторг.

— Да вы, кажется, не рады. Или рады?

Королева, не теряя самообладания, подошла к ошеломленному молодому человеку и посмотрела ему прямо в глаза.

— Изабелла… — прошептал он блаженно.

— Да, Антуан… — в тон ему проговорила королева, улыбаясь уголками нежных губ. В страстных объятиях смешался атлас ее платья с бархатом его камзола, завершившись поцелуем, долгим и нежным, как их чистая любовь. Теперь графу грех было жаловаться. Его мечта сбылась.


Изабелла сдержала слово и пригласила Орсини во дворец. Она отыскала новый способ досадить наглецу. Хотя ничто не мешало ей принять его немедленно, она заставила его прождать в общем зале, где толпились просители, более часа. Лишь когда Орсини стал явно порываться уйти, она велела впустить его. Так что молодой человек вошел в ее кабинет, преисполненный благородного негодования. Ее слова не улучшили его настроения.

— Вот что, мэтр Орсини, — заявила королева, высокомерно поглядывая на юношу, — мы великодушно подыскали вам место. Вы, как будто, желали служить своей королеве? Рассмотрев вашу просьбу, мы решили назначить вас помощником писаря. Однако же вы должны помнить об ответственности, которая ложится на ваши плечи. Возьмите же патент, и можете идти. Завтра вы приступите к своим обязанностям.

Ниже должности при дворе при всем желании было не найти. Разве что прислуга и лакеи.

— Благодарю ваше величество, — ответил оскорбленный сын колбасника, — но я не могу принять ваше «великодушное» предложение.

— Отчего же, сударь? Оно вас не устраивает?

Орсини сильно побледнел.

— Я думаю, ваше величество, что мог бы справиться и с работой более важной и полезной. По-моему, должность помощника писаря — это слишком мало даже для начала.

Откровенная дерзость и невежливость его ответа поразила юную королеву.

— Вот вы как полагаете? Не много ли вы на себя берете, мэтр Орсини? Вы просто дурно воспитаны и грубы.

— А с вашей стороны не грубость ли оскорблять честного человека насмешками! — не удержавшись вскричал Орсини.

— А вы наглец, — спокойно отметила Изабелла.

— У меня лишь есть гордость, — возразил он.

«Больше ее у тебя не будет», — подумала Изабелла, вызывая звонком колокольчика стражу. Она приоткрыла дверь, не обращая внимание на остолбеневшего Орсини. Несколько вооруженных гвардейцев, принадлежащих к ее личной охране, вбежали в кабинет и схватили юношу. Он попытался высвободиться, но это было бесполезно.

— В тюрьму наглеца, — приказала королева, освобождая страже дорогу. Несколько мгновений она наблюдала за ними, но когда молодого человека уже уводили, она вдруг спохватилась.

— Нет, постойте! Я милую его.

Стража отпустила Орсини. Слегка помятый, он отошел в сторону и отвернулся. Воцарилась тишина. Королева позволила ему остыть и осознать случившееся.

— Ну что, мэтр Орсини? Не забывайте, что я все еще хочу видеть вас вторым помощником писаря.

Она прочитала в его глазах всю ненависть мира.

— Хорошо, я согласен. В конце концов, это приятнее, чем сидеть в одиночной камере.

— Рада, что вы верно меня поняли, — она жестом отпустила стражников. — Вот и вся ваша хваленая гордость. Приступите к выполнению своих обязанностей с завтрашнего утра.


— Поглядите, как здесь красиво! — Изабелла приподняла свечу, освещая помещение. Антуан огляделся. Они стояли в изящно убранной комнате, в которой была только одна странность — в ней не было окон.

— Этот подземный ход построил еще мой прапрадедушка, Антуан. Здесь он тайно встречался с послами Нерингии. Как вы знаете, это при его правлении Нерингия присоединилась к нашему королевству.

— И куда он ведет?

— Увидите, Антуан. Мы выйдем в город далеко от дворца.

Они покинули уютные комнаты и спустились по темной лестнице в узкий коридор. Там не хватало места, чтобы идти вдвоем, и королева пошла вперед, освещая дорогу. Около получаса они петляли по узким ходам, пока впереди не забрезжил свет. Изабелла открыла своим ключом ворота. Вверх вела винтовая лестница. Они поднялись по ступеням, оказавшись в небольшой беседке посреди одичавшего яблоневого сада.

— Узнаете, где мы находимся, Антуан? Глядите, вон там Рыночная площадь, а там — собор!

— Поразительно!

— Что ж, пора возвращаться.

Они проделали тот же путь по подземному коридору.

— Вот, поглядите, Антуан, видите дверь? Она выходит в тот коридор, что я показывала вам нынче утром. Там почти всегда пустынно. И оттуда можно, не вызывая вопросов, быстро попасть на общую лестницу. А отсюда можно попасть в мои покои, если, конечно, есть ключ!

Они снова оказались в просторном зале Тайных встреч.

— Здесь всегда можно поговорить без свидетелей. — улыбнулась Изабелла. — И не только.

Антуан понял намек, и поцеловал ее в губы раз, потом другой, задержавшись подольше. Пора было возвращаться, но они медлили.

— Как вы отнесетесь, если я приглашу вас на танец? — прошептал Рони-Шерье. Изабелла ответила ему глубоким реверансом, словно на балу, и они медленно закружили по комнате. Им не нужна была музыка, она и так играла в их сердцах в унисон. Ее глубокие и нежные звуки рождались на самом дне души, и пусть недоступны были слуху, но отражались в их глазах, которых они не сводили друг с друга в упоении.


Вынужденный занять малопочетную должность помощника писаря, Орсини был в бешенстве и готов был отомстить королеве даже ценой жизни. Ему хотелось высмеять ее, обидеть или унизить, как она унизила его. Но Изабелла была красива, скромна, изящна и добродетельна. У нее не было тайных пороков и глупых любовников. Рони-Шерье относился к нему по-прежнему дружески, не очень понимая его досаду, все другие о нем просто забыли. Зато теперь у него была своя каморка во дворце, правда, в дальнем крыле и такая жалкая, что даже Орсини, не привыкший к роскоши, ужаснулся ее убогости.

Он вставал до рассвета, с отвращением умывался ледяной водой, которую разносил по комнатам бородатый слуга в потрепанной и не очень-то чистой одежде, и казалось невероятным, что здесь же по соседству существуют богатство и роскошь. Он носил тот же потертый суконный костюм, в котором приехал покорять столицу, и каждый мог помыкать им, как того желал.

Кипевший в Орсини гнев не мог не найти себе выхода, иначе он просто сжег бы его изнутри. Однажды старший писарь передал ему бумаги, которые требовалось начисто переписать. У Орсини был красивый четкий почерк, и теперь он только и делал, что бездумно переписывал различные документы и письма. Прочитав документ, Орсини узнал стиль и манеру королевы. Письмо было на испанском языке и испещрено малоразборчивыми исправлениями. Он прочитал его снова и решил, что королева выбрала неудачную форму для изъявления своих мыслей. Взяв перо, он быстро внес изменения. Спустя четверть часа листы пестрели его замечаниями. Орсини потрудился на славу. Только, когда он, наконец, аккуратно переписал все, документ нельзя было узнать… Старший писарь не заметил ничего странного и принес готовые бумаги королеве. Изабелла сразу почувствовала перемены, она не узнавала своего стиля, да и таких оборотов она никогда не использовала.

— Кто писал эту бумагу? — сухо спросила она.

— Мой помощник Орсини, ваше величество. Неужели он посмел допустить ошибку?!

— Орсини, — повторила она медленно, словно пробуя его имя на вкус.

— Немедленно пришлите его ко мне.

Орсини вошел в кабинет. Здравый смысл подсказывал ему, что его ждет увольнение, но все же его резко очерченное лицо светилось от удовольствия. Удовлетворенное самолюбие, которое королева прочитала в выражении его лица, лишь усугубило ее раздражение. Ему казалось очевидным, что королева в глубине души признает его правоту. Однако же пристыженной Изабелла не выглядела. Она презрительно передернула плечами.