Громкие мужские голоса и слегка взвинченный смех заставили Флортье оглянуться. На веранду вошли четыре парня в сине-черных мундирах и с нарочитой небрежностью огляделись по сторонам. Флортье поскорее отвернулась и испуганно смотрела перед собой расширенными глазами.

– Что такое? – Бетти с любопытством вытянула шею.

– Ничего, – торопливо пробормотала Флортье, выудила из сумочки две купюры и бросила перед Бетти на стол. Она недовольно посмотрела на них. – Отдай официанту. Мне нужно уйти. Пока!

Флортье вскочила, схватила сумочку и выбежала через веранду на Ганг-Тибо; остановилась в тени дерева и стала обмахивать веером разгоряченное лицо. Она не сразу сообразила, но потом сомнений не осталось: это были четыре рекрута, которые в прошлом году плыли вместе с ней в Батавию на «Принцессе Амалии». Ей не хотелось, чтобы они узнали ее и то, чем она занималась.

На другой стороне улицы остановилась коляска, то же ландо, которое она видела до этого с веранды. С него слез китаец в черной шапочке, брюках прямого покроя и свободном пиджаке из черно-синей узорчатой ткани, блестевшей как шелк, и направился к Флортье.

– Простите, мадемуазель, – обратился он к ней с поклоном; длинная черная косичка упала на его плечо. – Мадемуазель голландка?

Флортье неохотно кивнула. Китаец улыбнулся, показав неровные, желтоватые зубы.

– Мой господин, – он кивнул на ландо, – просит мадемуазель разделить его одиночество. – Его голландский был почти безупречным, только слоги звучали слишком отрывисто.

Флортье покосилась на ландо, но ничего не увидела, кроме пары ног в серых брюках с аккуратно заглаженной складкой и начищенных до блеска ботинок под ними. И того, что тот человек надвинул шляпу на лицо.

– Что ваш господин предложит мне за это?

– Сто флоринов, мадемуазель.

У Флортье перехватило дыхание, но она постаралась не подавать виду и притворилась, что думает.

– Флер! Стой! Флер!

Она повернулась. Колыхая грудью, Бетти подбежала к ней, протиснулась между Флортье и китайцем, который тотчас смиренно отступил на пару шагов назад, и схватила ее за руку.

– Я увидела с веранды коляску и поняла, что она остановилась возле тебя, – прошептала она. – Не делай этого, не соглашайся!

– Почему? – удивленно спросила Флортье. Потом до нее дошло, и она посмотрела на китайца и на ландо. – Потому что он китаец?

– Да… нет… и это тоже! – пропыхтела Бетти и потянула ее за руку. – Пойдем!

– Он предложил мне сто флоринов, – прошипела Флортье. – Сто! – Она поспешно огляделась по сторонам. Если я сейчас сяду в ландо, об этом никто не узнает; а ты никому не рассказывай.

– Дело не в этом! – нетерпеливо настаивала Бетти.

– В чем же?

Голубые глаза Бетти покосились на ландо.

– Там… Там сидит нехороший человек.

Флортье засмеялась.

– Если думать о таких вещах, мы каждый день будем бояться уходить с веранды. – Она кивнула на ландо. – Ты его знаешь?

– Лично нет, – помолчав, ответила Бетти. – Но не слыхала о нем ничего хорошего.

Флортье хотелось послушать Бетти, ведь у нее огромный опыт, но ее манили деньги, которые ей так нужны.

– Что именно ты слышала?

– Флер, пойдем отсюда. – Бетти уклонилась от ответа и потянула ее за руку.

Флортье сощурилась; ее не оставляло ощущение, что Бетти просто завидует. Бетти догадалась, о чем думает Флортье, и недоверчиво покачала головой.

– Ничего со мной не будет, – наконец, бодро заявила Флортье и кивнула китайцу. – Я принимаю приглашение вашего господина.

– Пожалуйста, мадемуазель. – Он с улыбкой и протянутой рукой проводил ее к ландо и помог подняться в него, сам уселся рядом с кучером, и ландо немедленно тронулось.

Флортье высунулась наружу и с довольной улыбкой помахала Бетти. Та неподвижно стояла под деревом, скрестив на груди руки, словно ей было холодно.


Они вернулись на Нордвейк, переехали по мосту через канал Моленвлиет и направились вдоль по Рейсвейк. У Флортье почти не было времени, чтобы разглядеть мужчину, сидевшего с опущенной головой наискосок от нее. Он показался ей стройным, но не худым. Серый костюм был безупречно сшит из дорогой, легкой ткани, а когда внутрь коляски упал луч солнца, на жилетке заблестела цепочка карманных часов, а на манжетах – золотые запонки. У него были красивые руки, узкие, но сильные; они были спокойно сложены на коленях; пальцы все время крутили надетое на мизинец кольцо с черным камнем.

Вскоре ландо свернуло с Рейсвейк и подъехало к каменной ограде, за которой росли высокие деревья. Несмотря на то, что она храбрилась перед Бетти, Флортье с облегчением узнала в бунгало, на которые кроны деревьев бросали прозрачную тень, «Гранд Отель Ява». В этом благопристойном и престижном отеле с ней, конечно же, не случится ничего плохого.

Слуга из отеля помог ей выйти из ландо и низко поклонился незнакомцу. Вместо того, чтобы пойти в основной корпус со стройными колоннами и деревянным балконом под пирамидальной крышей, тот упругой походкой направился через лужайку к двухэтажному зданию. Флортье вопросительно посмотрела на слугу-китайца, и тот опять повторил свой приглашающий жест, следуя за своим господином.

– Пожалуйста, сюда, мадемуазель.

Незнакомец остановился перед номером, расположенным на одном уровне с землей. Слуга открыл дверь для него и Флортье и закрыл за ними.

У Флортье тревожно стучало сердце. Номер был просторный и прохладный; закрытые ставни на окнах погрузили его в полумрак, сгущавшийся в некоторых местах. Справа стояли широкая кровать с балдахином и откинутой москитной сеткой, столик для умывания и комод с вазой, полной цветущих веток; у противоположной стены – стол с двумя стульями, на нем – пепельница, графин с водой и два перевернутых стакана, а между ними – цветущая ветка.

Она смотрела, как незнакомец снял шляпу и положил на стол; на его шее, над воротником рубашки виднелся небольшой кожный валик. Круглый череп был гладко выбрит. Молчание пугало Флортье, и она нерешительно спросила:

– Могу я… пожалуйста… могу я увидеть деньги?

Он обернулся, вытащил из кармана пиджака толстую пачку денег, молча, не глядя на Флортье, отсчитал банкноты, поднял их в воздух и положил рядом со своей шляпой. Достал из внутреннего кармана серебряный портсигар, закурил сигарету и уселся нога на ногу на стуле.

Флортье сняла шляпку и положила ее вместе с веером на комод рядом с вазой, туда же поставила сумочку.

– Мне… раздеться? – Она вопросительно посмотрела на него.

Он кивнул, и Флортье сбросила туфли, стянула с себя платье и нижнюю юбку, потом нижнее белье. Распустила волосы, тряхнула ими и подошла к нему.

Он выпустил дым из носа и рта, а его указательный палец описал круг. Положив руку на бедро, Флортье послушно покрутилась пару раз, подавляя нервный смех, – ситуация казалась ей нелепой. И опять вопросительно взглянула.

Незнакомец щелкнул пальцами и показал на кровать; Флортье села на краешек. Два пальца направились на Флортье и раздвинулись в букву «V»; она даже не сразу сообразила, что от нее требуется. Потом, сгорая от смущения, раздвинула колени.

Он просто сидел и смотрел на нее черными глазами, скорее миндалевидными, чем раскосыми, и у Флортье появилась возможность его разглядеть. Плоское лицо с широким носом было гордым, даже высокомерным. Своей неподвижностью оно напоминало лик глиняного будды. Кожа была скорее коричневая, чем желтая. В глаза бросался большой рот с полными губами. Оценить возраст незнакомца было трудно; Флортье не смогла разглядеть глубокие морщины, свидетельства прожитых лет.

Чем дольше он смотрел на нее, тем больше она утрачивала уверенность в себе, тем чаще уклонялась от его глаз, которые непрерывно шарили по ее телу, пока он неторопливо курил сигарету и выдыхал синеватый дым, постепенно наполнявший комнату. Под этими пронзительными взглядами она чувствовала себя опозоренной и еще более голой, чем была. Его взгляды будили в ней больший стыд, чем обычно, когда она принимала других мужчин.

Она вздрогнула, когда он неожиданно протянул руку, погасил сигарету и встал. Надел шляпу, взял деньги и, не удостоив Флортье взглядом, швырнул их на кровать. Потом вышел из комнаты. Она озадаченно смотрела в пустоту, когда хлопнула дверь и удалились его шаги, и испытывала облегчение, что за такие деньги ей не пришлось ничего делать. Но все же ей было обидно, что он, скорее всего, счел ее непривлекательной.

Она медленно встала и оделась. Сунула деньги в сумочку, взяла шляпку и веер и вышла наружу с гордо поднятой головой.

Слуга-китаец уже ждал ее; с улыбкой и своим обычным жестом он проводил ее до ландо, где уже сидел его хозяин. Флортье надменно села наискосок от него; на этот раз с ними сел и слуга.

– Мой господин, – снова заговорил китаец, – спрашивает, не составит ли мадемуазель ему компанию. В его доме. В течение нескольких месяцев. – Он сделал артистическую паузу и добавил: – За пятьсот флоринов каждый месяц.

У Флортье участился пульс, и она торопливо посмотрела на незнакомца, но тот отвернулся и глядел на Рейсвейк. Значит, она все-таки понравилась ему! Два-три месяца в его доме, и у нее наберется достаточно денег на пароход, куда бы он ни шел, и на первое время после прибытия. Если же ей удастся побыть у него дольше, то она, возможно, сколотит себе кое-какой капитал и откроет лавку, например, галантерейную, как когда-то ее отец; в этом она знает толк. Скорее всего, он будет не только смотреть на нее, но и делать все остальное, но это будет один мужик, а не десятки. Да и ей не придется больше ломать голову, захочет ли ее клиент и что будет завтра. Если она примет это предложение, то, возможно, потом больше не будет себя продавать.

– За шестьсот, – возразила она, стараясь говорить как можно спокойнее.

Незнакомец что-то пробормотал, и слуга с улыбкой поклонился:

– Шестьсот, мадемуазель.

У Флортье радостно забилось сердце, она с трудом подавила торжествующую улыбку.

– Хорошо. Согласна.

– Где мадемуазель живет? – осведомился слуга. – Тогда мы сразу заберем ваши вещи.

– В отеле «Бур», на Ганг Менджанган.

Слуга-китаец высунулся, крикнул кучеру адрес, и ландо тронулось с места.

– У вашего господина есть имя? – спросила Флортье, давно растерявшая свою самоуверенность, пока они ехали по Рейсвейк.

Незнакомец повернул голову, и его большой рот растянулся в усмешке.

– А у вас есть?

Для нее стало потрясением, когда он заговорил по-голландски, да еще почти без акцента. От его голоса, низкого и звучного, по спине Флортье побежали мурашки.

– Флер, – прошептала она.

Его губы растянулись еще шире.

– Называйте меня Киан Джай.

Киан Джай. Флортье попыталась запомнить чужие звуки и, пока он опять глядел на улицу, украдкой разглядывала его. Для китайца он был довольно привлекателен; пару месяцев она сможет выдержать.

Она глядела на проплывавшие мимо дома и тихонько улыбалась. Наконец-то судьба снова сжалилась над ней.

30

На лице Флортье блуждала восхищенная улыбка, когда она смотрела на дома с узорчатыми решетками на окнах, на крыши с загнутыми краями и затейливые балюстрадами под ними. Она с любопытством разглядывала китайцев, которые занимались своей повседневной работой перед лавками, украшенными красными фонариками, золотыми иероглифами и полосками блестящей канители. Тут пахло древесным углем, жареным жиром и пряностями, а еще чем-то едким; впрочем, не слишком неприятным.

Ландо, набитое спешно собранными чемоданами и шляпными коробками, свернуло с улицы и остановилось перед высокой стеной. Массивные ворота, украшенные завитушками, облаками и драконами, медленно распахнулись, и ландо проехало под золоченой аркой. Привратник, вооруженный мечом и ружьем и одетый так же, как сидевший напротив Флортье слуга-китаец, снова запахнул ворота и закрыл их на засов.

Ландо остановилось; Флортье, опираясь на руку слуги, вышла из него. Прибежали еще два китайца, схватили багаж и потащили его в дом.

Вытаращив глаза, Флортье с восторгом смотрела на дом и примыкавшие к нему низкие флигели. Раскидистые кроны деревьев дарили прохладную тень, высокие кусты цвели красными и желтыми цветами. От дома с двух сторон отходили стены пониже, в которых виднелись закрытые ворота. Они тянулись до высокой стены, окружавшей весь участок. Флортье нравились крыши из красной и зеленой черепицы; их лакированные коньки заканчивались искусно выполненными фигурками драконов. Восхитил ее и балкон с резной балюстрадой и стеклянными фонариками.

Киан Джай прошел вперед и поднялся по ступенькам к высокому порталу; с низким поклоном слуга раскрыл перед ним створку двери.

– Прошу, мадемуазель.

Флортье кивнула, прошла меж двух каменных львов и поднялась по лестнице.

Ее взору открылся большой вестибюль с высокими, искусно расписанными вазами, из которых свисали пышные плети экзотических цветов. Справа находилось некое подобие алтаря, широкий столик с позолоченной сквозной резьбой. Филигранные металлические подставки в виде львов, увитых лианами, держали два хрустальных бокала, а рядом в полной симметрии стояли два искусно расписанных фарфоровых сосуда и резной деревянный фонарь. За ним, на стене, висели длинные полосы из золоченого металла; на них столбики иероглифов обрамляли картину, на которой в роскошных одеждах были изображены, вероятно, китайские божества – краснолицый, толстый мужчина с китайскими чертами лица, мужчина с черным лицом и бледная, как мел, женщина. Второй столик, поменьше, стоял перед первым, на нем – другие фарфоровые сосуды и вазы с фруктами и цветами; между ними курились благовония, испускавшие дурманящий аромат.