— Ой, хватит, просто ответь на вопрос, болван, — приказала Дарси.

— Конечно, легче, но…

Дарси удовлетворенно кивнула.

— А теперь заткнись и дай Джуд закончить. Почему-то мне кажется, что сейчас речь пойдет обо мне, а я обожаю внимание.

— Да, внимания ты не боишься. — Джуд отпила чаю. У нее затекла спина. В последнее время ей тяжело было долго сидеть на одном месте, но важный разговор не закончился. — Актерство у тебя в крови. Тебе понравится сцена, огни рампы, аплодисменты.

Шон фыркнул.

— Она будет кататься в них как сыр в масле. Тщеславие — второе имя нашей Дарси.

— Что поделаешь, если вся красота в семье досталась мне?

— Ну, не знаю, с твоих тринадцати лет ни разу не видел твоего лица без толстого слоя штукатурки. Тоже мало радости.

— А мне с утра до вечера приходится смотреть на твою физиономию.

— Поскольку смотреть друг на друга — все равно что смотреться в зеркало, лучше бы поспорили о чем-нибудь еще. — Эйдан предупреждающе поднял палец, прекращая перепалку. — Пусть Джуд договорит.

— Я почти закончила. — «Удивительно, — подумала она, — как быстро я приноровилась к отношениям в этой семье». — Дарси, я уверена, что ты с удовольствием будешь выступать на сцене перед публикой, но, даже если бы сама мысль об этом страшила тебя или была бы тебе ненавистна, ты все равно бы это сделала. Ради этих двоих ты бы сделала, что угодно.

Хотя это заявление было очень близко к тому, чем закончился разговор с Тревором, Дарси рассмеялась.

— Я сделаю что угодно ради собственного удовольствия.

— Многое, — согласилась Джуд. — Во-первых, ты сделаешь это для Эйдана, а Эйдан — это паб. Во-вторых, ты сделаешь это для Шона, а Шон — это музыка. И только в-третьих, ты сделаешь это для себя, для своего удовольствия.

— Но ведь главное — удовольствие, не так ли? — Дарси вскочила. Эйдан перехватил ее, притянул к себе. Дарси посопротивлялась, но в конце концов со вздохом села к нему на колени.

— Дарси, лапочка, скажи мне, чего ты хочешь?

— Наверное, воспользоваться этим шансом.

Эйдан кивнул, встретился взглядом с Шоном.

— Давайте спокойно подумаем денек-другой. А потом я поговорю с Маги, выясню, что он еще задумал.


9

Каждое утро громыхание, рокот и металлический лязг за окном будили Дарси очень рано, а когда она вспоминала, что это мучение будет продолжаться еще почти целый год, ей хотелось повеситься.

Однако самоубийство все же не входило в ее ближайшие планы, и она включала музыку на полную громкость или просто лежала, представляя, что живет в пентхаусе в большом, шумном городе — в Нью-Йорке или Чикаго — и весь этот шум создают мчащиеся далеко внизу машины и толпы людей, спешащих по своим делам.

По большей части, это помогало, а если нет, она, чертыхаясь, бежала в душ и подолгу не вылезала оттуда.

Иногда, по настроению, она подходила к окну и некоторое время следила за стройкой. И выискивала глазами Тревора. Разумеется, не каждый день, это было бы слишком предсказуемо, но чаще она следила за ним незаметно.

Чем бы он с утра ни занимался, ей нравилось смотреть на него. Иногда с растрепанными ветром волосами, сунув большие пальцы рук в карманы джинсов, он стоял на краю площадки и серьезно обсуждал что-то с Бренной или Миком О'Тулом.

Частенько, скинув куртку и оставшись в одной футболке — и это было так сексуально! — он, как простой работяга, что-то заколачивал, сверлил, таскал. Иногда ей даже удавалось разглядеть, как перекатываются мышцы под его блестящей от пота, загорелой кожей.

Странно! Не то чтобы она не любила поглазеть на красивых мужчин, но не могла припомнить, чтобы ей так нравилось разглядывать кого-то одного… или зачарованно следить, как он занимается тяжелым физическим трудом: С чего бы это?

Тревор прекрасно сложен, размышляла Дарси, стоя у окна. Ну а если женщину не привлекает высокий стройный парень, у нее явно проблемы. И двигается он легко, уверенно, непринужденно и словно излучает энергию.

Дарси представила — а почему бы и нет? — что он так же уверенно ведет себя в постели. Уверенный мужчина — не путать с самоуверенным — обстоятелен, а обстоятельность в сексе — не последнее дело для женщины.

Интересно, смогла бы она вывести Тревора из себя и выпустить на свободу эту кипящую в нем энергию?

Дарси встревожилась. Что-то слишком часто она о нем думает, слишком часто за ним наблюдает. И по утрам, и днем, и вечерами. Иногда Тревор заглядывал в паб, иногда не заглядывал — можно не сомневаться, нарочно. Что ж, это предсказуемо. Они оба прекрасно знают правила затеянной игры.

И, черт побери, ей все это нравится! Наконец-то нашелся достойный противник.

Дарси пока еще не выпрашивала у Эйдана свободный вечер. Разумеется, ей хотелось помучить Тревора, но не меньше ей нравилось сладкое напряжение, вызванное ожиданием, на которое она обрекла и себя. Она прекрасно понимала, что первый же вечер, проведенный наедине с Тревором, ужином не ограничится.

Не ужин был на уме у них обоих.

Как же давно не испытывала она подобного влечения к мужчине. К какому-то одному мужчине. Она безумно скучала по крепким мужским объятиям, по постепенно разгорающемуся огню внутри ее перед самым освобождением.

Она любила секс и легко находила себе партнера. Проблема заключалась в том, что уже больше года никто не привлекал ее настолько, чтобы захотелось с ним переспать. Сейчас у нее не было никаких сомнений. Тревор привлек ее мгновенно, как только в первое утро после ее возвращения домой поднял голову и их взгляды встретились. С тех пор она наслаждалась волнением, которое охватывало ее каждый раз в его присутствии. А самое интересное, что Тревор привлекал ее не только физически. Получается… да, пора организовать свободный вечер.

Дарси медленно, словно нехотя, улыбнулась Тревору, давно заметившему ее, и отступила от окна. Пусть теперь он поразмышляет и помучается.

Правда, и ее охватило беспокойство. Дарси совершенно не хотелось готовиться к бесконечному рабочему дню, даже одеваться не хотелось. Она побродила по комнате, затем, скорее по привычке, поставила на плиту чайник. Переехав в эти комнатки над пабом, она впервые в жизни стала жить самостоятельно и вскоре с изумлением поняла, что скучает по братьям, даже по тому беспорядку, который они неизменно ухитрялись устроить в доме.

Сама же она всегда любила красоту, уют и порядок и эту любовь реализовывала в своем новом жилье. Например, в розовых стенах, но не конфетно-розовых, а приглушенного, спокойного оттенка. Конечно, пришлось всеми правдами и неправдами заставить Шона сделать почти всю работу, но результат оправдал затраченные усилия. Из своей спальни в родительском доме она забрала любимые постеры в рамках — «Лилии» и «Лес Фонтенбло» Моне.

Шторы и чехлы для подушек, как бы небрежно брошенных на старый диван, Дарси сшила сама — она прекрасно управлялась с иголкой, когда это было необходимо. Практичная женщина понимает, что гораздо разумнее, купив кусок атласа или бархата и вложив немного труда, времени и фантазии, создать красивую вещь своими руками. А сэкономленным деньгам применение всегда найдется, сколько на свете красивых туфель и сережек!

На столике в ее спальне стоял кувшин с монетами, так называемый кувшин желаний. Наступит день, прекрасный день, когда чаевых наберется столько, что хватит на следующее путешествие — роскошное путешествие, куда только ее душа пожелает.

На тропический остров, например, где можно носить крохотное бикини и пить из скорлупы кокоса какой-нибудь экзотический коктейль. Или в Италию. Как чудесно сидеть на залитой солнцем веранде и смотреть на красные черепичные крыши и величественные соборы.

Или в Нью-Йорк. Она бы гуляла по Пятой авеню, разглядывала сокровища в бесчисленных витринах и непременно нашла бы то, что ждет только ее.

И дай бог, когда наступит долгожданный день, она не увидит все это одна.

А впрочем, неважно. Она прекрасно провела неделю в Париже, в свое время в одиночестве насладится и другими путешествиями, а сейчас она здесь, дома, и ее ждет работа. Дарси заварила чай и, поскольку времени до смены еще было полно, решила поваляться на диване, полистать глянцевый журнальчик и помечтать. Но ее взгляд задержался на скрипке, стоявшей на подставке. Дарси взяла скрипку из семейного дома скорее для того, чтобы таким образом небанально украсить свое новое жилище. Играть на ней она не собиралась. Дарси нахмурилась, отставила кружку, взяла в руки скрипку. Инструмент был старым, но звучал чисто. Неужели музыка, всегда присутствующая в ее жизни, откроет двери в прекрасный мир ее мечты, бросит под ноги красную ковровую дорожку, по которой она так часто шествует в своих снах?

— Удивительное дело, — прошептала она. — Я никогда об этом не задумывалась, не видела того, что всегда было рядом.

Дарси натерла канифолью смычок, подбородком прижала скрипку к плечу и заиграла первое, что пришло в голову.


Увидев Дарси в окне, Тревор подумал, что она вот-вот спустится вниз, и, сославшись на важный телефонный звонок, направился в кухню. Девушки там не оказалось, но он услышал волшебные, будто нереальные, звуки. Играли на скрипке. Тревор, как зачарованный, поднялся на верхнюю площадку лестницы, остановился перед дверью.

Музыке словно было тесно в закрытом пространстве, она рвалась на свободу, взлетала, как надежда, скользила вниз, как разочарование.

Он даже не подумал, что нужно постучаться, и приоткрыл дверь.

Дарси, босая, в длинном голубом халате, стояла вполоборота к нему, отбивая ногой ритм. Глаза закрыты. Волосы растрепаны со сна. И настолько увлечена музыкой, что не расслышала, как он вошел.

У Тревора перехватило дыхание. Дарси играла для себя, и тихая радость освещала ее удивительное лицо.

Все, чего он хотел, что планировал в жизни, о чем мечтал, будто слилось воедино в этой женщине, в этом мгновении и потрясло его до глубины души.

Музыка словно воспарила к небесам, растворившись в воздухе, и умолкла.

Дарси тихонько вздохнула, открыла глаза и увидела его. Ее сердце пропустило удар, кольнуло, и прежде, чем она пришла в себя, прежде, чем на ее губах появилась смущенная улыбка, Тревор бросился к ней и впился в ее губы пылким поцелуем.

Ей стало тяжело дышать, будто чья-то рука сжала горло. И сердце. Дарси беспомощно опустила внезапно отяжелевшие смычок и скрипку, а Тревор гладил ее лицо, ее волосы, и его желание словно переливалось в нее. Она не сопротивлялась. Как могла она сопротивляться такому жаркому желанию!

Он почувствовал, как она уступает, и возгордился, как любой мужчина, но быстро смягчился, нежность пронзила его. И вот уже его губы не сокрушают, а ласкают, руки не торопят ее, а нежно поглаживают.

Когда Тревор отстранился, Дарси, стараясь унять дрожь, выдавила улыбку:

— И тебе доброго утра.

— Помолчи. — Он снова притянул ее к себе, но не стал целовать, а прижался щекой к ее волосам.

Эти объятия были еще более интимными, чем поцелуй, и такими же возбуждающими. И им невозможно было сопротивляться.

— Тревор!

— Тсс…

Почему-то ей стало смешно.

— Не командуй!

Его напряжение, грозившее взрывом, растаяло.

— Зачем зря силы тратить? Ты все равно не слушаешься.

— Почему это я должна слушаться?

Тревор удержал ее, ощутив, какой тонкий на ней халатик.

— Ты когда-нибудь запираешь эту дверь?

— Зачем? — Дарси отступила на шаг. — Никто не войдет и не останется здесь, если я сама не захочу.

— Я это запомню. — Тревор поднял руку, взъерошил ее волосы. — Я не знал, что ты играешь на скрипке.

— О, Галлахеры все на чем-нибудь играют. — Она взмахнула скрипкой, вернула ее на подставку. — Мне просто захотелось музыки.

— Что ты играла?

— Одну из мелодий Шона. У нее нет слов.

— Слова ей и не нужны. — Тревор заметил, как ее глаза потеплели от гордости за брата. — Сыграй еще что-нибудь.

Дарси повела плечами, отложила смычок.

— Нет, настроение ушло. — Она взяла кружку с остывшим чаем, посмотрела на Тревора уже весело и дерзко. — Пожалуй, я припасу свои песни для тех, кто платит.

— Ты бы подписала контракт на звукозапись? Соло?

Дарси чуть не вздрогнула.

— Ну, это зависит от условий.

— И что же ты хочешь?

— О, много чего. И все остальное. — Она подошла к дивану, села, скрестив ноги. — Ты, наверное, уже понял, Маги, что я существо жадное и эгоистичное. Я жажду роскоши и удовлетворения всех моих капризов, рабского восхищения и обожания. Я готова все это заработать, но от цели своей не откажусь.