Несколько секунд дети молча смотрели на нее, потом один из старших мальчиков покачал головой:

– Не-а. Мы слишком умные, чтобы куда-то убегать в поисках удачи. Мы только играем в это, а вечером всегда возвращаемся домой к своим мамам.

– Но вы слышали про детей, которые ушли из дома в поисках удачи? – спросила Эйлин.

Ребята постарше кивнули.

– Но это не про нас, – ответила самая высокая девочка. – Все те, кто ушел с людьми из джунглей, не из нашей компании. Они ходят играть на Фар-Энд.

Эйлин наклонила голову набок.

– Фар-Энд? Где это?

– Там. – Мальчик, который заговорил первым, показал рукой вдоль берега на восток. – Посредине есть еще одна компания, они играют в районе старого буя, выброшенного на берег. Но насколько я знаю, из них никто не пропадал. На Фар-Энд собирается самая большая компания из всех, которые здесь есть, и многие из них исчезли.

– Понятно. – Эйлин встала. – Значит, это направо в конце пляжа?

Дети дружно кивнули.

– Вы не заблудитесь, – сказала высокая девочка. – Там до самого берега тянутся скалы. На Фар-Энд дети играют прямо на камнях.

– Спасибо. – Эйлин сделала шаг назад. – Не буду вам больше мешать, играйте дальше.

Дети заулыбались. Уже через несколько секунд, еще до того, как Эйлин успела дойти по песку до Роберта, у нее за спиной разразился бурный спор по поводу того, кто имел преимущество перед тем, как она прервала военные действия.

Остановившись рядом с ним, Эйлин посмотрела вдоль берега и подняла бровь.

– Я вижу на берегу старый буй, но не вижу никаких скал. А вы?

Роберт был почти на целый фут выше ее.

– Вижу. Они почти на таком же расстоянии от буя, как буй отсюда.

Эйлин вздохнула и пошла вперед.

Роберт направил ее ближе к морю, где почти рядом с водой проходила узкая полоска влажного и потому более плотного песка.

– Там будет легче идти.

Сначала они шли молча.

Эйлин шагала рядом с ним, и ее юбки колыхались при каждом шаге. Ее взгляд не отрывался от песка у них под ногами.

– У них совсем ничего нет, кроме собственного воображения… даже деревянных мечей.

– И вполне возможно, – ответил он таким же задумчивым тоном, – что даже эти палки скоро окажутся в костре.

На песке рядом со старым буем они увидели другую стайку детей. Эти, выглядевшие еще более грязными, чем те, что играли рядом с рыбацкими лодкам и, строили из песка что-то похожее на маленький городок из песчаных замков. Их инструментами были собственные руки и небольшие осколки битой посуды.

Заметив Эйлин и Роберта, дети с подозрением уставились в их сторону, но, когда увидели, что они продолжают идти мимо, перестали обращать на них внимание.

Эйлин нахмурилась.

– Вам не кажется странным, что у этих детей, – она бросила взгляд на тех, мимо которых они проходили, а потом махнула рукой назад в сторону лодок, – хватает природной интуиции, чтобы не доверять мужчинам, пытающимся заманить их с собой. – Она посмотрела вперед, туда, где в нескольких сотнях ярдов впереди виднелась серая груда скал, обозначавшая конечную цель их пути. – И все же дети, которые собираются у тех скал, очевидно, попадаются на удочку работорговцев.

Немного подумав, Роберт ответил:

– У детей всегда хорошее чутье на зло. Но я подозреваю, что те, что собираются возле скал, в большинстве своем старше и что им живется еще хуже. Их приводит в отчаяние не только их собственная судьба, но и положение их семей. Отчаяние может взять верх над инстинктом самосохранения, этим-то и пользуются работорговцы и им подобные.

Эйлин в недоумении взглянула на Роберта. Его привычная обманчивая мягкость сменилась мрачностью.

– Почему вы так считаете? Почему эти дети чувствуют себя хуже?

Роберт встретился с ней взглядом, потом указал головой в сторону полуразвалившихся домов, теснившихся вдоль берега.

– Я подозреваю, что каждая группа детей живет в каком-то одном квартале трущоб, а мы все больше удаляемся от центра поселения. Семьи, которые селятся на окраинах, вдали от богатых и более безопасных районов, почти наверняка самые бедные и неблагополучные.

– А-а. – Эйлин кивнула и посмотрела вперед. – Самые отчаявшиеся.

– Именно.

То, как Фробишер произнес это слово, сказало ей, что такое положение вещей радует его не больше, чем ее. Однако они оба были достаточно взрослыми, чтобы понимать, что не в состоянии помочь каждому.

Сегодня они искали способ помочь детям, и тем, что пропали, и тем, кому угрожает та же участь. Каждый должен делать то, что может, а в этом случая это было все, что они могли.

Скалы оказались чем-то вроде природного волнолома. Они выступали из песка и тянулись почти до самых домов, стоявших вдоль пляжа.

Слегка коснувшись ее руки, Фробишер предложил ей отойти подальше от моря, чтобы обойти эту преграду. Выйдя на открытое пространство, они сразу заметили группу детей, игравших среди нагромождения плоских камней, между которыми образовались пустоты, похожие на небольшие прудики, заполненные всяким хламом.

Эйлин и Роберт остановились в тени скал и молча смотрели на детей.

Эта компания отличалась от тех двух групп, которые они видели раньше. Она была более многочисленной – Эйлин насчитала больше двадцати детей, – их одежда выглядела более потрепанной, а тощие руки и ноги детей походили на тонкие палки.

При первом же взгляде на их заострившиеся черты, на которых голод и лишения уже успели оставить свой след, она поняла, что к этим детям нужен другой подход. В мире, где они жили, не было места для забав.

Эйлин развязала завязки своего ридикюля.

– У вас есть с собой мелочь?

Фробишер не стал задавать вопросов, просто полез в карман и достал мешочек с монетами.

Вдвоем они набрали больше тридцати пенни – достаточно для ее целей.

Эйлин отдала их Фробишеру:

– Держите. Идите за мной, как в прошлый раз, но держитесь поодаль и не пугайте их.

Снова крепко затянув завязки ридикюля и повесив его на запястье, она подобрала юбки и пошла в сторону моря.

Как и в предыдущих случаях, дети заметили, что к ним идут. И, как раньше, обратив внимание на то, что Эйлин идет впереди, они замерли в сомнении, не зная, как к этому отнестись.

Она улыбнулась и остановилась в нескольких ярдах от них, достаточно далеко, чтобы им стало ясно, что она не собирается приближаться без их согласия. На этот раз она не стала начинать с приветствия. Опустив край юбки, Эйлин сложила руки, сплела пальцы и спокойно сказала:

– У меня к вам предложение.

Они мгновенно выстроились перед ней, но по-прежнему держались настороженно и не подходили слишком близко. Однако выражения их лиц ясно говорили о том, что они готовы ее выслушать.

– Я… – Она бросила взгляд через плечо, туда, где в нескольких шагах позади нее остановился Фробишер. Он устремил взгляд на море, стараясь не смотреть – или, по крайней мере, не делать этого откровенно – в их сторону. – Мы хотели бы кое-что разузнать. – Она снова повернулась к детям и стала рассматривать их, как будто хотела понять, будет ли от них толк.

Один из старших мальчиков сделал полшага вперед:

– О чем?

Секунду Эйлин смотрела на него, потом ответила:

– Мы слышали, что в этих местах пропадают дети. – По тому, как они переглянулись между собой, стало ясно, что они понимают, о чем она спрашивает. – Мы ничего не имеем против самих детей, – торопливо добавила она. – И не желаем никому вреда. Но нам хотелось бы узнать, куда подевались эти дети… как и с кем они ушли.

То, что они пришли по адресу, что это именно те дети, которые знали ответ на этот вопрос, было очевидно по тем оценивающим взглядам, которые они бросали то на нее, то на Фробишера, то друг на друга.

В конце концов мальчик, который говорил с ней, провел по губам рукой и сказал:

– Какой нам прок, если мы вам расскажем?

Эйлин скользнула взглядом по чумазым и по-прежнему настороженным, но на удивление невинным лицам.

– Одно пенни. Каждому. Мы дадим каждому из вас по одному пенни.

Мальчик нахмурился:

– Но я один могу вам все рассказать. Отдайте все мне.

– Нет! – Другой мальчик протолкался вперед. – Я ей расскажу.

– Нет, я, лучше я! – раздалось сразу несколько голосов, и несколько старших ребятишек, выскочив вперед, столпились перед ней.

Эйлин подняла руки вверх ладонями вперед и с непоколебимым спокойствием стала ждать, когда они перестанут кричать и толкаться.

Дети быстро ее поняли.

Когда они успокоились и затихли, она сказала тоном, не допускающим обсуждений и тем более возражений:

– Каждый из вас получит ровно одно пенни. Это наше условие. Нам все равно, кто будет нам отвечать, главное, чтобы мы получили ответы на все вопросы, которые нас интересуют. – Эйлин снова взглянула через плечо. Фробишер подошел ближе, но в трех шагах от них остановился. – Я буду задавать вопросы, и, когда мы закончим, когда узнаем все, что хотим узнать, когда вы расскажете нам все, что знаете, вы построитесь в очередь по старшинству, и этот джентльмен раздаст каждому из вас по пенни, начиная с самых младших.

Такой порядок давал младшим детям шанс добежать до дому и спрятать свои пенни, пока старшие дожидаются своих.

Удовлетворенная тем, что справилась с ситуацией наилучшим способом, Эйлин снова повернулась к детям:

– Итак, вопрос первый. Сколько детей среди исчезнувших были из вашей компании? – Она махнула рукой в сторону скал. – Из тех, кто приходил сюда играть?

Дети задумались, потом одна из девочек начала быстро перечислять имена, загибая пальцы. Другие стали добавлять. Когда они наконец закончили, набралось девятнадцать имен, на два больше, чем то, о чем говорила миссис Хардвик.

Эйлин кивнула:

– Хорошо, значит, девятнадцать. Теперь скажите мне, видел ли кто-нибудь из вас, как они уходили?

Многие кивнули. Проще сказать, кивнули почти все.

– Эти дети ушли с какими-то мужчинами?

Очередная серия кивков.

– Но не все сразу, – сказала одна девочка. – Те, которые ушли с мужчинами, уходили по трое, четверо или пятеро за один раз.

– Ага. – Один из мальчиков, болтавшийся позади других, поймал взгляд Эйлин. – Эти дядьки приходили и начинали рассказывать про то, что у них есть для нас работа. Они спрашивали, не хочет ли кто-нибудь заработать денег. – В его голосе явственно слышались скептические нотки.

– На самом деле они говорили, – вставил еще один мальчуган, – что если мы пойдем с ними в джунгли, то заработаем состояние, как настоящие разведчики. – Его чумазое лицо зажглось наивной надеждой. – Когда они придут в следующий раз, я, может, тоже уйду. – Он с вызовом взглянул на мальчика, стоявшего сзади. – Это лучше, чем болтаться здесь и ничего не делать… только стареть.

Эйлин с трудом удержалась, чтобы не начать уговаривать его не делать этого. Но нужно было вести себя осторожно.

– Но то, чем они занимаются… это большой секрет. Они не хотят, чтобы другие узнали об этом и попытались у них все отнять.

– Как выглядели эти мужчины?

Со всех сторон посыпались слова, складывающиеся в описание.

– Некоторые здоровенные, настоящие верзилы.

– В основном они похожи на нас. Англичане или смесь с местными.

– У них были ножи – большие ножи. А сбоку висели короткие сабли.

– У одного был пистолет.

– Один из них разговаривал с нами, объяснял нам все. Обычно говорил только он.

Картина, которую нарисовали дети, выглядела следующим образом. Группа мужчин из четырех-пяти человек приходила сюда, чтобы поговорить с детьми. Они приходили по берегу пешком, так же как Эйлин и Фробишер. Иногда они появлялись с запада, иногда с востока, а иногда из самих трущоб. Уходили они вместе с детьми, которых им удалось уговорить, и шли пешком на восток или назад в трущобы. Главным был тот, что разговаривал с детьми, обещая им выгодную работу. Совершенно очевидно, что ему каким-то образом удавалось внушать доверие большинству из них.

– Вы знаете, как зовут кого-нибудь из этих мужчин? Может, вы слышали, как они друг друга называли? – Конечно, она хотела слишком много. Поняв это, Эйлин поспешила спросить: – Эти люди брали всех, кто хотел пойти с ними?

Головы качнулись отрицательно.

– Нет, они выбирали, – сказала одна из девочек. – Они брали только самых сильных. Когда Робби сказал, что хочет пойти, – она кивнула в сторону одного из мальчиков, – они его не взяли, потому что у него сломана рука.

– Я жду, когда они вернутся, – Робби вытянул вперед свою тощую ручонку и повертел локтем, – она уже в полном порядке.

Его радостное возбуждение заставило Эйлин прикусить язык. Она быстро соображала, как лучше задать самый главный вопрос.

– Я тут подумала, – начала она, – здесь ваш дом, и, каким бы бедным он ни был, лучше быть дома, чем работать где-то там в джунглях вдали от своей семьи.