– Нашла повод для переживаний. – Лера немного успокоилась. Чужие несчастья отчасти примиряют с собственными. Когда знаешь, что не тебе одному плохо, возникает некое подобие баланса справедливости в сознании. Тебе плохо, и всем плохо. Справедливость – она такая.

– То есть ты считаешь, что это не повод? – восхитилась Юля и мстительно отобрала у гостьи бокал. – И в чем же прелесть моего положения?

– Здрасте, – покачала головой Лера и снисходительно выпятила губки: – Ты же боялась, что его уведет какая-нибудь баба, он с тобой разведется и женится на ней. А теперь-то все уладилось!

– Ты считаешь, что это можно назвать словом «уладилось»? – потрясенно откинулась на диване Юля. – Я очумеваю от современной молодежи. Ты слишком креативно мыслишь. Я не улавливаю, в чем профит.

– Профит в том, что на этом мужике он уж точно не женится. И перед партнерами по бизнесу позориться не захочет. У нас, конечно, много чего сейчас разрешено, а иметь нетрадиционную ориентацию даже модно, но не во всякой сфере. Кое-где это не приветствуется. Его компаньоны, или кто там у него, могут не понять широту и демократичность его взглядов. Так что ты теперь будешь ширмой. Это в твоем случае наилучший выход. Как бы муж есть и при этом он фиктивный.

– Хорошее у тебя обо мне мнение сложилось, – оскорбленно поджала губы Юля. – А про гордость мою женскую ты не подумала?

– Женская гордость в твоем случае может лишь помочь ускоренными темпами оказаться на улице. Сама же говорила, что будешь бороться. То есть готова была простить наличие любовницы. Но это морально тяжело. Любовница – это соперница, а любовник – кто?

– Ну, и кто же? – заинтересовалась Юля.

– А никто, – легкомысленно заключила Лерочка. – Во всяком случае – он не повод для ревности. Тебя не променяли на более красивую или молодую. Дело вообще не в тебе, так что можешь жить спокойно. С тобой все в порядке. Это у мужа твоего сдвиг по фазе.

– Меня от одного его вида тошнит, как ты не понимаешь? Я им брезгую! Я за одним столом с этим уродом сидеть не могу! Я не ханжа, у меня парикмахер голубой – нормальный мальчик. Но это же мой муж! Я чуть ребенка от него не родила! Я с ним столько лет спала! Нет, не могу, меня сейчас вырвет! Это значит, что у него всегда были эти… мальчики. Он чудовище! То есть, когда они ездили на рыбалку или ходили в баню с мужиками, я, как дура, сидела спокойная, а на самом деле… Вот после таких открытий руки на себя и накладывают. Я была замужем не за мужиком! Не могу!!! А за кем же тогда?

– Ну, ты погоди расстраиваться: они там есть активные, есть пассивные…

– Ты что, считаешь, что сейчас меня утешила? – свистящим шепотом уточнила Юля. – У тебя тоже крыша поехала? Кстати, да! А что у тебя случилось-то? Раз уж у меня все так замечательно, по твоим словам, складывается, то чего же тогда такого у тебя? Это ж из-за чего может так убиваться бухгалтерша, считающая мой случай не таким уж кошмарным?

Стараясь дышать размеренно и не скатываться на истерику, Лера торопливо и сжато выложила свои горести. В сухом остатке это выглядело так: жених взял деньги в долг и исчез, перестав отвечать на телефон, после чего выяснилось, что он поступал так и раньше, а кроме всего прочего, у негодяя есть жена и сын.

– Фигасе, Санта-Барбара. – Юля открыла рот и словно зачарованная разглядывала Лерочку. – Не могу поверить: ты просто так отдала кучу денег, даже не спросив, для чего. И еще удивлялась, что он пропал и не звонит. Ну ты, подруга, даешь! Такая феноменальная наивность в наше время весьма опасное качество для бухгалтера.

– Не надо. Я уже сама себе все про себя рассказала, – поморщилась Лера. – Я тоже замечательно умею складывать слова, когда хочу обидеть.

– Ну и как? Ты себя уже обидела?

– Я бы себя прибила, – призналась Лера. – Это невероятно унизительно – быть такой фантастической дурой. Я поверила какой-то нелепой байке, а в довершение всего пообщалась с его законной женой.

– Я что-то не пойму. А как же у вас заявление взяли? – удивилась Юля.

– Наверное, паспорт был фальшивый. Да ладно. Сама виновата. А Виктора мне даже жалко. Его жизнь накажет, а я не буду.

– Если у тебя есть лишние деньги, отдай больным детям или в детский дом! – взорвалась Юля. – Их и жалко, и помощь нужна на самом деле. И они, кстати, не воруют, как твой Витенька, у которого руки-ноги есть, чтобы заработать. И не на лекарства, а на содержание семьи. Это дешевле значительно. Если у тебя денег много, можешь даже мне дать. Не откажусь.

– Юль, мне и так плохо, а ты тут еще!

– Потому что умнее надо быть. Разобраться надо во всем, а не строить из себя мать Терезу! Это так оставлять нельзя. Сейчас позвоним Лешке и все выясним про его дружка! – оживилась Юля, лихорадочно перерывая многочисленные подушки на диване. – Где мой мобильный?

– Не надо, – умоляюще простонала Лера. – Я не хочу. Знаешь, я подумала: хорошо, что он больше денег не взял. Эти я к лету отработаю и родителям отдам. Не в деньгах счастье. Этот вопрос решаемый. А с Алексеем я и так говорила.

– Спала, – почти утвердительно констатировала Юля.

– Нет! Только говорила!

– Да не подпрыгивай. Я с пониманием отношусь к тому, что у всех моих любовников после меня могут быть женщины. Не оскоплять же им себя в знак безутешности по поводу нашего расставания, – хихикнула Юля. – Только ты с ним тоже поосторожней. Он не так прост, как кажется.

– У меня с ним правда ничего нет.

Юля понимающе покивала и ухмыльнулась:

– Давай по кофейку с шоколадкой. Надо жизнь подсластить, а то она какая-то совсем кислая пошла.

С этими словами хозяйка упорхнула в кухню.

Лерочка устало поникла и застыла в скорбной позе. Так глупо, так дешево дать себя обмануть! Доверчивая безмозглая малолетка, влюбившаяся в проходимца…

Внезапно в кухне что-то грохнуло, и Юля влетела в гостиную, сверкая глазами:

– Лерка, а с чего это вдруг его жена через столько времени позвонила? На костях поплясать? Так, по логике, им бы сидеть тише воды ниже травы. Хотя какая у нас, у баб, логика? Но все же – с чего вдруг?

– Я Алексею говорила, что Витю жду. Может, он каким-то образом с ними общается? Вот и передал.

– То есть к тебе шпиона приставили? – предположила Юля.

– Он не шпион. Просто переживает за них. Знаешь, у всех жизнь по-разному складывается.

– Ага, пожалел волк кобылу – оставил хвост да гриву! Жалко ей! Вот если жалко, то можно дать. Дать! Добровольно! Понимаешь? А не позволить себя обокрасть!

– Юль, мне так плохо! Я все понимаю. Все-все! Но ничего не могу поделать. Виктор подлец, негодяй… Вот не поверишь, даже говорю это сейчас, а сама не верю. Как будто считалочку какую-то бессмысленную повторяю. Юлька, со мной, наверное, случилось самое страшное, что могло случиться. Я его люблю. Это клиника?

– Клиника, – немедленно согласилась Юля.

– Но ты ведь своего Костю тоже любишь. И готова его голого и босого взять, лишь бы отдали!

– Ты мух с котлетами не мешай. Костя меня не обворовывал и не обманывал столь паскудным образом. Надо же: задурить голову девчонке, да не просто денег взять, а еще и к свадьбе начать готовиться! Заявление подать! По-моему, это высшая форма подлости!

– Но если бы мы не собирались стать мужем и женой и прожить вместе всю оставшуюся жизнь, я бы не дала ему денег!

– Валерия! – всплеснула руками Юля. – Ты свихнулась! Ты его что, оправдать пытаешься? Какой дальновидный и умный мальчик! Как правильно все рассчитал!

– Юля, не мучь меня, – печально проговорила Лера. – Я, наверное, не могу до конца в это все поверить. Как думаешь, может, мне встретиться с его женой?

Юля, не ответив, ушла за кофе и вернулась через несколько минут, осторожно опустив на стол поднос с чашками и вазочкой.

Где-то навязчиво тикали часы. На улице выла сигнализация, зло и остервенело лаяла собака. Там шла жизнь, обычная, с мелкими радостями и горестями, а здесь, в этой гостиной, словно все оборвалось. Подруги сидели, как две бабочки, пойманные одной банкой, смотрели на мир сквозь грязноватое стекло и понимали: уже ничто не в силах разрушить грань между счастливым «вчера» и гнетущим безысходным «сегодня». Вроде и крылышками трепетали, и шевелились, но это была уже не жизнь, а инсценировка, подготовка к завтрашней пустоте. Уже ничто и никогда не будет в их мире таким беззаботным, как оставшееся за стеклом «вчера».

– А ты уверена, что они вообще в этом городе живут? – наконец вернулась к теме притихшая Юля. – Ты как ее искать собираешься?

– Ну, не знаю. У Леши спрошу.

Эти бессмысленные попытки хоть что-то предпринять были последними глотками воздуха в удушающей пустоте действительности. Я что-то делаю, а значит – живу. Но главное – поверить в то, что можно если не вернуть счастье, то хотя бы что-то изменить. Пусть немного, но сдвинуть с мертвой точки. Мертвой. Точки…

– Ага. Так он тебе и сказал. – Юля даже возмущалась уже вяло, без огонька. – Они же друзья! Кстати, интересно, что Леша тебе про ребенка не сказал.

– Может, не хотел травмировать? – предположила Лера.

– Логично. Я от мужиков балдею. Один другого хлеще. Лера, не ищи его. Не надо. Захотел бы, давно бы уже вернулся.

– Я не хочу его возвращать. Я просто должна убедиться.

– Вот он, бабский мазохизм! Хочешь его в постели с другой увидеть? Или желаешь понаблюдать, как он своего отпрыска в песочнице выгуливает? И что? Тебе после этого полегчает?

Они ругались, будя эмоции, оживая и начиная верить в то, что в этом мире, новом, перевернутом, разбитом, тоже можно существовать.

– Не знаю.

– Зато я знаю! – уверенно воскликнула Юля. – Радуйся, что отделалась от этого афериста с минимальными потерями. В следующий раз будешь умнее.

– Не будет следующего раза. Ты что, Юль, не слышишь меня? Я без него не могу. Может быть, если я смогу убедиться, что это все правда, мне будет легче отпустить его?

– Дура. Полная, клиническая идиотка. Ты его придумала. Жил-был аферист. Пусть с трудным детством и плохой наследственностью, но аферист душой и телом. Вор и мерзавец. А ты его, как елку новогоднюю, украсила несуществующими достоинствами, разглядела в пустышке то, чего там и в помине нет, и теперь лелеешь свою фантазию, этот пустой кокон из несуществующих добродетелей. Очнись! Нет ничего! Нет никакого Виктора. Его небось и зовут-то как-нибудь иначе. Уж фамилия-то точно не по паспорту! Лера, ты же умная. Пойми, этот этап жизни пройден. Все! Переходи на новую ступень. Там обязательно найдется достойный тебя мужчина. Нет никакой любви, ты ее придумала.

– А как же ты и Костя?

– Так это чувство, проверенное временем, – с пафосом заявила Юлька. – Я ничего не фантазировала. Захаров, этот тюфяк наивный, столько лет у меня перед глазами, что никакие фантазии его не приукрасят. Я знаю все его минусы… Кстати, переключайся на позитив. Сейчас придет жена моего любимого мужчины, и тебе придется ее утешать. Я этого в полную силу сделать не смогу. Мне б желчную радость свою скрыть. Вот такая я негодяйка. Все спихиваю на твои хрупкие плечи. Клин клином вышибают. У меня муж голубой, у тебя жених женатый аферист, а уж что там у Светки – я даже предположить не берусь. Фантазии моей больной не хватает. Вроде все самое страшное мы уже расхватали.


Как выяснилось, ничего страшного у Светы не случилось. У нее всего лишь разорился муж. Утомленные собственными неразрешимыми проблемами Лера с Юлей молча слушали горестный монолог госпожи Захаровой, живописующей ужасающие перспективы будущего.

– Служащие разбегаются, офис отбирают за долги, на кредитке пусто, – загибала наманикюренные пальчики Светлана, трагически закатывая глаза и орошая нежные щеки бриллиантовыми слезами. Красивая женщина прекрасна даже в горе.

Лера, когда плакала, выглядела более приземленно: глаза краснели, нос опухал, а физиономия становилась пятнистой. Поэтому совершенство Светланы вызвало зависть пополам с ревностью. Тем более что, невзирая на трагедию, Света оставалась на высоте, была трезва и эгоцентрично рассудительна.

– А Костя как? – осторожно поинтересовалась Юля.

– Носится где-то. Морда землистая, жалкий такой. Ужас. Как мне теперь жить-то?! Было бы восемнадцать, я бы еще устроилась, а так… – Светлана обреченно махнула ручкой и красиво изогнулась в кресле, изобразив скорбь.

– Так Костя-то где? – не унялась Юля.

– Да какая разница! – вдруг взвизгнула Света. – При чем тут Костя? Сам виноват, сам пусть и расхлебывает! А мне что делать? Я на него молодость угробила, пироги пекла, рубашки крахмалила, тушу его жирную терпела!

– У него тоже горе, – позволила себе вмешаться Лера. – Ему тяжело. Нехорошо в такой ситуации только о себе да о себе…

– Ты вообще молчи! Что ты понимаешь? От тебя один сбежал – другого найдешь! Тебе лет-то – воробей накакал! Почему я должна о нем печься? Он, когда свои дела затевал, много обо мне думал? Я в таком дерьме выросла, что тебе и не снилось! Хотела в люди выбиться, чтобы как по телевизору! И что в результате? Он меня подставил! Я его ненавижу! Жизнь мне сломал! Представляете, что сказал? Говорит, пойду куда-нибудь менеджером – не пропадем! Менеджером! – Светлана даже содрогнулась от отвращения. – Не пропадет он! А как жить-то?