Ее гнев рос неудержимо, пока она, не веря своим глазам, смотрела на оружие. В ее хрупкой ладони револьвер казался особенно грозным и почти непристойным. Джесс потянулся за ним, но Кэйди отдернула руку и швырнула «кольт» на стол, давая понять, что ей противно даже прикоснуться к нему.

— Как вам только в голову взбрело? О чем вы думали?

— Я…

— Ему всего семь лет!

— Он…

— Что за человек может дать оружие ребенку?

— Он не…

— Стыдитесь! Вас самого убить мало!

Джесс понурил голову.

— Он не заряжен, — пробормотал он в свое оправдание.

— Не заряжен?

Она едва не перешла на визг, но усилием воли заставила себя удержаться.

— Идем отсюда, Хэм.

— Но, мисс Кэйди…

— Слушать ничего не хочу. — Кэйди решительно дернула его за локоть, потом опять повернулась к Джессу. Она еще не все сказала.

— Если вы еще хоть раз позволите этому мальчику играть с оружием, вам придется иметь дело со мной, мистер Голт. Я этого не потерплю. Яростно взметнув подолом, она удалилась, таща за собой Хэма.

Джесс проводил ее взглядом, угрюмо оглядел остальных посетителей. Они переглядывались и перешептывались. Черт бы ее побрал с ее проклятым норовом! Как ему теперь выбраться из этой передряги? Джесс машинально потянулся за папироской и сунул ее в угол рта. Зажег с первой попытки. Выпустил струю дыма к потолку, старательно изображая из себя отчаянного наемного стрелка, но при этом он мысленно молился, чтобы никто не заметил, как у него трясутся руки.

4.

— Добрый вечер, мисс Кэйди. Не лучше ли вам поторопиться? Знаете, уже скоро пять.

Энергично тряхнув головой, Кэйди откинула с лица волосы и кивнула Леви, глядя на него через зеркало над баром, которое полировала.

— Знаю. Я и так спешу.

В этот момент в салуне почти никого не было, кроме Стэна Морриса да пары поденщиков с фермы Салливана, но через полчаса начнут собираться посетители. Ведь сегодня субботний вечер! Кэйди старалась не допускать, чтобы клиенты, приносившие ей наибольший доход, застали ее за таким неподобающим занятием, как полировка зеркал. Или, к примеру, мытье окон и уборка столов. Это могло бы разрушить иллюзию. Одни видели в ней заботливую мать, другие — возлюбленную, третьи — языческую жрицу, четвертые — «мадам» из борделя и карточную мошенницу, но никто из них не мог бы представить ее в роли поломойки.

Она протерла бутылки со спиртным, выстроенные батареей на полке перед зеркалом, потом принялась за стойку бара.

— Я сам, — запротестовал Леви, пытаясь одной рукой завязать на спине фартук, а другой отнять у нее тряпку.

— Нет, все в порядке. Видишь вон тот ящик у дверей? Сегодня прислали почтой. Я думаю, это новые стаканы. Пойди распакуй их, а я пока тут закончу.

Он втащил ящик за стойку бара, вскрыл его и начал разворачивать тщательно упакованное стекло. Только после этого Кэйди заговорила:

— Леви, мне не хотелось бы тревожить тебя понапрасну, я даже уверена, что беспокоиться в общем-то не о чем, но считаю, что тебе следует знать. Сегодня я застала Хэма вместе с этим наемником у Свенсона. Они сидели в задней кабинке и общались как закадычные дружки, вспоминающие старые добрые времена.

Сидя на корточках возле ящика, Леви оглянулся на нее и сказал «гм».

— Это не все, Леви.

— Мэм?

— Мистер Голт показывал Хэму свой револьвер. Револьвер, — повторила она, когда он снова лишь хмыкнул в ответ.

— Ох уж этот мальчишка, — покачал головой Леви.

Кэйди возмущенно уставилась на него, скрестив руки на груди.

— Я думала, ты придешь в ярость. Боже мой, Леви, неужели тебя не волнует, что Хэм якшается с наемным убийцей?

— Еще неизвестно, так это или нет.

— Что?

Леви выпрямился: шесть футов три дюйма [12] тонких костей и красивой шоколадной кожи.

— Может, так оно и есть. Все говорят, что он такой. Но я видел его с Хэмом вчера вечером и ничего плохого не заметил. Кем бы он ни был, этот мистер Голт, он явно питает слабость к детям.

— Ну и что? Даже если так… разве это имеет отношение к делу?

— А что имеет отношение к делу?

— Допустим, он обожает детей, что с того? Может, Джесси Джеймс, знаменитый американский бандит-налетчик, был лучшим в мире отцом, но ты хотел бы, чтобы он воспитывал Хэма?

Леви усмехнулся, а Кэйди в недоумении покачала головой.

— Говорю тебе, Леви, Хэм сидел в закусочной Свенсона и палил по стенам!

—Что?

— Ну… я хочу сказать, понарошку.

— Ах, понарошку…

— Палил по стенам из шестизарядного «кольта», как будто это игрушка!

— Мне это не нравится.

— Я так и думала. Я схватила его за шиворот и вытащила оттуда. Мне хотелось как следует надавать ему по заднице, но я решила, что лучше тебе самому с ним разобраться.

— Понятно, — уклончиво ответил Леви и вернулся к распаковке бокалов.

Кэйди пожала плечами, не понимая, почему он так спокоен. Леви, самый добрый и любящий отец на свете, был всегда неизменно строг. Строг, принципиален и справедлив; Он позволял Хэму подметать и подрабатывать в салуне, но любое дурное слово или поступок незамедлительно влекли за собой наказание. Так почему же Леви столь спокойно воспринял новость о том, что его сын водит дружбу с отъявленным негодяем, наемным убийцей? У нее это в голове не укладывалось.

— «Фи-ло-со…» Что это, Леви? «Фи-ло-со-фия Буд…»,

Поняв, что ей не совладать с названием, Глендолин вернула книгу на стойку бара: — Это по-китайски?

— Ты опоздала, — машинально заметила Кэйди. Глендолин вечно опаздывала, но всякий раз пыталась сделать вид, будто она здесь уже давным-давно. Кэйди взяла книжку со стойки и попыталась прочитать заголовок, однако ей повезло не больше, чем Глен. «Философия Будды». Она вопросительно подняла взгляд.

— Нет, это не по-китайски, — с достоинством ответил Леви. — Это про Будду.

— Ах, про Бу-у-удду, — понимающе протянула Глен, шевеля светлыми бровками. — Да-да, я знаю. Будда — это такая религия, и по чистой случайности ее исповедует одна китайская леди, проживающая на Сосновой улице. Как раз над прачечной своего папочки, — пояснила она, чтобы никто не сомневался, о какой именно китайской леди идет речь.

Леви обиженно отнял у Кэйди книгу и спрятал ее под стойку, не глядя ни на одну из женщин. Ему не нравилось, когда над ним подшучивали, особенно по поводу Лии Чанг, поэтому Кэйди перестала ухмыляться и добродушно подмигнула Глендолин у него за спиной. Она тут же спохватилась: Глен заслуживала хорошей выволочки.

— Насколько я могла заметить, ты вчера славно повеселилась, — сурово начала Кэйди. — Так, между делом.

— Верно, — как ни в чем не бывало согласилась Глен, прихорашиваясь перед зеркалом и поправляя локоны. — Вчерашний вечер прошел очень весело. Честное слово…

— Глендолин.

— Что? — До нее наконец дошло.

— Ты злишься, потому что я сидела на коленях у Сэма Блэкеншипа?

— Я этого даже не заметила, — сухо отрезала Кэйди.

— Нет?

Глендолин прижала палец к щеке. Это означало, что она в глубоком раздумье.

— В чем еще я провинилась?

Кэйди пришлось бы загибать пальцы, чтобы не сбиться со счета ее провинностей: «Ты пришла не вовремя, ты опять напилась на работе, ушла раньше времени, и притом не одна, а с Гюнтером Дьюхартом».

— Я говорю о тебе и об этом наемнике.

— Ты имеешь в виду мистера Голта? М-м-м… — промяукала Глен, как сытая кошка. — Не мужчина, а просто мечта, правда?

— Мечта? Ну, если ты мечтаешь о наемных убийцах, тогда… пожалуй. Глен, когда же ты наконец поумнеешь? Ладно, черт с тобой, это не мое дело.

— Вот именно, — нахально заявила Глен. — Я знаю, что ты обо мне думаешь, — продолжала она после небольшой паузы, повернувшись ко всем спиной, чтобы запихать вату за корсаж желтого атласного платья. — Думаешь, я все делаю нарочно? Путаюсь со всякими подонками и позволяю им вытирать об себя ноги. Разве не так?

Кэйди лишь пожала плечами. Ей вспомнился тот день, восемь месяцев назад, когда Глендолин впервые появилась на пороге «Приюта бродяги» в поисках работы. У нее была разбита губа, под глазом светился фонарь, об остальном можно было только догадываться. Все пришли в ужас, но никто особенно не удивился: многие знали, как Мерл Уайли обращается с женщинами, а Глендолин проработала в его салуне чуть ли не год. За это время она вполне могла стать для него чем-то большим, нежели просто одной из подавальщиц. Всех удивило другое: как это ей наконец хватило ума уйти от него.

— Мы об этом говорили уже не раз, — устало возразила Кэйди. — В свободное время можешь делать все, что заблагорассудится, я слова не скажу. Но здесь, в моем салуне, ты должна соблюдать правила.

— Но я их соблюдаю!

Никто не умел изображать оскорбленную невинность лучше, чем светловолосая и голубоглазая Глен. Неудивительно, что шериф влюбился в нее без памяти. Это напомнило Кэйди еще об одном прегрешении Глен.

— Между прочим, ты вчера не очень-то любезно обошлась с Томом.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

Глендолин закончила набивать бюст ватой и обернулась в поисках выпивки.

— И вообще я обращаюсь с Желтым Ливером вполне прилично. Не хуже, чем он заслуживает.

— Зачем ты его так называешь? Ты же знаешь, он этого терпеть не может!

— Ну и что? А по-моему, это забавно!

— Забавно? Да ты…

Кэйди тяжело вздохнула. Они с Глендолин были примерно одного возраста, а уж по части опыта в отношении мужчин Глен обогнала ее на миллион лет. Так почему же у Кэйди часто возникало такое чувство, будто она годится Глен в бабушки? Как-то раз она задала этот вопрос Леви, и он ответил двумя словами: «Она глупа». Но Кэйди с ним не согласилась. На самом деле Глендолин просто не хотела думать.

— Мы говорили о Голте, — напомнила Кэйди им обоим. — Похоже, он застрял здесь надолго.

— Правда? — оживилась Глен, пощипывая щеки, чтобы вызвать румянец, и пристально изучая свое лицо в зеркале.

— Да. И мне кажется, тебе следует держаться от него подальше. Ты знаешь, о чем я говорю, — повысила голос Кэйди, увидев, что Глен приготовилась возражать. — Он опасный человек, достаточно взглянуть на него. Оставь его в покое, Глен.

Ее подмывало добавить: «Не води его к себе домой», — но она промолчала. Они действительно говорили об этом уже не раз.

— Ты тоже с ним вчера беседовала, — обиженно бросила Глен.

— Это не имеет отношения к нашему разговору. О, черт, они уже здесь! Кэрли Боггз и все эти парни с фермы Уиттера! Живо займись ими, Глен, а я пока пойду переоденусь.

Кэйди сняла фартук и засунула его на полку под стойкой.

— Ты ему улыбалась! — бросила Глен ей вслед. — Ты даже смеялась вместе с ним. Я сама слышала!

— Это прерогатива хозяйки заведения, — на ходу ответила Кэйди.

Прощальная реплика могла бы прозвучать куда более эффектно, имей Глен хоть малейшее понятие о том, что такое «прерогатива».

В своей комнате Кэйди принялась тщательно выбирать платье на вечер. В ее гардеробе не меньше десятка разноцветных «карнавальных костюмов», как она их мысленно называла, и обычно она просто вытаскивала из гардероба тот, который давно не надевала. Однако на этот раз Кэйди отступила от традиции: она долго и придирчиво разглядывала платья, пробовала на ощупь украшенные перьями или расшитые блестками лифы, но ни на одном не могла остановиться.

И откуда вдруг эта девичья нерешительность? Ответ ей известен, но она не желала взглянуть правде в глаза. Боже милостивый, неужели она сама становится похожей на Глен?

В конце концов Кэйди выдернула из шкафа платье из темно-зеленой тафты и швырнула его на кровать. Нашла дополнявшие его зеленые туфельки на высоком каблучке и диадему из фальшивых изумрудов (завсегдатаи салуна обожали драгоценности — чем больше пестроты и блеска, тем лучше). Постирать черные чулки в сеточку она не успела, значит, придется надеть другие, телесного цвета, хотя они не так здорово смотрятся с черной кружевной отделкой зеленого платья. Так, теперь зеленый браслет из чего-то похожего на нефрит, черные агатовые сережки, колечко с ониксом на мизинец…

Может, хватит? Как насчет бледно-зеленой камеи на черной бархатной ленточке? Нет, решила Кэйди, довольно. Даже если играешь в «блэк джек» с завсегдатаями салуна в провинциальном городке и продаешь им выпивку, вовсе не обязательно обвешивать побрякушками все, что торчит, включая шею. Надо и меру знать.

Раздевшись за ширмами, Кэйди набросила халат поверх белья. У нее еще осталось немного времени: ванну она успела принять раньше, а процесс одевания занимал у нее не больше десяти минут — своего рода рекорд с учетом того, что у нее не было горничной.

— А ну-ка убери отсюда свою жирную задницу! — скомандовала Кэйди, обращаясь к Страшиле, который не удосужился даже открыть глаза или шевельнуть хвостом с тех самых пор, как она появилась в комнате.