Он поставил Хэма на ноги и сел на край кровати.

— Что-то не так?

— Опять Уайли. Как всегда, — добавила она с горьким смешком. — Он прислал извещение о досрочном возвращении ссуды, которую Лютер Дигби взял под свой магазин, а Лютер не может заплатить. Это несправедливо, черт бы его драл! — Кэйди яростно лягнула ножку кровати и поморщилась, отбив себе пальцы.

— У них ребеночек недавно родился, — застенчиво пояснил Хэм, с испугом косясь на Кэйди. — Папа говорит, у них такие неприятности, куда же они теперь денутся с новорожденным?

— Лютер копил по крохам, чтобы купить свой магазин, а потом работал, как лошадь, чтобы они с Сарой могли пожениться. Это жестоко, вот что я тебе скажу. Это просто бесчеловечно.

— Что значит, «Уайли прислал извещение»? — Однажды Джесс зашел в магазин Дигби за черными носовыми платками. Ему запомнилась продавщица, которая его обслуживала: хорошенькая худенькая молодая женщина с волосами цвета спелой пшеницы. Она говорила очень тихо и с улыбкой указала глазами на младенца, спавшего в стоявшей на прилавке плетеной колыбельке.

— Должно быть, выкупил у банка закладную Лютера. Точно так же он прибрал к рукам овечье ранчо Салливана. Пока Линдон Черни не смылся из города… Он был одним из вице-президентов торгового банка. Так вот, до того, как Черни исчез, они с Уайли действовали заодно.

Прикорнувший возле нее Хэм поднял голову и заглянул ей в лицо. Кэйди зажала ему уши ладонями и отпустила крепкое словцо.

— Чьи еще закладные он выкупил? Кто следующий? Неужели нет никакой возможности его остановить?

— Вы могли бы это сделать, мистер Голт, — с уверенностью заявил Хэм. — Вы бы запросто поставили его на место!

— Это каким же образом?

— Вы могли бы пойти туда с пушкой и застрелить его!

— Хэм! — сурово одернула его Кэйди. — А ну-ка марш отсюда! Мне надо одеться.

— У-у-у, — разочарованно протянул мальчик, бочком отступая к двери в кабинет.

— Давай поживее. Может, попозже мы поедем кататься.

Эта новость обрадовала Хэма.

— Вот здорово! — воскликнул он и закрыл за собой дверь.

Наблюдая за Кэйди, Джесс понял, что все его надежды на долгое ленивое утро в постели рассеялись. Она не находила себе места, а когда он взял ее за руку, отпрянула от него как ужаленная.

— Неужели ты действительно не можешь ничего придумать? — воскликнула она. Он ждал этого вопроса.

— Что, например? Пойти туда с пушкой и застрелить его? Запросто.

Кэйди нетерпеливо отмахнулась. I

— Конечно, нет! Но разве нельзя как-то повлиять на него? Джесс, вся надежда на тебя. Уайли душит наш город, и шериф ничего не может сделать. Не мог бы ты что-то предпринять?

Вот так он и оказался воскресным утром на Главной улице. Издали доносился звон церковных колоколов. Джесс выглядел отъявленным злодеем: черная шляпа надвинута на лоб, на глазу черная повязка, звенящие шпоры, поблескивающие на солнце перламутровые рукоятки револьверов.

В отличие от салуна Кэйди у Уайли было открыто по воскресеньям. В воздухе витал тошнотворный сладковатый запах застоявшегося дыма, напомнивший Джессу все те случаи, когда ему приходилось маяться похмельем. В качестве отделки Уайли предпочитал бронзу и бордовый бархат; стены были оклеены красными обоями, на полу лежал красный ковер, испещренный дырками от незатушенных папирос, пятнами пролитой выпивки и Бог знает чем еще. Это заведение оказалось куда более просторным и помпезным, чем «Приют бродяги», но здесь было темно и неуютно. Обстановка показалась Джессу вульгарной.

Кэйди сказала ему, что в салуне Уайли играет настоящий оркестр, но в этот час музыкантов не было. И слава Богу. Немногочисленные клиенты, рассеянные по салуну, находились, похоже, на взводе. Еще неизвестно, как бы они себя повели, если бы по нервам ударила громкая музыка.

Джесс направился к бару. Все разговоры смолкли при его появлении, и в наступившей, хорошо слышной тишине устрашающе прозвучал грохот сапог, сопровождаемый позвякиванием шпор. Когда-то ему нравилось пугать людей своей походкой, но в «Приюте бродяги» он давно уже ничего подобного не делал и, как ни странно, даже не ощущал такой потребности.

Бармен в салуне Уайли оказался полной противоположностью Леви Вашингтону: он был не черным, а белым, не худощавым, а жирным, не красивым, а безобразным. Джесс подумал, что такой тип вряд ли стал бы читать книжки о Будде, чтобы произвести впечатление на свою девушку.

— Что закажете?

— Уайли. Где он?

На свинячьей физиономии бармена отразились противоречивые чувства. Ему явно хотелось самым хамским тоном осведомиться: «А кто его спрашивает?», но он уже знал, кто, и побоялся дерзить.

— Наверху, — с трудом выдавил он из себя.

— Давай его сюда.

Бармен безмолвно вытаращился на Джесса. Наклонившись над стойкой, Джесс прохрипел по слогам:

— Давай. Его. Сюда.

Свиное Рыло нервно хихикнул и покинул помещение.

Пора показать свой скверный характер. Джесс прихватил со стойки бутылку и перенес ее на центральный столик, за которым в этот момент сидели два молчаливых и мрачных ковбоя, лечивших похмелье пивом.

— Мне нравится этот стол, — прохрипел Джесс.

Они ушли. Вынув из кармана тонкую черную папироску, Джесс зажег ее, потом откинулся на спинку стула, схватил бутылку и вскинул ноги на стол. Затянулся дымом. Отхлебнул глоток.

Фу, какая гадость! Его чуть не стошнило от виски и курева на пустой желудок. Кэйди так разволновалась из-за магазина Дигби, что отправила его во вражеский стан, не угостив даже чашкой кофе. Настроение у Джесса было хуже некуда.

К счастью, Уайли не заставил себя ждать. Он спустился по лестнице красного дерева — свежий, отдохнувший, в сюртуке, полосатых брюках и галстуке бабочкой. Неужто в церковь собрался? Выглядел он соответственно: почтенный, процветающий деловой человек, настоящий джентльмен, как говорится, «отец города». Но Джесс и сам неплохо разбирался в маскарадных костюмах, он сразу понял, что Уайли разыгрывает комедию. К тому же Кэйди успела ему сообщить, как этот подонок обходился с женщинами.

В частности, с Глендолин. Это еще больше разожгло в нем злость.

Только одного она ему так и не сказала: что связывало ее с Уайли? Они друг друга на дух не переносили, это сразу бросалось в глаза, но Джесс подозревал, что в прошлом они были больше, чем друзьями. Сама мысль об этом сжигала его изнутри. И ему не требовалось более веской причины, чтобы возненавидеть Уайли. Джесс теперь считал Кэйди своей девушкой. Отныне она принадлежала только ему одному. Что бы ни произошло между ним и Уайли, он хотел покончить с этим поскорее. Он уже успел соскучиться. Вот уже целых десять минут он ее не видел.

— А, мистер Голт!

С учетом того, как они расстались в прошлый раз, можно считать, что Уайли — сама любезность.

— Я вижу, вам надоело шляться по трущобам. Вы все-таки решили поработать на меня? Почему бы не подняться ко мне в кабинет и не обсудить дела с глазу на глаз?

Слишком поздно Джесс сообразил, что никакого плана у него нет. Что же ему теперь делать? Сказать:

«Верни Лютеру Дигби его магазин, а не то я тебя пристрелю»? Насколько он знал, в отказе на выкуп закладной нет ничего незаконного. И вообще речь вовсе не о Дигби. Уайли хотел получить весь этот несчастный город, а Джесс каким-то образом должен ему помешать. Каким? Все, что он умел, это блефовать. А Уайли единственный человек, с которым нельзя было действовать наобум и который не купился на его блеф. Во всяком случае, не до конца.

Глядя на его мясистое лицо, на густую темно-рыжую шевелюру, на толстый мизинец, украшенный рубиновым перстнем, Джесс честно признал, что Уайли внушает ему страх. В его бульдожьих глазках навыкате светилась железная решимость и ум. Нет, пожалуй, нечто большее. То, о чем Кэйди сказала:

«Это просто бесчеловечно».

— А где твои головорезы? — спросил он, решив покончить со всем этим поскорее.

Раз уж у него нет другого оружия против Уайли, кроме образа Голта, стоит использовать его до отказа: выпалить из всех стволов и дать деру.

Уайли собирался сесть, да так и застыл. Его тяжелый зад завис над стулом.

— Что?

— Уоррен и Клайд, твои телохранители. Они что, в церковь отправились?

Кто-то у него за спиной захихикал, но сразу умолк под грозным взглядом Уайли. Он поплотнее уселся на стуле и сложил свои маленькие ручки на краю стола. Ни приветливости, ни любезности в его лице не осталось.

— Зачем ты сюда пришел?

— Пришел сказать, что ты мне не нравишься. — Заскрипели стулья. Джесс краем глаза заметил, как двое или трое клиентов поднялись и поспешили к выходу. Уайли притворно рассмеялся.

— А с чего ты решил, что меня это интересует?

Его голос слегка дрожал, но от гнева, а не от страха.

— Ты грязно работаешь, и мне это не по душе. Я не в восторге от того, что ты спалил конюшню Логана.

— Это неправда. Кто тебе это сказал? Тебя же не было в городе! Я на тебя в суд подам за кл…

— Мне не понравилось, как ты выжил Форреста Салливана с его ранчо. Ты его разорил из жадности, и он покончил с собой только по твоей вине.

Уайли вскочил на ноги.

— Убирайся.

— Мне противно, что ты пытаешься разорить Лютера Дигби, — монотонно продолжал Джесс, не двигаясь с места.

— Это не твое собачье…

— И если ты доведешь это дело до конца, тебе придется горько пожалеть.

— Ты что, угрожать мне вздумал?

— Угу. И вот тебе еще одна угроза, так что слушай внимательно. Если ты сам или кто-то из твоих прихвостней попробует подступиться к «Приюту бродяги» или к Кэйди Макгилл, клянусь, ты даже не успеешь об этом пожалеть: времени у тебя не будет.

Бросив непотушенную папиросу на ковер, Джесс поднялся на ноги.

— Тебе все ясно, Мерл, или ты чего-то не понял? Может, мне повторить?

Уайли трясся от бешенства, губы у него побелели. Он был вне себя, но Джесс так и не смог бы сказать с уверенностью, напугал его или нет.

— Убирайся, — повторил он. — Возвращайся к своей шлюхе.

Брызги слюны разлетались у него изо рта, в углах губ показались хлопья белой пены.

— О, да, мне все известно о вас с Кэйди, — продолжал он с лютой злобой. — Она служила подстилкой старику Шлегелю до того, как спуталась с тобой. Она тебе об этом не рассказывала? А как ты думаешь, почему Шлегель оставил ей свой салун? Да потому, что она его отработала, лежа на спине!

По натуре Джесс не был вспыльчив, но стоило ему разозлиться, как он начинал орать и швырять стулья: совершенно не в духе Голта. Нечеловеческим усилием воли он подавил ярость и сумел выговорить ледяным шепотом Голта:

— Давай-ка выйдем отсюда, Мерл. Повтори мне все, что ты сказал, на улице, в двадцати шагах.. Пошли. И вытащи пушку из-за голенища.

Примерно год или два они смотрели друг на друга молча. И каждую секунду Джессу казалось, что сейчас Уайли его послушает: поймает на слове и согласится на поединок.

Но он этого не сделал. Прошла, наверное, вечность с небольшим, его плечи обмякли, напряженность в лице сменилась наигранно небрежной ухмылкой.

— Драться с тобой я не собираюсь. Я буду действовать по-другому. Убирайся вон и больше не возвращайся.

— Вернусь, когда захочу. И ты не сможешь мне помешать, Мерл.

«Хватит. Уноси ноги». Но Джесс не прислушался к голосу разума и его полезным советам. Он был слишком разозлен, чтобы соблюдать осторожность.

— А теперь извинись.

— За что?

— Ты назвал мисс Макгилл нехорошим словом. Проси прощения.

Кто-то опять засмеялся, но замаскировал смех кашлем. Лицо Уайли стало сизым, как слива.

— Проси прощения, — повторил Джесс, подходя к нему ближе, пересиливая свой страх. — Ну давай, говори. Скажи: «Я извиняюсь».

Уайли никак не мог заставить себя заговорить, язык не слушался его.

— Ах ты, ублюдок, — прохрипел он.

— Неправильный ответ. Скажи: «Я извиняюсь».

— Я… извиняюсь.

— Вот и хорошо. За что ты извиняешься? — Джесс слышал, как скрипят коренные зубы Уайли, видел, как ходят желваки у него на скулах.

— За то, что назвал ее шлюхой, — прохрипел Уайли еле слышно.

Джесс долго смотрел ему в глаза, потом ухмыльнулся своей знаменитой ухмылкой маньяка.

— Вот и отлично, — шепнул он.

Надо было обладать немалой выдержкой, чтобы повернуться спиной к Уайли и уйти не торопясь. Ему казалось, что на спине у него мишень — бубновый туз между лопаток. Интересно, что чувствуешь, когда в тебя попадает пуля? Горячую обжигающую боль или просто тяжелый удар и онемение? Джесс дошел до двойных дверей и небрежно распахнул их, не пытаясь пригнуться. Двери со стуком захлопнулись за ним, и он продолжил свой неторопливый путь. Дзинь-топ, дзинь-топ… Хорошо еще, что день выдался жаркий, а не то кто-нибудь мог бы подумать, что пот струится у него по лицу от пережитого испуга.

10.