Кристина Дорсей - Сердце пирата

– Еще, пожалуйста. – Энни обхватила золотоволосую голову, притягивая его ближе. Его густые волосы обвивались вокруг ее пальцев. Томление в ней все нарастало, пока ее не бросило в дрожь.

Знает ли он, что делает с ней?

Энни отпустила волосы и чувственно скользнула ладонями вниз, по его плечам и груди. Она продвигалась ниже и ниже, перебирая ладонями, пока он с резким стоном не оторвал губы от ее тела. Он прижался лбом к ее груди, и его вздох пощекотал влажные соски.

– Скажи, Энни, ты ангел или дьявол?

– Ни то, ни другое. – Пальцы Энни продолжали исследовать и измерять твердый, как камень, бугор под его брюками. – Просто женщина, Джеми. – Женщина, которая тебя любит, хотелось ей добавить, но она не стала. Трясущимися пальцами она расстегнула одну, потом другую пуговицу, убирая ткань, пока его плоть не вырвалась в ее ждущие ладони.

– Боже мой, Энни, ты меня с ума сведешь. – Он прикусил нижнюю губу, когда она легонько провела кончиками пальцев по вершине его члена. Он тяжело и хрипло дышал, стараясь впитать наслаждение, не совсем теряя голову.

Когда она наклонилась, мягко-мягко трогая его губами, он понял, что битва проиграна. Он схватил ее за плечи, приподнял и прижал к себе, сжав зубы и пытаясь успокоиться.

– Я сделала тебе больно? – проговорила Энни, прижимаясь ртом к его теплой груди.

– Нет. – Джеми втянул сквозь зубы влажный соленый воздух. – Нет, Энни. Ты не можешь сделать мне больно. Но мы уже давно не занимались любовью, и я не думаю, что смогу выдержать такие сладкие мучения. – Он приподнял ее подбородок и жадно поцеловал в губы. Потом снова мягко опустил на песок.

Джеми заставил себя раздевать ее не спеша, прижимаясь ртом к ее обласканной солнцем коже. Она заерзала под его телом, пока он легко касался углубления пупка, и вскрикнула, когда его рот занялся поисками и нашел крошечный бутон ее страсти. Энни была сметена в бездну, обгоняя взрывавшиеся вокруг нее всеми цветами радуги звезды. И потом он вновь наклонился над ней, заслоняя своими широкими плечами остатки дневного света.

Его копье трепетало между ними, пока он опускался между бедер Энни. Первый его толчок был подобен возвращению путника домой. Радости пиршества после долгого поста. Первый глоток воды для умирающего от жажды.

Джеми вошел в ее тело, борясь со стремлением двигаться, и просто наслаждался ощущением того, как она туго, словно перчатка, обхватила его плоть. Она была горячая и влажная, и, урча от наслаждения, он слегка отступил, только чтобы погрузиться еще глубже.

Ее гибкие ноги, поднявшись, обвили его бедра, сомкнув их вместе, в то время как он с каждым мощным толчком раскачивал их обоих взад-вперед. Джеми подсунул ладони ей под ягодицы. И на этот раз, когда она вскрикнула и ее тело беспомощно взмыло в забвение экстаза, он присоединился к ней, извергая семя глубоко в ее лоно.

Они вместе рухнули на песок. Джеми перевернулся, принимая ее в свои объятия. Они неподвижно лежали, ожидая, пока их дыхание успокоится и сердцебиение вернется к нормальному ритму.

Джеми притянул ее ближе, положив ее голову себе на плечо, и изогнулся, чтобы нежно поцеловать ее волосы.

– Я от тебя теряю голову, Энни.

– М-м-м.

Джеми улыбнулся, услышав этот полный удовлетворения знак согласия. Он обнял ее, прижимая еще крепче и желая никогда не отпускать.

– Наверное, я должен проводить тебя до коттеджа.

– Разве уже надо идти? – Энни притиснулась к его боку, протянула руку через грудь и зарылась пальцами в густые золотистые волосы. – Мне тебя не хватало.

Джеми, выгибая шею, пытался заглянуть ей в лицо, но мог видеть только волну спутанных, усыпанных песком волос. Он подложил свободную руку под голову и закрыл глаза.

– Мне тебя тоже.

– Правда? – Энни почти легла на него, подперев подбородок ладонью. – Я знаю, что это глупо, потому что мы там были не по своей воле, но иногда мне хочется, чтобы мы могли вернуться на наш остров, только мы вдвоем.

– Мне это тоже приходило в голову.

В ответ Энни улыбнулась, потом снова уткнулась щекой в теплую кожу на его груди. – Там все казалось так просто. Никаких других забот, кроме где добыть еды.

– Я обеспечивал нас рыбой.

– Верно, – Энни лениво обводила пальцем выпуклую мышцу.

– Кроме того, ты, по-моему, забыла, что еще мы боялись де Порто. И эта акула. Там у нас были свои проблемы.

– Ты прав. Наверное, мне просто так казалось, потому что там был ты.

– Я сейчас здесь. – Джеми провел ладонью по шелковистым кудрям, задержав ласкающие пальцы на гладкой коже щеки. Хотел бы он, чтобы что-нибудь можно было сделать… что-то, что могло бы ее успокоить.

Но он ничего не мог ей предложить, кроме жара своего тела и защиты от де Порто. И несмотря на все причиненные пиратом бедствия, Джеми не думал, что сейчас, когда она лежала в его объятиях, мысли Энни были заняты этим злодеем.

Девушка заговорила негромко и озабоченно:

– Дядя Ричард как будто становится все больше… – Она помолчала, подбирая слово. – Дезориентирован. – Она повернулась, пытаясь уловить его выражение. – Ты заметил?

Он заметил. Когда Джеми первый раз прибыл на Либертию, рассеянность Ричарда по большей части была безвредной. Он забывал, с кем только что разговаривал, и путался во времени, но в нем не было того затаенного гнева, который сейчас ощущал Джеми. Как будто эта постоянная путаница становилась для него невыносимой.

– Может, когда не будет этого беспокойства из-за француза…

– Да… Наверное, это должно помочь.

Но Энни так не думала. Она вздохнула, опять положив голову ему на грудь. Он снова заговорил:

– Моя мать была сумасшедшая. – Ее мягко поглаживающие его кожу пальцы замерли. – Не такая, как твой дядя… во всяком случае я так думаю. – Джеми сделал глубокий вдох, надеясь, что это его успокоит. Надежда не оправдалась. Он никогда ни с кем не говорил об этом, даже с отцом. В особенности с ним.

Он не знал, почему чувствовал необходимость поделиться с Энни этими личными переживаниями, но знал, что теперь уже должен продолжать.

– Она плакала… почти все время. И кричала, и швырялась чем попало. Посудой… чем угодно.

– В тебя? – Энни обвила руку вокруг него.

– Нет, в меня никогда. Со мной она всегда была очень добра и нежна. Она называла меня своим солнечным лучиком. – Голос Джеми стал хриплым, и он откашлялся. – Во всяком случае так мне помнится. Я был очень мал. Но я помню звон разбитого стекла и крики. И как отец потом звал меня в гостиную показать весь этот беспорядок. – Джеми закрыл глаза. – Он не позволял прислуге убрать осколки. Он говорил, что так лучше, чтобы каждый помнил, какая она сумасшедшая.

Энни глотнула.

– И что с ней было дальше?

– Он отослал ее куда-то.

– Отослал?

– Да, в то место, где держали сумасшедших женщин. Так он мне сказал. – Его голос сорвался. – Я никогда больше не видел ее. Он сказал мне, что она умерла.

Энни приподнялась, чтобы видеть его лицо. Она положила ладонь ему на щеку и осторожно вытерла влагу.

– Как это печально.

Джеми отвернулся, смущенный тем, что выдал свои чувства.

– Это было очень давно. И как говорил отец, может, все к лучшему. Нам с нее не было толку.

– Ты не можешь этому верить.

– Нет. – Джеми прерывисто вздохнул. – Я никогда ему не верил. Никогда. Я любил ее.

Энни повернула его голову к себе. Поднялась луна и залила его мужественные черты серебряным светом. От прихлынувшей к сердцу волны любви к Джеми она с трудом могла говорить. Она проглотила подступивший к горлу комок.

– Сколько тебе было лет, Джеми?

Сначала она подумала, что он не ответит. Казалось, он стыдился своих слез. Он сел и вытер лицо тыльной стороной ладони, но не отвернулся. Он взял ее ладонь, которой она поглаживала его лицо, и вложил ее в свою.

– Мне было шесть лет, когда она уехала. Я же говорил тебе, что это было очень давно.

– Я никуда не отошлю дядю Ричарда.

Джеми печально улыбнулся:

– Мне и в голову не могло прийти, что ты такое сделаешь. Но я беспокоюсь о тебе. В нем скапливается гнев.

– Не на меня. Я думаю, он больше разгневан на себя, на свои провалы памяти. Это его пугает.

Джеми пожал плечами.

– Будь осторожна, Энни. – Он поддел пальцем ее подбородок. – Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Потом он встал на ноги и помог подняться Энни.

– Выкупаемся при луне, чтобы смыть песок, а потом я отведу тебя обратно.

Но после купания у них появились другие мысли. На этот раз их любовь была неспешной, горько-сладкой, потому что оба знали, что у них может не оказаться другой возможности быть вместе.

Потом Джеми снова повел Энни в воду, остановившись, когда вода дошла ей до пояса. С бесконечной заботой он стал обливать ее водой из сложенных лодочкой ладоней, смывая прилипший к ее телу песок.

От ощущения теплой воды и касавшихся ее тела пальцев Энни мечтательно закрыла глаза.

– Не покидай меня, – прошептала она и застыла, когда поняла, что высказала вслух сокровенную мысль.

Его ладони тоже замерли, хотя блестящие капельки воды все еще катились по ее коже.

– Ты не понимаешь, что говоришь, Энни. Ведь я пират.

– Но ты не настолько плох, как пытаешься казаться.

– А, так ты хочешь перевоспитать меня, верно? – Он улыбнулся.

– По правде говоря, я не думаю, что тебя следует перевоспитывать, Джеми Маккейд.

– А у британского адмиралтейства на этот счет может быть другое мнение. – Джеми глубоко вздохнул, собираясь сказать то, что мучило его. – Энни, девочка, это верно, что мы очень привязались друг к другу. Но не надо путать это с тем, что ты могла бы испытывать к какому-нибудь достойному джентльмену.

– Но…

Протест Энни был приглушен двумя приложенными к ее губам пальцами.

– Энни, я человек безответственный. Пройдоха, который не может сдержать хотя бы одно обещание, данное самому себе. – Он покачал головой и криво улыбнулся уголком рта. – Даже два. Не впутываться в гиблые дела и держаться подальше от прекрасных благородных дам.

– Ты сказал, что мы можем справиться с де Порто. – Энни приподняла бровь. – Если так, то это не гиблое дело.

– Может, не сейчас, но оно будет таким, Энни. Попомни мои слова. Либертия станет добычей какого-нибудь другого негодяя. Так всегда случается с высокими идеалами.

– Значит, ты не хочешь остаться и принять участие в великом эксперименте?

– Энни, ты меня не слушала. Я не могу. Даже ради тебя. Или ради себя.

– Понятно. – Энни медленно повернула и пошла к берегу. Вода бурлила вокруг ее талии, потом бедер, потом…

Рука Джеми схватила ее предплечье, и он резко повернул ее лицом к себе.

– Почему ты так себя ведешь? Ты с самого начала знала, кто я такой. Какой жизнью я жил. Черт побери, да мой собственный отец от меня отказался, оставил подыхать.

– Судя по тому, что ты рассказывал мне о нем раньше, твоего отца не стоит ставить в пример.

– Он не был примерным отцом – и не является им, если еще жив. Он был бессердечным ханжой, и это чистая правда. Он обращался с моей мачехой так же гнусно, как с моей матерью и со мной. Но это ничего не меняет. – Он обхватил ладонями ее плечи. – Если уж на то пошло, из-за этого тебе надо больше меня опасаться.

Энни открыла рот, чтобы что-то сказать, но Джеми снова остановил ее.

– Я тебе не нужен, Энни.

О, еще как нужен. Но Энни не видела смысла в том, чтобы сейчас спорить об этом. Она подождет, но не откажется от него, что бы он ни говорил.

Они не спеша оделись, потом, так как обоим не хотелось уходить, уселись, прислонясь спинами к пальме. Только проснувшись от дразнившего глаза мягкого света, Джеми и Энни поняли, что спали.

– Проклятие, я не хочу, чтобы про тебя пошли разговоры. – Джеми помог Энни встать и стал отряхивать песок с ее платья.

– Все в порядке. – Энни поворачивалась, чтобы ему было удобнее. – Дядя Ричард даже не узнает, что меня…

Энни вдруг замолчала, устремив взгляд в море. Она подняла руку, указывая на корабль, под всеми парусами направляющийся к гавани.

Ей не требовалось спрашивать, чей это корабль. Хватило одного взгляда на лицо Джеми.

Он схватил ее за руку, и они изо всех сил побежали в сторону поселка.

– Пока не стреляйте.

Преподобный низко присел среди укрывавшихся за стволами пальм людей. Они ждали, сжимая мушкеты в потных ладонях. До него доносился запах их страха… или его собственного?

В его ушах еще отдавался грохот канонады. Звук, которого он не ожидал. Но это было похоже на де Порто – прежде чем высадиться, обстрелять из пушек беззащитный с виду остров. Когда на берегу взорвался первый снаряд, Джеми еле удалось удержать своих обученных людей, чтобы они не удрали на другую сторону острова. Угроза пистолета и резкое напоминание о том, что сделает француз с их женами и детьми, вернули им присутствие духа или, во всяком случае, заставили остаться на местах.