Высказалась в таком духе однажды и больше никаких оценок невесте не давала. Держала свое мнение при себе и сына не отговаривала – твоя жизнь, взрослый мальчик.

Барташов выслушал мать, но решил – притерпятся со временем, присмотрятся друг к другу свекровь с невесткой и обвыкнутся.

И торопил, торопил свадьбу, словно боялся передумать, себя боялся.

Свадебная церемония проходила в огромном раззолоченном бальном зале роскошной исторической подмосковной графской усадьбы, на которой настояла Ольга. Присутствовали только самые близкие родственники и друзья с обеих сторон, где-то около тридцати человек.

Голос дамы, ведущей церемонию, отдавался громким эхом в полупустом зале, улетая куда-то вверх под немыслимые потолки, и Барташову все происходящее казалось нелепым фарсом из-за несоответствия вычурной роскоши, неуместной при скромной церемонии, которую он представлял себе совершенно иначе. И он еле сдерживался, чтобы не кривиться от каждого громко и пафосно произнесенного слова.

Но, похоже, Ольга чувствовала себя в этом антураже великолепно.

После банкета в ресторане, перед тем как сесть с невестой в лимузин, который должен был отвезти молодоженов в гостиницу, Барташов подошел к маме.

Петьку решили не таскать в Питер и оставили с Мирой на сутки, к их общей с малышом радости.

– Мам, – требовательным тоном обратился Андрей, – я хотел попросить тебя не говорить Мире о моей женитьбе. Не хочу посвящать в нашу жизнь постороннего человека, как бы хорошо она ни относилась к Петьке. И вообще попросил бы тебя не обсуждать с ней меня и мою личную жизнь.

– Да с чего вдруг такое недоверие? – недоумевала Лариса Максимовна.

– Я тебя попросил, – настаивал он. – Пообещай.

– Да пожалуйста, – развела руками от непонимания мама. – Что только с тобой, не пойму. Или у вас какие-то разногласия с Мирочкой возникли?

– Нет. Все нормально, – и, понимая, что грубит, пояснил примирительным тоном: – Только Петьке надо отвыкать от нее. Я теперь женат, и, согласись, это непонятно и где-то даже неприлично – присутствие какой-то другой женщины в нашей жизни, пусть хоть и в качестве Петькиного друга, когда у меня есть жена, а у ребенка мачеха, которая хочет наладить с ним близкие отношения. У нас теперь семья.

– Наверное, ты прав, – задумалась Лариса Максимовна.

Вместо свадебного путешествия они уехали на десять дней в Сочи, хоть и время для этого было неподходящим – середина ноября. Проехались по красивым, историческим местам Кавказа, получив удовольствие от поездки, невзирая на то, что она прошла не в Европе и не на Карибах.

А вот в сексе, в интимных отношениях Барташов ожидал намного большего, судя по выказываемому Ольгой горячему темпераменту и страсти до свадьбы. Оказалось, нет, не такие уж и «Золотые купола», как преподносилось на «обертке» этой конфетки, скорее уж «Мишка на Севере».

К концу свадебного путешествия к постельным играм девушка явно охладела, и в их супружеской кровати стало тускло.

А она как-то и вовсе проговорилась, что не очень-то любит секс, считает его значение в жизни сильно преувеличенным, а реализацию своей энергии и женской сущности находит в другом. Тянуло спросить: «Пардоньте-с, а как же горячая страсть, что вы выказывали до свадьбы? Или все как у современного классика: «Не так я вас любил, как вы стонали»?

И Барташов с тоской вынужден был констатировать два неоспоримых факта. Первый – что, скорее всего, станет погуливать налево, и, увы, в самое ближайшее время. И второй – что при всей его уверенности, что он неплохо разбирается в людях и вообще умный и тертый деловой перец, оказалось, что женщина легко и просто может им манипулировать, особенно если его голова занята совершенно другими делами, а сама она ему не сильно-то интересна.

Они вернулись в Москву, Андрей сразу же включился в свой режим с ненормированным графиком работы, приходил с завода, как правило, поздно, но молодую жену чаще всего дома не заставал – та вся была занята хлопотами по переезду к нему.

Вот в те дни и случился его первый «левак».

Но вскоре, к середине декабря, все как-то устаканилось и улеглось в определенные рамки. Ольга окончательно переехала и водворилась в доме в качестве жены и хозяйки, и Барташов привез Петьку, объяснив сыну:

– Петюша, тетя Оля теперь моя жена, и мы будем жить втроем.

– Здесь? – спросил малыш.

– Здесь.

– А бабушка?

– А бабушка будет в Москве. Мы станем ездить к ней в гости. – И попросил: – Сынок, нам надо попробовать так жить. Давай постараемся. Ты мне поможешь?

– Помогу, – пообещал Петька.

И кивнул в своей любимой манере.

Больше всего Андрей опасался, что ребенок начнет задавать вопросы про Миру или постоянно поминать ее имя и проситься к ней в гости, но на первых порах обошлось.

Ольга с малышом была терпелива, приветлива и дружелюбна, пыталась подружиться, но без особого рвения и огонька – так, походя, как нечто из обязанностей, которые просто должно исполнять. Но и конфликтов на первых порах между ней и Петькой не возникало.

Кстати, про обязанности – с работы она не ушла. Вернее, не полностью ушла, оставив за собой какие-то проекты и темы, которые курировала только сама.

Поэтому на Петю у нее времени не оставалось – она по нескольку раз на неделе моталась в столицу, порой не возвращаясь ночевать, и Андрей все явственней понимал, что совершил ужасную ошибку.

И порой, сидя с Ольгой за столом, за поздним ужином смотрел на нее изучающе и размышлял, как исправлять ситуацию, коль в нее по своему недомыслию вляпался.

А еще задавался вопросом, на который не находил ответа – ну, ладно он – про него все понятно: побег, при отягчающих обстоятельствах и попытка спрятаться в семье, а вот она-то на кой хер за него замуж выходила? С какого расчета?

Про любовь даже упоминать не будем, дабы не позориться.

И он с упорством краба, ползущего через дорогу к морю, подчиняясь инстинкту продолжения рода, уговаривал себя, что со временем у них все наладится и все получится так, как он и задумывал и рассчитывал.

Только почему-то уже через две недели Андрей, отправив Петеньку в Москву, навестить бабушку, не торопился забирать сынка назад, так там его и оставил.

Новый год отмечали в Подмосковье, в доме у друзей Барташова Алексея и Лены. Те наконец, спустя почти два года, сумели выдрать своего ребенка у датской ювенальной системы, пройдя через бесчисленное количество судов разного уровня, дипломатическое вмешательство двух стран и бог знает чего еще. Но так или иначе, а Вася наконец вернулся домой прямо накануне Нового года.

Это была не просто победа, это было такое счастье, что вся их семья, включая бабушек-дедушек, самого пятилетнего уже Ваську и семилетнюю сестру его Варвару, как начали рыдать в Шереметьево, когда Леша привез сына, так и не могли остановиться до сих пор.

И все не спускали с рук ребенка, передавая друг другу, словно боялись, что его снова могут забрать.

Поэтому для Андрея вопроса, где и как праздновать Новый год, не стояло вообще, когда у близких людей такое событие – поддерживать надо не только в горе, но и в большой радости.

Но такая перспектива стала не очень заманчивой для Ольги – она рассчитывала на что-то изысканное, желательно в кругу известных и влиятельных людей, на чем и попыталась настаивать, упирая на тот факт, что уже достала пригласительные для них на праздничную вечеринку в одной из самых престижных тусовок.

– Оль, – спокойно, но твердо пояснил Барташов, – ты что-то, наверное, не поняла про меня. Я человек не тусовочный и не медийный, мне это даже не рекомендуется, при той сфере деятельности, которой я занимаюсь, если учесть, что многое в ней засекречено. Я предпочитаю проводить свободное время и отдых в кругу родных и близких друзей. И мы, помнится, это обсуждали перед свадьбой.

– Я себе это иначе представляла, – ответила ему молодая жена, все же подвинувшись в своих предпочтениях.

Она вообще многое представляла себе иначе. Например, Ольга знала и понимала, что он невыездной, но что до такой степени, стало для нее открытием, особенно когда компетентные органы посоветовали ей, как жене Барташова, также воздерживаться от выезда в некоторые страны и выкатили список, в какие конкретно.

Ольга была ошарашена таким сюрпризом.

Но бог с ней, что она там ожидала и что получила – праздновали у Алексея с Леной. Замечательный получился праздник! Вот именно такой, как мечтал где-то в глубине души Андрей, как ему хотелось.

Самые близкие и любимые друзья, знакомая обстановка, куча неугомонных горластых детей, орущих на все лады, великолепное застолье, заснеженный лес рядом, простор вокруг – ширь и тихая, теплая радость на душе.

С последним возникла проблема.

Когда Андрей познакомил Ольгу с ребятами, она им не то чтобы не понравилась – нет, приняли они ее хорошо и общий язык нашли, и замечательно общались, только Лешка тогда, помнится, недоуменно спросил:

– Брат, а ты уверен, что вот именно она тебе нужна?

– У нас будет нормальная семья, – пожал плечами Андрей.

– С ней вряд ли, – высказал свои сомнения Леха, посматривая изучающе на Ольгу, о чем-то беседовавшую с Леной в тот момент. – Она женщина красивая, не спорю, но рептилия: спокойная, холодная, расчетливая. Эта еще хуже Элки твоей, та хоть горячая и искренняя была и никогда не скрывала, чего хочет и к чему стремится, – и хлопнул Андрея по плечу, усмехнувшись. – Ты бы лучше на Мире женился, ну той, что тогда Петькин день рождения в фантастику превратила. Вот это девушка, я понимаю.

– Актриса, кукольница, уникальный голос России, как достояние. И снимается в кино. Карьера в полный рост и ничего, кроме карьеры, – холодно оповестил Барташов друга.

– Ну, не знаю, – с сомнением протянул Леха. – Мне так не показалось. Очень простая в общении, открытая, коммуникабельная и с офигенным чувством юмора. Угорали же все до колик, у меня на следующий день щеки и пресс болели от смеха.

– Все, – жестко оборвал его размышления и воспоминания Барташов, – это даже не тема для обсуждения.

Весь праздник Ольга была не в настроении – ее раздражала и напрягала атмосфера открытой дружественности, простота нравов, отсутствие изысков и какой-либо утонченности – сплошной колхоз. Но, надо отдать девушке должное, она сдерживала свои эмоции и старалась как-то вписаться, только получалось не очень естественно, никак она не встраивалась в их компанию.

Ничего. Наплевать. Праздник ее настроения и несоответствия не могли испортить никому, разве только ей самой.

Они собирались сразу после Нового года ехать с другой компанией по Золотому кольцу, но выставку, которую курировала Ольга, переносили уже несколько раз, и наконец она должна была состояться в первых числах января. Что просто отменяло поездку – у Андрея работа.

Она потащила его на выставку с собой, как представителя спонсоров.

Барташов ужасно не хотел. От одного слова «куклы» все в нем начинало восставать, направляя его воображение к человеку, который ассоциировался у него с этим понятием. И Андрей всячески сопротивлялся – ныл, придумывал отговорки одна краше другой, но Ольга железно стояла на своем.

Пошли. Куда деваться, не станешь же ей объяснять. Да и себе заодно.

Когда он увидел Миру…

Когда он увидел Миру, у него остановилось сердце. Совершенно реально – раз, и остановилось на какие-то секунды, а потом грохнуло о ребра, как в пустое ведро упало, и заколотилось.

Он даже не мог бы сказать, как она выглядела и во что была одета в тот момент, – он смотрел прямо в ее глаза и понимал, что пропадает. То невидимое, необъяснимое, что связывало их, было настолько властно над всеми его глупыми трепыханиями, над попытками бежать от нее, что сопротивляться этому было бессмысленно.

Да и невозможно.

Мира ушла. Не от него – ушла с выставки, ожидая его. Это было не умозаключением Барташова, а абсолютным знанием, да потому что точно так же, как в ту ночь, когда он уехал, они снова были едины и думали, чувствовали и дышали, как одно целое.

Андрей Барташов сильно отличался от большинства современных мужчин его возраста духом, разумом, сознанием и внутренним мужественным стержнем он был на порядок выше своих ровесников.

Он умел гвозди забивать своей силой воли, когда того требовали обстоятельства, и крепиться, как свернутый в узел железный штырь.

Но у него перегорали все предохранители внутри и лопались жилы в душе, когда пришлось держать нейтрально-отстраненное выражение лица, кивать головой, не слыша и не понимая, что ему говорят, всем своим существом будучи не здесь, а там! Там – с Мирой!

Десять минут! Он выдержал десять минут – как целую жизнь! Каждую секунду он переживал с трудом, постарев на пару лет от этих усилий!

Десять минут! Все!

– Оль, мне надо уйти, – сосредоточенно и строго сообщил он жене. – Виктор тебя отвезет.