Нуждаться в чем-то — в ком-то — все равно, что прыгать с высокого здания без страховки. Он на собственном горьком опыте убедился, что может полагаться лишь на себя и своих близких. Точка.

Только незаметно он начал думать о Паркер, как об очень близком человеке. Он даже рассказал ей кое-что из того, что никогда никому другому не рассказывал и что считал бессмысленным вспоминать.

Итак…

Даже хорошо, что он ее разозлил. Хорошо, что она его вышвырнула. Им обоим необходимо передохнуть, успокоиться. Обдумать все, что с ними происходит.

Малком проверил удлиненную и усиленную тормозную систему и сквозь рев «Фу Файтерс» услышал отчетливый цокот высоких каблучков по асфальту.

Повернув голову, он увидел Паркер… в одном из ее сексуальных деловых костюмчиков, с сумкой размером с «Бьюик» на плече… с волосами, затянутыми в «конский хвост» и оставляющими открытым лицо, от которого он, как всегда, не мог оторвать глаз.

— Дверь была не заперта.

— Да. — Мэл вытащил из заднего кармана тряпку и стал оттирать руки. «Паркер не должно быть здесь, — мелькнула мысль. — Здесь воняет маслом и потом. Я воняю маслом и потом». — Мне казалось, у вас прием.

— Был и закончился. — Паркер смерила его холодным взглядом. — Но мы с тобой не закончили. Ты не мог бы убавить звук?

— Мне еще надо поставить диски и шины на эту машину.

— Пожалуйста. Я подожду.

И подождет, кто бы сомневался. Она прекрасно умеет ждать.

Поэтому «Фу Файтерс» придется поскучать без него. Мэл отложил инструменты, выключил айпод, открыл сумку-холодильник с пивом и водой, стоявшую на скамье рядом, вынул одну из двух припасенных бутылок пива.

— Пиво будешь?

— Нет.

Мэл откупорил бутылку, сделал длинный глоток, не сводя с нее глаз.

— Тебя что-то тревожит, Классные Ножки?

— По правде говоря, довольно много. Я узнала о катастрофе, о тех трех девочках. Почему ты мне вчера ничего не сказал?

— Не хотел. — Перед его мысленным взором снова замелькали скользкое от дождя шоссе, разбитое стекло, кровь, почерневший металл. — И сейчас не хочу.

— Но тебя это гложет изнутри.

— Меня это не гложет.

— Я думаю, я даже уверена, что это первая ложь, которую ты мне сказал.

Паркер не ошиблась, и ее правота разозлила его больше, чем можно было ожидать.

— Паркер, я знаю, что происходит в моих кишках, и болтовня ни черта не изменит. Те девочки не оживут, а пара из второго автомобиля не избавится от дикой боли. Жизнь продолжается, пока не оборвется.

Его пылкая тирада, казалось, ни на йоту не поколебала спокойствия Паркер.

— Если бы я верила, что ты бесчувственный фаталист, я бы тебя пожалела. Только я не верю. Вчера ты приехал ко мне, потому что переживал, но не смог или не захотел рассказать, почему? Может, тебе помогла злость на меня, может, ты сумел гневом вытеснить душевную боль, но ни я, ни ты этого не заслуживаем.

«Придется завести еще одну колонку под заголовком Она права». Счет 2:0 в пользу Браун в матче Каванаф — Браун только разозлил его.

— Я не должен был приезжать вчера в таком дрянном настроении. Хочешь, чтобы я извинился? Прости, мне жаль.

— Малком, неужели ты меня так плохо знаешь?

— Господи, — пробормотал он и снова присосался к бутылке, хотя на самом деле ему было не до пива.

— И я не потерплю этого мужского превосходства.

— Я мужчина, — огрызнулся Мэл, довольный, что удалось поколебать ее невозмутимость, и полный решимости развить свой успех. — Поэтому у меня мужское отношение.

— Тогда заруби себе на носу: если я с тобой, то я с тобой, и когда ты прыгаешь от радости, и когда у тебя дрянное настроение.

— Да неужели? — Он чуть не задохнулся от подскочившего к горлу комка. — Что-то вчера я этого не заметил.

— Ты не дал мне…

— Какую часть фразы «я не хочу об этом говорить» ты не желаешь понять? И каким образом мы вдруг заговорили о тебе и обо мне? Три ребенка мертвы, и если им повезло, они умерли быстро. Но, поверь мне на слово, недостаточно быстро. Пять, десять секунд полного осознания, что все кончено и ничего никогда больше не будет. Невозможность отмотать назад и сказать: «Подождите, в этот раз я сделаю по-другому» — слишком большая плата за глупость для девчонки, получившей права год назад, и двух ее подруг.

Когда брошенная им бутылка ударилась о стену и рассыпалась дождем из стеклянных осколков и пивных брызг, Паркер даже не вздрогнула, но то ли хохотнула, то ли сочувственно хмыкнула.

— Когда ты вчера ушел, я чуть не сделала то же самое, а потом подумала, какого черта, мне же и убирать. Тебе легче?

— Господи, ну ты и штучка. Не на всякий вопрос найдется ясный практичный ответ. Не все и не всегда можно исправить. Если бы было можно, три девчонки не умерли бы из-за того, что ехали слишком быстро и набирали эсэмэски своим друзьям.

Жестокая расплата за детскую глупость. У Паркер заныло сердце.

— Так вот что случилось? Откуда ты знаешь?

— Я знаю людей. — Мэл запустил пятерню в волосы, словно пытаясь затолкать поглубже слепившую его ярость. — Послушай, полиция держит это в секрете, пока не закончит расследование.

— Я никому ничего не скажу. Миссис Грейди знакома с матерью девочки, сидевшей за рулем, и очень тяжело переживает случившееся. Я выслушала ее, сделала ей чай, подержала за руку… может, это не сильно помогло. Пусть это был не ясный практичный ответ, и пусть он ничего не исправит, но я должна была что-то делать. Когда кто-то из моих близких страдает, расстроен или просто опечален, я должна что-то делать.

— И тебе наплевать, нуждаются в твоей помощи или нет.

— Да, наверное, да. Я, конечно же, не считаю, что сочувствие сделает трагическую гибель тех девочек менее трагической или уменьшит скорбь по ним и их семьям, но тебя я поняла: ты не хочешь, чтобы я слушала, ты не хочешь, чтобы я держала тебя за руку… Значит, потребность все это делать — моя проблема, не твоя.

Паркер судорожно вздохнула, и Мэл понял, как она взволнована. И именно этот вздох — больше, чем все, что она сказала или сделала, — пробил его броню.

— Ты разбиваешь бутылку о стену, затем собираешь и выбрасываешь осколки, моешь пол. В этом твоя практичность, Малком?

— Иногда разбитая бутылка — это просто разбитая бутылка. Послушай, я должен вернуть колеса этому джипу.

Он хотел разозлить ее, но не видел злости в ее лице. Он видел обиду. И помнил тот единственный, судорожный вздох.

Паркер кивнула.

— Ну, что же, желаю тебе удачи.

На мгновение, то мгновение, что она поворачивалась к дверям, он захотел, чтобы та бутылка еще была в его руке. Просто, чтобы можно было швырнуть ее снова.

— Я думал, что умру.

Она обернулась и замерла в ожидании.

— Когда все пошло вкривь и вкось, когда я понял, что катастрофа неизбежна, я подумал, что смогу выкрутиться. Но там все сошлось в одной точке. Внезапный отказ техники, ошибка в расчетах, сокращение бюджета, о котором нам не изволили сообщить. Кто-то в цепочке принимающих решения облажался, и уже неважно, кто и почему, потому что в конце концов я получил чек на кругленькую сумму.

— Важно, потому что ты пострадал.

— Просто назови это гребаным невезением. — Что он тогда и сделал. Что ему пришлось сделать, чтобы свыкнуться, чтобы забыть. — Как бы то ни было, в тот первый момент — одна деталь полетела, следом другая — я подумал, что справлюсь, а через секунду я уже знал, что мне конец. Мы думаем, что время в такой ситуации летит, но на самом деле оно замедляется. Ты слышишь, как рвется металл, как отлетают детали, тебя словно засасывает в воронку, вокруг все размыто, а внутри те несколько секунд кажутся бесконечными. И это безумно страшно. Еще до того, как включается боль.

Он перевел дух, попытался немного успокоиться. Паркер подошла к скамье, достала из сумки-холодильника бутылку воды, открутила крышку и протянула ему, глядя прямо в его глаза.

«Господи, — подумал он. — Господи Иисусе, что за женщина. Удивительная женщина».

— Ладно. — Он смочил пересохшее горло. — Чувствуешь боль и понимаешь, что не умер. Просто хочешь умереть. Внутренне ты визжишь, и это не похоже на человеческий визг. Но даже этот визг ты не можешь выдавить из себя, потому что захлебываешься собственной кровью. И ты не можешь дышать, потому что отказывают легкие. Те секунды в адской боли, в ожидании смерти — больше, чем ты можешь выдержать. Ты просто хочешь, чтобы это поскорее кончилось… Теперь ты знаешь, но какая тебе от этого польза?

— Это часть тебя. Мы не чистые листы, Малком. То, что мы сделали, что пережили, все остается в нас. То, что случилось с теми девочками, твоя реакция на…

— Я не знаю, почему меня так зацепило. Может, потому, что был тяжелый день, может, потому что это случилось рядом с моим домом. Не каждый раз, когда меня вызывают растаскивать обломки, я испытываю дежавю. Это не так.

— Тогда как?

— Все закончилось, или я бы здесь не стоял. Все покатилось в прошлое, когда я очнулся в больнице. Не мертвым. Это очень важно — быть не мертвым, и я хотел таковым остаться.

Он поставил бутылку на скамью, взял швабру и совок и начал сгребать осколки.

— Если больно, как во всех кругах ада, ладно. Я пережил автокатастрофу, переживу и это. Хотите начинить меня железяками? Вперед, если это поможет мне выйти отсюда на своих двоих. Я начал представлять, как выйду, и это помогало справляться. И я решил, что больше не буду жить одним днем.

— Ты включил обратную перемотку.

Мэл оглянулся на нее.

— Да, в каком-то смысле. Или, может, перемотал вперед. Но когда я очнулся и увидел сидящую рядом маму, когда я увидел ее лицо, я понял, что к прошлой жизни не вернусь. Я не хочу сказать, что я все, что у нее было или есть, но я мог отказаться от той жизни, которая подвергала риску все, что у нее осталось от семьи. Я получил шанс сделать что-то для нее и двигаться вперед.

Мэл вздохнул, с грохотом вывернул совок в мусорное ведро.

— Она ни в какую не хотела уезжать домой. Даже когда у меня появились силы орать на нее, злить ее, я не смог заставить ее уехать.

— А ты хотел? — тихо спросила Паркер. — Ты хотел, чтобы она уехала?

— Я… Нет. Господи, нет. Но я чувствовал себя виноватым, потому что ей пришлось здесь уволиться, и там она подрабатывала официанткой. Я бросил ее, когда мне было восемнадцать. По сути, я именно бросил ее. Разумеется, я посылал ей деньги, но я мог бы на пальцах одной руки посчитать, сколько раз приезжал навестить ее. А она меня не бросила. Я получил шанс все изменить, и я им воспользовался. Вот и все.

— Тебе очень повезло с мамой.

— Я знаю.

— А ей повезло с тобой.

— Мы ладим.

— Малком, а что у нас? Как бы ты определил наши отношения?

— А ты?

— Нет-нет, ты опять увиливаешь. Я задала вопрос. Отвечай.

— Боже, Паркер, за тобой не угонишься. Я извинился за вчерашний вечер и объяснил, почему так получилось, и это гораздо больше, чем мне хотелось бы.

— То есть ты не можешь дать определение?

— Я не задумывался. — Он схватил бутылку с водой, поставил ее на место. — Если настаиваешь, я сказал бы, что у нас ситуация.

— Ситуация. — Паркер рассмеялась. — Ладно. По-твоему, я хочу разделить с тобой ситуацию и не интересоваться твоей аварией, тем, как она повлияла на тебя, как она — или ты из-за нее — изменила твою жизнь?

— Явно, нет.

— Малком, тебе важно знать, как все работает. Посмотрим с этой точки зрения. Я не могу разобраться в тебе или в нас, если мне не хватает деталей.

— Я понял, но мне нравятся не все детали, поэтому — точно, как с этим джипом, — я их модифицирую. Я не такой, каким был до аварии. Думаю, мы с тобой не попали бы в эту ситуацию, если бы я не изменился.

— Это мы уже не узнаем, но ты мне нравишься таким, какой ты есть, и это включает твое прошлое. Я не хочу чувствовать, что вторгаюсь в твое личное пространство каждый раз, когда задаю вопрос о твоем прошлом.

— Я тоже этого не хочу, просто не люблю копаться в прошлом. Оно уже прошло.

— Не согласна. Разве ты не помнишь, как впервые прокатился на двухколесном велосипеде, или поцеловал девочку, или сел за руль автомобиля?

— Я помню, как в первый раз поцеловал тебя, и, между прочим, ты все это начала. Четвертого июля.

«Ладно, — подумала Паркер. — На сегодня довольно».

— Только, чтобы отомстить Делу.

— А приз достался мне. — Он взглянул на свои руки. — Я не могу дотронуться до тебя, не испачкав твой милый костюмчик.

— Тогда стой спокойно и держи руки при себе.

Паркер придвинулась к нему и прижалась губами к его губам.