— Иностранный корреспондент, — сказал Джейс.

— Да, — кивнула она. — В течение восьми лет я не задерживалась на одном месте дольше, чем на четыре дня. Моя жизнь проходила в самолетах и в отелях. — Она посмотрела в окно и замолчана.

— Но теперь ты вернулась домой. Это ведь хорошо?

— Не знаю… Я знаю, что устала. Знаю, что видела слишком много крови и слишком много ужасов. — Она глубоко вздохнула. — Одиннадцать месяцев назад я была в Ираке, и мой оператор Стив погиб во время взрыва. Он стоял в трех шагах от меня и снимал, как я разговаривала с местными женщинами и детьми. Со мной был переводчик, я расспрашивала женщин об ужасах их жизни. Я готова была заплакать, когда слушана их рассказы. В следующую секунду я услышала странный звук, и дальше была кровь, повсюду фрагменты металла и… Минометный огонь или реактивный снаряд, не знаю, что это было, но убило моего оператора, мужчину, который мне был так симпатичен и у которого остались жена и трое детей. Его тело взорвалось у меня на глазах, а камера разлетелась на мелкие кусочки. Большинство детей, с которыми я говорила, получили серьезные ранения. Меня тоже задело, но еще сильнее был шок. Меня перебросили по воздуху в передвижной госпиталь, наложили швы, напичкали таблетками и сказали, что, если я хочу поговорить с кем-то, они готовы выслушать…

Джейс потянулся и тихонько сжал ее пальцы.

— Я многого не помню. Приехали врачи, и детям оказали помощь.

— А ты?

— Нет. — Най мягко покачала головой. — Я не могла говорить, потому что не знала, что сказать. Я хотела помочь миру, но не думала, что смогу отойти от смерти и разрушений. Я не могла отключиться от того, что видела.

Повернувшись, она посмотрела на него и грустно улыбнулась.

— Я думала, что могу бороться, но оказалась трусихой.

— Мне ты совсем не кажешься трусихой, — возразил Джейс. — То, что случилось с тобой, травмировало бы любого.

— Ты не знаешь, что это за мир… Репортеры, работающие в отделе новостей, воспринимают каждую новость как что-то, что случилось с ними… Затем, чтобы отключиться, выпивают двойной виски и готовы снова вернуться к своей работе.

— Но ты не вернулась, — сказал Джейс.

— Нет. С тех пор я сделала несколько репортажей, но не много, и хандрю все больше и больше. Думаю, я могу…

— Что?

— Написать о том, что видела. Я думаю, что могу написать о людях, которых встречала, о том, что видела и слышала. Я вернулась домой, чтобы пожить тихо, прислушаться к своим мыслям и подумать о том, что хочу делать дальше в жизни.

— И ты никак не могла подумать, что твой городок будет взбудоражен появлением нехорошего американца.

Най улыбнулась:

— Боюсь, что так. Извини. Мне достаточно услышать какую-то информацию, и в течение шести минут я могу превратить это в сенсацию для первой полосы. Я не могу сказать тебе, сколько новостных репортажей я написала, будучи в вертолете.

— И научилась принимать решения? — спросил Джейс.

— Послушай, от моей идеи провести дни в одиночестве, совершая долгие прогулки, пришлось отказаться из-за охоты за привидениями с американцем, у которого секретов больше, чем на всем Среднем Востоке.

— Маленькие секреты. Сугубо личные секреты, представляющие интерес только для меня, не такие жизненно важные, как твои. — Джейс свернул на подъездную аллею, и наконец впереди показался дом. Красивый большой особняк в викторианском стиле с башенкой на одном конце и остроконечной крышей. Крытая галерея перед входом, и несколько овальных окон.

— Я могу понять, почему Лонгстрит купил этот дом вместо Прайори-Хауса.

— Ну вот опять, — сказала Най. — Ты ненавидишь свой дом. Тебе представляется, что он некрасивый, но ты выложил за него огромные деньги. Зачем?

— Разве я не говорил, что я мазохист?

— Прекрасно! Остается найти плетку и наручники, связать тебя и проверить.

Джейс рассмеялся, выходя из машины. Он открыл багажник и вынул сумки.

— Я пойду проверю бронь, — улыбнулась она и побежала по ступенькам к входу.

Через несколько минут Джейс вошел, держа в руках две сумки. Най разговаривала с худой невысокой женщиной, которая представилась как миссис Фенни.

— Я только что сказала мисс Смайт, что весь дом в вашем распоряжении. У нас обычно много народу на уик-энд, но пусто в остальные дни. Как долго вы думаете пробыть у нас? — Она посмотрела на Джейса.

— Три дня, — сказал он.

— О, тогда все в порядке. Позвольте мне показать вам ваши комнаты.

Они поднялись за ней по лестнице и пошли по длинному коридору, с каждой стороны которого были двери. Миссис Фенни открыла одну, и они увидели большую красивую комнату, стены которой были обтянуты узорчатым ситцем в желто-зеленых и зеленых тонах. В одном конце был уголок для отдыха.

— Моя! — воскликнула Най.

— Да. Это самая красивая комната, — сказала с гордостью миссис Фенни. — А вот ваша, сэр, — добавила она, и Джейс последовал за ней.

Най подошла к окну и выглянула. Внизу тянулись акры парка, принадлежавшего отелю, высокие вековые деревья, зеленые лужайки, и ей захотелось погулять среди них. На самом деле ей хотелось обследовать весь городок и заглянуть в каждый магазин в этом маленьком местечке.

Она прижалась лбом к холодному стеклу и подумала о том, что рассказала Джейсу по дороге сюда. Когда она вернулась из того кошмара, где видела смерть на близком расстоянии, то поразилась своим актерским способностям — она сумела скрыть от всех, насколько была травмирована. Ее выписали из госпиталя с сотней шрамов, но она никому не позволяла увидеть, как ей больно.

Она даже навещала жену Стива и разговаривала с ней. Женщина плакала, а Най нет. Она знала, стоит ей пустить слезу, и она уже никогда не остановится. Стив был отличным парнем, всегда умел видеть в жизни хорошее. Он не был пессимистом и никогда не терял надежду. Он был уверен, что делает что-то важное для мира, и никогда не позволял другим людям забывать об этом.

Най не плакала семь месяцев, но однажды она заплакала и не могла остановиться. Не важно, что это было, мелодрама по телевизору, смех ли детей, или пара пожилых людей, которые смотрели друг на друга с любовью. Что бы она ни делала, что бы ни говорила, или ни слышала, или ни подумала бы, все заставляло ее плакать.

Ее редактор, мужчина лет шестидесяти, был единственный, кто понимал, что с ней происходит.

— Я все жду, когда вы придете в себя. Я хотел бы, чтобы вы сделали перерыв и подумали об этой работе. Одни люди рождены для этого, другие нет. Основываясь на сорока годах в этом бизнесе, я бы сказал, что вам стоит выйти из него. Но это мое личное мнение.

— Оно совпадает с моим собственным.

— Что ж, тогда договорились. Поезжайте домой, где все забудется. Какой-нибудь маленький городок, где вас знает каждая собака.

— Маргейт, — сказала Най.

— Верно. Маргейт, Марвелл или что-то в этом роде. Поезжайте и подумайте о том, что вы хотели бы делать дальше. Позвоните мне, когда примете решение.

Най кивнула и повернулась, собираясь уйти, но он остановил ее:

— Смайт? — Она оглянулась. — Вам везет. У вас есть сердце и чутье. Но лучшее из всего, что вы можете делать, — это писать. Вот и используйте этот дар.

Кто-то постучал в дверь.

— Входите, — сказала она и, повернувшись, увидела Джейса.

Он внимательно посмотрел на нее:

— Все в порядке?

— Конечно. Просто немножко взгрустнулось. Как комната?

— Темно-синяя, кровать красного дерева. Комната респектабельного джентльмена. Я спрашивал миссис Фенни о Лонгстрите, и у нее есть пара коробок старых бумаг. Она обещала достать их с чердака, и мы завтра сможем просмотреть их.

— Прекрасно, — сказала Най, отходя от окна и вытирая мокрые щеки.

— Эй! — Джейс положил руки ей на плечи, — Кажется, что-то не так?

Она взглянула на него:

— Нет, все прекрасно. Просто задумалась. Будет лучше, если я буду загружена работой.

— Мы оба. А как насчет обеда? Мне сказали, что в городе есть отличный ресторан.

— Но я думаю, я…

Джейс провел рукой по ее щеке, затем приподнял ее лицо за подбородок и попытался заглянуть ей в глаза.

— Я понимаю, что ты чувствуешь, — мягко сказал он. — Я знаю, что значит потерять близкого человека, и я знаю, что чувствуешь, когда сам жив и все время спрашиваешь себя: «Почему? Почему это случилось? Какой в этом смысл?» Я понимаю…

Он наклонился и прижался губами к ее губам в нежном поцелуе, но таком долгом, что холодок пробежал по спине Най.

И тут же, резко отстранившись, Джейс отошел от нее.

— О!.. Я не собирался делать этого.

— Ничего, — шепнула она. — Это так хорошо — целовать кого-то. Я с…

— Нет, — настаивал Джейс. — Я не должен был делать это.

Най вконец смутилась.

— Господи, я уже поняла…

Он провел рукой по лицу.

— Послушай, мы оба знаем, что нас влечет друг к другу. В то мгновение, как я увидел тебя в первый раз, мои ладони взмокли. Я должен был рассердиться из-за твоей писанины. Я мог подать на тебя в суд, а вместо этого уселся на кухне и распивал с тобой чай. И чем дольше я не видел тебя, тем сильнее хотел быть рядом. И это не вопрос, хотел я или нет поцеловать тебя, обнять тебя или трахнуть, как говорите вы, англичане, но я говорю тебе, что я не думал делать это.

Он столько всего сказал, что все, что могла сделать Най, — это просто смотреть на него. И когда он стоял перед ней и говорил все, что говорил, она и вправду начала думать, что он гей… но…

— И кто же тогда целовал меня? — спросила она, вздыхая.

Джейс хотел сказать что-то, но вместо этого привлек ее к себе и поцеловал со всей страстью, которую чувствовал с тех пор, как встретил ее. Его руки пробегали по ее спине, по шее, забирались в ее волосы и снова скользили вниз по спине, пока его рот овладевал ее ртом, его язык прикасался к ее языку, проникая в глубину ее рта.

Он отпустил ее так же резко, как и обнял, и когда отошел, они оба стояли, тяжело дыша, и молча смотрели друг на друга.

— Ты и это не думал делать? — спросила она.

— О да. — Он сделал к ней шаг, но остановился. В следующий момент он был уже у двери. — Послушай, Най. Есть некоторые вещи…

— Не говори снова об этом, — сказала она. — Ты многое пережил в своей жизни, я тоже. А сейчас я хочу принять ванну, и мы встретимся через час внизу и пообедаем без спиртного, я, во всяком случае.

Он кивнул, но ничего не сказал и вышел из комнаты.

Оставшись одна, Най подумала, что могла бы рассердиться на него. Она могла бы сказать ему, что думает о нем и о его колебаниях: нет и да, горячо и холодно; но, как ни странно, она не сердилась. Вместо этого она вальсировала по комнате, напевая «Я танцевать хочу до самого утра…». Она почти полчаса отмокала в ванне, причем все время улыбаясь, затем еще полчаса красилась и, наконец, надела маленькое черное платье для коктейля и замшевые туфли на высоком каблуке.

Когда она спустилась вниз, у нее был готов текст, чтобы отправить факс Ральфу, владельцу газеты, наделавшей столько шуму. Она просила его дать опровержение, что никакого «Центра привидений» не будет, что все это было ошибкой. И не будет свободных рабочих мест. Прайори-Хаус — частная резиденция и останется таковой.

Она показала текст Джейсу, он нашел миссис Фенни и отправил факс. Через десять минут он вернулся, взял Най за руку и сказал:

— Дело сделано.

И оба рассмеялись, чувствуя, как гора упала с плеч.


Глава 13

Джейс и Най, въехав в городок, сразу же отправились в ресторан. Придерживаясь молчаливого согласия, они не говорили ни о Лонгстрите, ни о Стейси, а только о себе. Джейс хотел знать о ней все: чем она занималась, где ей пришлось побывать, то есть все, что она делала в жизни. Она, в свою очередь, хотела узнать все о нем. И сразу заметила, что он охотно рассказывает и отвечает на вопросы, если они не затрагивают нескольких последних лет. Она могла заставить его рассказать о себе все, но только не то, что произошло с ним в последние шесть лет. Тут он хранил молчание.

В соответствии со своим намерением Най выпила только полбокала вина. После обеда они вернулись в отель и разошлись по своим комнатам. Никаких поцелуев, никаких объяснений, никакой неловкости. Но, закрыв дверь, Най прислонилась к ней спиной и стояла так несколько секунд. Это не случается часто. Но иногда ты встречаешь мужчину, с которым хочется говорить, смеяться, шутить и… и, может быть, даже… любить? Она улыбнулась и легла в постель.


На следующее утро она должна была встретиться с Джейсом в восемь ноль ноль и не удивилась, увидев, что он уже спустился к завтраку.