— Что здесь происходит?

Ник заметил про себя, что вновь обрести отца гораздо менее хлопотно, чем взрослого сына. Мысль эта позабавила его.

— О чем именно ты говоришь? — поинтересовался он у отца.

— О телефонном звонке ко мне домой вчера вечером. Кто-то, изменив голос, как посредственный актер в третьесортном спектакле, предупредил, что я должен заставить Ника избавиться от Сэмми, пока она не погубила компанию.

Ник почувствовал, как волосы у него на голове встают дыбом.

— Так объясни же наконец, что, черт возьми, происходит? — снова потребовал Генри.

Сэмми сидела молча и казалась совершенно спокойной, хотя внутри нее все кипело. Она слушала, как Ник и Генри обсуждают ситуацию так, словно ее нет в комнате.

— Надо посмотреть личную карточку Сэмми. Там указаны все ее проекты и люди, с которыми она работала. Может, мы найдем что-нибудь там?

— Пустая трата времени, — возразил Ник. — Я могу наизусть пересказать тебе личное дело Сэмми. Два листочка бумаги — на одном ее имя, адрес, номер страхового свидетельства, а на другом — дата приема на работу и даты повышений по службе.

— Два листочка? Не смеши меня, Ник. В последний раз, когда я видел личное дело Сэмми, это была папка толщиной дюйма в полтора, — сказал Генри.

— Говорю же тебе, я запросил папку с ее личным делом, как только пришел сюда, по твоему совету, если помнишь. Там было два листка бумаги и больше ничего.

— Что ж, — сказала Сэмми. — Значит, ты можешь наконец перестать обвинять во всем себя, Ник.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если кто-то позаботился о том, чтобы очистить папку с моим делом еще до твоего прихода сюда, значит, кампания по выживанию меня с фирмы началась не вчера и не случайно. Кто-то планировал ее долгое время. Этим можно объяснить и то, что я не всегда получала уведомления о совещаниях, и то, что иногда пропадали мои папки.

— Какие папки? — встрепенулся Ник. — Ты никогда не говорила об этом.

Вздохнув, Сэмми рассказала о записках в мусорной корзине, о последнем уведомлении, которое дошло до нее, но с неверно указанным временем начала совещания, о папках, которые исчезали на несколько дней, а потом сами собой снова появлялись на столе.

— Почему ты не рассказала об этом мне?

— Чтобы ты сделал вывод, что я не способна выполнять свою работу? Ведь в первый же день, появившись здесь, ты заявил, что ни моя работа, ни я никому здесь не нужны.

— Черт возьми, Сэмми…

— Да прекратите вы! — перебил их Генри. — Ответ на все вопросы очевиден: поскольку избавиться пытаются от Сэмми, это может означать только одно: у тебя, Ник, есть тайная воздыхательница, которая сгорает от ревности по поводу твоих отношений с Сэмми.

— Не будь смешным, пап.

Папа? Сэмми никогда не слышала, чтобы Ник называл Генри папой даже за глаза. И вообще, Сэмми заметила, что они явно ладят друг с другом гораздо лучше, чем раньше.

— Я обращаюсь со всеми женщинами на заводе вежливо и дружелюбно, — сказал Ник.

— Может, слишком дружелюбно? — предположил Генри.

Ник поймал взгляд Сэмми. В глазах его пылала такая страсть, что Сэмми тут же почувствовала слабость.

— Только с Сэмми, — тихо ответил он на вопрос Генри.

— И все же, отвергнутая любовь и все такое… — не унимался Генри.

Ник покачал головой.

— Теоретически возможно, но я в это не верю. Ведь ни в одной из записок нам с Сэмми не советовали держаться друг от друга подальше. В обеих говорилось о том, что Сэмми должна уйти с завода. И еще вся эта история с ее личным делом. Все это говорит о том, что кто-то завидует успехам Сэмми в работе, ее роли в деятельности фирмы, а не тому, что происходит между нами.

Сэмми провела в кабинете Ника около часа. Он подробно расспрашивал, с кем она сталкивалась по работе в разных подразделениях завода, в которых работала с того дня, когда пришла сюда впервые. Кто мог позавидовать ее быстрому восхождению по служебной лестнице? Всякий раз, слыша имя Гаса, а Сэмми упоминала его довольно часто, Ник и Генри переглядывались.

— Перестаньте, — урезонивала их Сэмми. — Гас не мог написать эти записки. Мы с ним дружим со дня моего прихода на завод.

— Сэмми, — мягко произнес Генри, — Гас ждет продвижения по службе гораздо дольше, чем ты работаешь на заводе. Разве не логично предположить, что его раздражает то, что ты пришла позже и получила это самое повышение раньше? Он работает здесь пятнадцать лет, и вдруг приходит молодая женщина, не имеющая опыта, и из его подчиненной довольно быстро становится его начальницей. Ты должна признать…

Сэмми изо всех сил защищала Гаса, но Ник и Генри не слушали ее. Что бы там ни говорила Сэмми, оба были уверены, что за записками стоит Гас.

— Давайте вызовем его сюда, — предложил Генри.

— Нет! — воскликнула Сэмми.

— Да, — твердо сказал Ник. — Ты сама говорила, что позавчера он очень сердито с тобой разговаривал. И еще, что видела его в коридоре перед тем, как нашла записку.

Ник потянулся к телефонной трубке.

Когда через несколько минут в кабинет вошел Гас, Сэмми не могла заставить себя посмотреть ему в лицо. Она стояла у окна, повернувшись лицом к комнате. За окном стоял ясный и погожий ноябрьский день. Там было так красиво! Чего нельзя было сказать о происходившем сейчас в этом кабинете.

— Генри! — воскликнул Гас. — Рад видеть тебя. Что случилось?

Сэмми скрестила на груди руки и крепко сжала кулаки. Господи, сделай так, чтобы это был не Гас! Пожалуйста. Он был ее другом. Он не мог так ненавидеть ее. Пожалуйста, Господи, только не он!

Ник не стал зря терять время.

— Вы заходили сегодня к Сэмми в кабинет?

— Сегодня утром? Да, я заглянул. Но Сэмми не было на месте. А что такое?

— Насколько я понимаю, вам не понравилось, что несколько дней назад я перенес Сэмми через лужу возле покрасочного цеха.

— Сэмми?! — удивленно воскликнул Гас. — Что все-таки происходит?

Сэмми повернулась к нему.

— Я…

Гас покраснел. Расправив плечи, он обвел глазами присутствующих.

— То, что я сказал Сэмми, я сказал ей чисто конфиденциально, как друг другу. Если я переступил определенные границы, прошу меня извинить. Именно за этим я искал сегодня Сэмми — чтобы извиниться.

— Вы пошли к ней в кабинет, чтобы извиниться? — спросил Ник.

— Именно так.

— И оставили записку?

— Нет, записки я не оставлял. Объясните же мне, что это за допрос третьей степени? Если хотите что-то спросить, так спрашивайте прямо, черт побери!

Впервые с того момента, как Гас вошел в кабинет, Сэмми взглянула на Ника. Сердце ее сжалось от боли. Она увидела, как мучает Ника все происходящее. Он не хотел верить в виновность Гаса. Но тут же лицо Ника приобрело упрямое выражение — видимо, он принял решение.

— Хорошо, — сказал Ник. — Я спрошу. Это ты написал?

Он положил на стол обе записки, одну из которых Сэмми видела впервые.

— Боже правый! — воскликнул Гас. — Но кто… — Резко вскинув голову, он внимательно посмотрел на Ника. — Ты думаешь, что я?.. О, Господи! Так вы думаете, что это написал я?

— А ты писал? — сквозь зубы процедил Ник.

— Нет!

Сдавленный вскрик, раздавшийся в напряженной тишине кабинета, принадлежал не Гасу. Он раздался от двери, которая оставалась приоткрытой. Ник, Генри, Гас и Сэмми обернулись к двери, возле которой, судорожно держась за косяк, стояла Дарла. По бледным щекам ее катились слезы.

— Это не Гас, — рыдая, сказала она. — Это я. Это сделала я. Прости меня, Гас. Я просто пыталась помочь. Пыталась убрать ее, чтобы все увидели, что это ты заслуживаешь продвижения по службе. Это ты должен был получить ее должность. Я сделала это для тебя, Гас. Я… — Дарла захлебнулась рыданиями, — …для тебя.

Несколько долгих минут единственным звуком, нарушавшим тишину, были сдавленные рыдания Дарлы.

— Дарла, — произнес наконец Гас, — я ничего не понимаю.

Дарла вытерла глаза, затем быстро подняла голову.

— Чего ты не понимаешь? — с горечью сказала она. — Что я влюблена в тебя?

По ошеломленному лицу Гаса всем, в том числе Дарле, было ясно, что он потрясен.

— Да, — кричала девушка, — я люблю тебя! Ты добрый, хороший, умный. Это тебя должны были повысить. Но пока эта женщина работает здесь, тебе не на что надеяться. И пока она здесь, ты никогда даже не взглянешь в мою сторону. Все еще не понимаешь? Я сделала все это ради тебя, Гас, ради нас.

Резко повернувшись на каблуках, Дарла выбежала из кабинета.

Генри попытался подняться, но Гас остановил его.

— Нет, — сказал он. — Лучше я пойду за ней, поговорю с ней. Я… не знал. Понятия не имел.

У Гаса был такой вид, что у Сэмми даже защемило сердце при взгляде на него.

— Гас… мне очень жаль, — сказал Ник.

Гас внимательно посмотрел на него, потом на Сэмми и снова на Ника. Гас и Ник понимающе смотрели друг на друга. Но Сэмми не могла понять смысла этого взгляда.

Наконец Гас кивнул.

— Думаю, что понял тебя. Я поступил бы так же.

Гас отправился за Дарлой, а Генри снова опустился в кресло.

— Никогда в жизни я так не радовался своей ошибке, — сказал он.

— Я тоже, — с чувством произнес Ник.

— Что… — Сэмми пришлось сделать паузу, чтобы прочистить горло. — Что же теперь будет?

— Дарле придется искать новую работу, — угрюмо сказал Ник.

Последовало несколько секунд напряженной тишины, которую прервал Генри:

— Что ж, я рад, что с этим покончено. Вам наверняка надо многое обсудить. Поэтому я лучше пойду.

— Генри, — запротестовала Сэмми.

— Спасибо, пап, ты прав. Нам действительно нужно кое о чем поговорить с Сэмми.

Сэмми вздрогнула. Нет, только не это. Она не может снова остаться один на один с Ником. Но у нее не было выхода, разве что сбежать из кабинета, как убегает непослушный ребенок. Но она уже вела себя сегодня как непослушный ребенок. Пожалуй, хватит. Как только за Генри закрылась дверь, Сэмми глубоко вздохнула и повернулась к Нику.

— Мне тоже надо о многом поговорить с тобой, — твердо произнесла Сэмми.

Ник указал ей на кресло напротив.

— Очень хорошо. О чем же ты хочешь поговорить? О работе или о личных делах?

«Не раскисай, Сэмми! Держи себя в руках».

Она уселась в кресло и положила ногу на ногу.

— О работе, — холодно произнесла Сэмми.

Ник тоже сел.

— Хорошо. Начнем с работы.

Начнем… Значит, он хочет продолжить их утренний разговор.

К сожалению, единственная тема, которая пришла в голову Сэмми, была слишком щекотливой. И все-таки разговор на эту тему будет менее болезненным, чем то, о чем собирался поговорить Ник.

Глубоко вздохнув, Сэмми выпалила:

— Завтра истекает мой испытательный срок. И что же будет дальше?

Ник удивленно изогнул брови.

— А я думал, что ты забыла об этом. — Сложив руки, он оперся локтями о стол. — Что ж, твой испытательный срок действительно истекает, и ты можешь продолжать работать.

Сэмми хотелось запрыгать от радости и облегчения. Но надо было выяснить еще один вопрос.

— Работать на тебя или на Дж. В.?

Ник едва заметно улыбнулся.

— Думаю, теперь тебе хотелось бы, чтобы я сделал тебя подчиненной Дж. В. Но нет, не надейся — ты продолжаешь работать непосредственно на меня, как полноправный начальник отдела, такой же, как другие начальники производственных отделов. Если я найду вице-президента, который будет курировать производство, ты будешь подчиняться ему.

Сэмми подавила вздох. За работу можно было больше не волноваться. А вот за сердце… Надо было продолжать разговор о работе, используя любой благовидный предлог. И даже не очень благовидный.

— А как насчет «Скайберда»?

Откинувшись на спинку кресла, Ник скривил губы.

— Когда мы закончим выполнять текущие контракты, — а осталось, как ты знаешь, всего несколько месяцев, — то, если конгресс примет закон об ответственности производителей, мы переоснастим производство и начнем выпуск самолетов.

Сердце Сэмми учащенно забилось. Наклонившись вперед, она сжала пальцами край стола.

— Со «Скайберда 2000»?

— Да.

— Ты не шутишь?

Ник улыбнулся. Опять эти его ямочки!

— Тебя действительно очень трудно убедить в чем-либо. — Обойдя вокруг стола, он сел на кресло рядом с Сэмми. — Нет, черт возьми, я не шучу. «Скайберд 2000» вернется на конвейер. Конечно, если примут закон.

— А ты уверен, что закон примут?

— Да. Сэмми…

О, Господи, Ник твердо решил перейти к разговору об их личных делах.