Ольга Горовая - Сердце в залоге

Он сжал пальцы, хрустя суставами. Хотелось обнять ее. Стиснуть крепко-крепко в своих руках. И не отпускать. Просто держать так, пока она не расслабится. Поцеловать…

Но Миша не был уверен, что такие действия являлись бы верными.

- Марина… - не зная, что хочет сказать, еще раз позвал он ее. Почти шепотом.

Она почему-то вздрогнула. И сжалась еще больше. Он не понял почему. Но все-таки она обернулась. И как-то настороженно посмотрела ему прямо в глаза. Они стояли на расстоянии двух шагов, а между ними словно бы протянулся яр. Глубокий, такой, что дна в темноте не видно. И это все давило ему на плечи, будто бетонной плитой.

- Да, Миша? – ее голос было едва слышно.

Кажется, они оба шептали.

Слова так и не нашлись. Все, что хотел бы ей сказать, что желал бы сделать – сомневался в целесообразности. А пустых и легких, ничего не значащих ободрений сейчас просто не мог выговорить. Потому Михаил просто покачал головой.

- Спокойной ночи.

Марина помедлила какое-то мгновение. А потом дернула головой, вроде бы кивнула:

- И тебе. Спокойной.

Больше ничего не добавив, Марина быстро юркнула вверх, в темноту второго этажа. А Михаил, ощущая какую-то загнанность и бессилие, растер лицо, взъерошил волосы и пошел в кабинет, на ходу снимая пиджак и расстегивая ворот рубашки. Он почему-то задыхался. Но решил дать ей возможность отдохнуть. Утро вечера мудренее. Возможно, завтра они наконец-то смогут все обсудить.

Однако спустя каких-то полчаса Михаил изменил свое решение. И даже не смог бы никому объяснить, что заставило его достаточно быстро преодолеть подъем на второй этаж и постучать в двери комнаты Марины. Возможно, та самая накопившаяся усталость; или напряжение, которое уже не было сил выносить; или состояние самой Марины, казалось, ухудшающееся с каждой минутой. Ее взгляд при пожелании ему «спокойной ночи» не давал Михаилу покоя, заставляя его нервно ходить из угла в угол все эти минуты.

Но ему никто не открыл. Миша постучал повторно, но и сейчас Марина не отозвалась.

- Марин! – сомневаясь, что она уже уснула, позвал Михаил через двери. – Можно, я зайду? Я хочу поговорить с тобой.

Ответом снова послужила тишина.

Это… вызвало недоумение и страх. Что-то действительно глубокое и сильное, Бог знает с чего, вдруг стянуло узлом все в груди, мешая сделать полноценный вдох. Все те опасения, что он испытывал на протяжении этих недель.

- Марина? – еще раз позвал он, уже открывая дверь, зная, что Марина не запиралась.

В комнате никого не оказалось. А вот из-за двери ванной слышался шум воды. Михаила отпустило. Ледяной комок за грудиной немного оттаял. Она всего лишь купалась. Наверное…

Усилием воли прогнав мысли о Марине в теплой воде и обо всем том, о чем действительно не следовало сейчас думать, он зажмурился и резко выдохнул. И видимо, потому, что все же не избавился от всех сомнений и опасений, так и не решил те вопросы, которые и заставили Михаила подняться к ней, он пересек комнату и постучал в очередную дверь.

- Марина?

Не задумываясь, зачем поступает именно так, Михаил повернул ручку двери одновременно с тем, как произнес ее имя. Может, решил, что из-за шума воды и преграды двери она его попросту не услышит. Так или иначе, но именно поэтому, видимо, его появление оказалось неожиданностью для Марины. А сам Михаил застыл у распахнутой двери, буквально уставившись на открывшуюся картину.

И это точно было не то, что он мог бы ожидать увидеть.

Марина, полностью одетая и совсем не мокрая, сидела на кафеле. Вода бежала из крана над умывальником. А перед Мариной ровным рядом стояли все баночки с назначенными ей за эти недели препаратами. Совершенно все. Даже те, судя по количеству, которые ей уже отменили. Каждая баночка была открыта, а все таблетки лежали перед самой Мариной разноцветной горкой.

Когда Михаил зашел, Марина вскинула голову и как-то растерянно посмотрела прямо на него. С такой опустошенностью в этом взгляде, что Михаилу уже и спрашивать ничего не надо было. Он тут же понял, что происходит. И все внутри скрутило снова таким холодом, таким страхом, уже пережитым однажды, что стало физически больно. И мелькнула глупая мысль: так ли чувствовал себя отец, когда у него сердце до операции «прихватывало»? Но Михаил все это сейчас отмел.

- Что. Ты. Творишь?! – рвано, резко и отрывисто гаркнул он, кажется, вообще впервые заговорив с Мариной в таком тоне. Тем более за последние месяцы.

Но сил держать себя в руках не осталось. Все, что давило неделями подряд - прорвало, и выдержка лопнула, разорванная этим страхом потерять Марину. Опять.

- Какого лешего?! – проревел Михаил, не дожидаясь ее ответа.

Что он, дурак, что ли? И сам понял. Подскочил к ней и, наверное, отвратительно контролируя свою силу, схватил Марину за плечи. Дернул, поднимая с этого пола, от этих треклятых капсул и пилюль.

Но Марина, удивив его, хоть это и казалось невероятным при таком шквале эмоций, все же ответила:

- Мне же таблетки… Выпить… Надо принять.

Она сбивалась и морщилась. Возможно, от боли. Но он не мог сдержаться, сжимал руки все крепче на ее плечах, словно так мог точно гарантировать, что его страх не станет материальным. Он ее не потеряет.

- Не ври мне, солнце! Просто не ври! – снова гаркнул он.

Контроль не возвращался.

Марина замерла в его руках и глядела на Мишу широко распахнутыми удивленными глазами. И даже опустошенность, кажется, ушла из этого взгляда. Но Михаила уже понесло.

- Я что, идиот, по-твоему?! Не вижу, что ты тут придумала?! Зачем, солнце? Какого лешего ты такое творить выдумала?!

Он потащил ее прочь из ванной. От этих таблеток, банок, дури. Замер посреди спальни Марины, понимая, что его трясет от этого страха, от всего, даже от злости на нее за эту дурость.

- А думаешь, я – идиотка?! – вдруг спросила Марина.

И впервые за эти недели он услышал в ее голосе эмоции. Просто море чувств вместо уже ставшего привычным опустошения.

– Думаешь, не вижу, что всем мешаю?! Я не сумасшедшая, Миша! Хоть, может, и стала вести себя как, как… Не знаю! Я ничего не знаю уже, понимаешь?!

Ясно, услышала замечания его однокурсницы… Однако объяснить Михаил ничего не успел.

Она дернулась, пытаясь вырваться из его рук, но Михаил не отпустил. Он просто не мог. Физически. Эмоционально. Но Марина, кажется, уже отвлеклась и от этого.

- Кто я теперь? Где?! Как? Что мне делать теперь? После… Мама… - тут ее голос все-таки задрожал, и Марина тяжело сглотнула, зажмурившись. Но не замолчала. - Как жить с тем, что мой отец убил мою мать? Как это пережить? Переосмыслить?!

Марина не плакала. Но стала раскачиваться в его руках. Будто просто не могла выдержать напора таких эмоций неподвижно. А он все держал ее и не видел для себя возможности отпустить. Но и прервать сейчас не смог, чтобы что-то ответить. Марину прорвало:

- И ты… Думаешь, я не вижу, не понимаю, что твое отношение изменилось? Я не хочу тебе мешать! Не хочу висеть на шее! Я же вижу, как ты устал, а еще и меня тянешь, хотя все отказались! Я не хочу быть обузой, Миша! Хочу, чтобы ты жил нормально! Чтобы тебе легче стало! Не хочу мешать! – вновь повторила или, скорее, уже проорала Марина. – И не вижу другого выбора! Не понимаю просто, как иначе?! Только куда мне идти? Где теперь мой дом?! Что я делать должна?!

Она вдруг ухватилась руками за голову. Сжала ладонями виски, будто бы у нее голова раскалывалась.

- Солнце…

Он опешил от ее слов. От всего того, до чего она, оказывается, додумалась за это время. Даже тот дикий, примитивный страх - осел, заставив Михаил остановиться и внимательно, пристально вглядеться в лицо любимой девушки. Только вот она сама, кажется, разуверилась в его отношении.

Она вдруг улыбнулась. Но так растерянно и грустно, что у него опять грудную клетку сдавило.

- Ты меня все это время «Мариной» звал. Просто по имени. Ни разу «солнце».

Она вздохнула. Как-то с усилием, словно задыхаться начала.

- И не целовал ни разу… Не думай, Миша, я понимаю, что просто в ужасном состоянии все это время была. И ты… Такая не привлекает. Не нравится, я понимаю. И… Ты не должен это все тянуть на себе. И меня не должен. Я не хочу тяготить. Хочу, чтоб тебе легче… Вот и решила, что так всем легче по итогу. Даже отцу…

Он с силой, все так же отрывисто и резко, дернул ее ближе. Прижал к себе. Притиснул к груди, чтоб не могла говорить. Чтоб эти глупости нести перестала! Молча. Слова в горле стали камнями. И не до слов уже было.

Он думал, что на нее не стоит давить своим отношением, считал правильным вести себя отстраненно, помогая Марине адаптироваться. А оказывается - все наоборот! И Михаил лишь ухудшил ситуацию своей сдержанностью, лишив ее уверенности в своих чувствах и поддержки. Что ж, это было тем, что он мог исправить. С радостью.

И потому, так и не позволив ей больше сказать ни слова, с силой прижался к губам Марины.

Он целовал ее так, как ни разу еще. Даже тогда, в первый раз в кабинете, когда не сдержался вроде бы, он был хладнокровней. Не в этот момент. Не после всех этих недель отстраненности, зная теперь, к каким мыслям подтолкнул любимую своим поведением. Контроль утратил значение. Он просто позволил и себе, и ей понять и прочувствовать все, что они оба ощущают, чтоб уже точно сомнений не осталось.

Марина замерла на мгновение, кажется, растерявшись. Явно, не такого от него ожидая. Но Михаил не собирался теперь уже отступать, да и не хотел. А может и не мог. Даже если испугал.

Он в ней так нуждался все это время! Так что теперь, буквально дорвавшись до нее, дать заднюю не вышло бы ни при каком раскладе. И Михаил ее целовал. Жадно. Порывисто. С силой. Подогреваемый всей той бурей эмоций, страхом за нее и злостью, что испытал за последние полчаса. Ощущая привкус той опустошенности, что стояла между ними все эти недели.

И тут Марина подалась ему навстречу, хотя, казалось бы, куда уж ближе! Они стукнулись носами, лбами. Но это было не важно. Она отвечала ему, вдруг принявшись целовать с такой же силой. Порывисто, нуждаясь. Так, что они царапали друг друга зубами, пальцами впивались в плечи, шеи, путались в волосах, и задыхались. И пульс барабанил в черепе, гремел в груди ударами сердца, заставляя все тело гореть диким жаром.

- Миша… - голос Марины, когда она прошептала его имя, звучал так, словно бы любимая не могла поверить, что это правда.

И он решил, хоть и сложно было говорить на тот момент об адекватности и взвешенности его решений, что стоит обозначить все четко и ясно:

- Ты мне нужна, солнце. Ты. Любая, - на мгновение отстранившись от ее губ, Миша твердо посмотрел в распахнутые, пораженные глаза Марины. – И я сделаю что угодно, чтобы тебя из любой прорвы вытянуть. Неважно, какой именно… Лишь бы с тобой все нормально было.

Обхватил ее щеки руками. И с новой силой притянул к себе, вновь целуя так, что даже больно стало, но сбавить обороты просто не мог. Не после всего этого дурдома. Да и Марина так крепко держалась за него, так жадно целовала Михаила в ответ, что не хотелось останавливаться.

И все же, минут через пять, прерваться пришлось, чтобы хоть дыхание восстановить. Он тяжело, судорожно втянул в себя воздух сквозь зубы, прижался ртом к ее лбу, не в состоянии оторваться от Марины совсем.

В груди попустило, ослабли ледяные тиски страха, улеглась злость. И на какие-то мгновения стало хорошо и спокойно, как тогда, до аварии хорошо было. Он обнял Марину сильнее за плечи, как будто пытался задержать это ощущение.

Сама Марина дышала ему в грудь так же тяжело, судорожно, почти надрывно, с хрипом, словно после тяжелой пробежки. Цеплялась за его пояс руками. И при этом – как-то притихла, унялась. Совсем иначе успокоилась, чем за все эти тяжелые дни. Словно обрела какую-то уверенность.

И Миша решил, что пора бы им обоим передохнуть. От всего. Не такой уж и легкий выдался день и вечер.

- Пошли, солнце.

Он потянул ее прочь из этой комнаты, четко зная, что просто не сможет теперь оставить ее в одиночестве. Не ближайшие дни. Или недели. Или годы… Откровенно говоря, сейчас Михаил даже не представлял, сколько ему потребуется времени, чтобы избавиться от вновь приобретенного страха за безопасность Марины из-за ее же собственных решений и таких вот «логических» цепочек.

Сама она, кстати, ни о чем не спрашивала и не уточняла, даже когда они зашли в его комнату. Послушно села, стоило Мише надавить на плечо, без слов велев ей сесть на кровать. Словно израсходовала запал эмоций после их разговора и поцелуев. Но выглядела Марина куда более умиротворенной и спокойной, чем предыдущий месяц. Так что Михаил даже рискнул оставить ее на пару минут здесь, велев не двигаться. Вообще. Ни под каким предлогом… И тон его действительно звучал с угрозой… Но этим он лишь вызвал слабую виноватую улыбку у Марины. Страха не было вроде.