Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада

– Какая? – Клементина наклонилась к мужчине, отчаянно желая знать. – Какая у творца была причина?

Ей показалось, что его губ коснулась улыбка.

– Любовь.

Клементина сделала медленный вдох, пытаясь ослабить давление в груди. Но когда Зак снова заговорил, его слова заставили ее сердце опять подскочить к горлу.

– Ты знаешь, что значит любить кого-то пылающим сердцем?

Клементина хотела прижать ладони к ушам и закричать на него, что он ошибается, ошибается. Что на самом деле ничего этого не происходит, и она ненавидит его, поскольку он ошибается. Это неправильно, грешно, порочно, и ничего такого не может быть. Она не позволит, чтобы это случилось.

– Клементина…

– Нет. Я не хочу знать, – выпалила она, пятясь назад. Клементина обхватила себя руками, стараясь утишить внутреннюю дрожь. – Я не хочу об этом говорить. Я не буду об этом говорить.

Губы Зака забавно скривились в подобии улыбки.

– Несмотря на твои трясущиеся ножки, Бостон, голова у тебя на поверку крепкая. Вижу, ты мигом сообразила, что тебя нельзя обвинить за то, чего ты не говорила. Вот и заставляешь произнести эти крамольные слова меня…

Казалось, все ее тело напряглось, но Клементина больше не знала почему: тянуло ли её к Заку или отталкивало от него…

Она пребывала в ужасе от мысли, что Зак что-то сделает, прикоснется к ней каким-то особым образом, и она не устоит.

– Пылающее сердце, дорогая моя Клементина, это когда ты хочешь кого-то до того сильно – не только в своей постели, но и в жизни, – что желаешь сгореть…

– Я ношу ребенка твоего брата!

Клементина крикнула так громко, что её слова, казалось, разорвали воздух и эхом пронеслись по обрывам, в каньоне, и по широкому пустому небу. Она наблюдала, как кровь медленно отлила от лица Зака, а его глаза потемнели и опустели. Клементина выбрала единственный способ, который наверняка остановил бы его. Способ, который ранил бы его больнее всего.

Зак посмотрел на нее сквозь дрожащий воздух. В груди Клементины возникла давящая боль из-за того, что она не дышала, из-за того, что желала и боялась своих желаний. Когда воздух разорвал ружейный выстрел, на мгновение она подумала, что это раскололось ее сердце.

Последовало еще несколько выстрелов, как очередь взрывов петард. Голова Рафферти дернулась вверх, он быстро развернулся и бросился к своей лошади. Путаясь в длинных юбках, Клементина, спотыкаясь, заковыляла за ним.

– Оставайся здесь! – прокричал Зак. Он уже сел в седло и разворачивал лошадь. Затем хлопнул шляпой по широкому серому крупу, и Моисей пустился в галоп, в считанные секунды скрывшись в лесу.

Каким-то образом Клементине удалось взобраться на Лиатриса и поскакать вслед за Рафферти. Эхо выстрелов уже давно растворилось в возвышенностях и холмах. Она вцепилась в шею лошади, в то время как ветки хлестали рядом с ее лицом. Дикий и неуправляемый пинто мчался за скакуном Зака.

Когда Моисей перешел на более спокойный шаг, конь Клементины чуть не уткнулся носом в его зад. Лиатрис оступился и прянул в сторону, и Клементина натянула повод, пытаясь успокоить его.

Сквозь деревья миссис Маккуин увидела солнечные лучи, указывающие на поляну. Раздался крик, а следом короткий резкий взрыв смеха. Рафферти вытащил ружье из седельного чехла под ногой и, поставив его на полувзвод, положил поперек колена, держа палец на спусковом крючке. Он повернул лошадь в сторону поляны, и Клементина последовала за ним.

Они выехали на яркий солнечный свет, резанувший Клементине по глазам, ослепив на мгновение.

– О, милостивый Боже! – резко выдохнул Рафферти.

Какой-то человек висел на толстой ветке. Его глаза выпучились на налитом кровью лице, покрытом пятнами цвета давленого винограда. Язык вываливался изо рта, разинутого в безмолвном крике. Горячая рвота подкатила к горлу Клементины, и она чуть не подавилась. Около дюжины мужчин на лошадях собрались под повешенным, приняв почти забавный удивленный вид при неожиданном появлении гостей на их суде Линча. Испуганные глаза Клементины обежали обернувшиеся к ней лица: Змеиный Глаз, Гораций Грэхем, Уэзерби-овечий пастух, Поджи и Нэш, и другие, незнакомые ей люди.

И Гас.

Дым подымался над поляной от огня, из которого торчали железные тавро для клеймения. Разило кровью и требухой. Повсюду валялись шкуры и трупы убитых животных. Два окровавленных человеческих тела, растянулись на земле с зажатыми в безжизненных руках ружьями. Ещё двоих, очевидно, схватили живыми. Один из них сейчас уже висел на конце веревки, качаясь туда-сюда. Плетеная сыромятная кожа поскрипывала во внезапной тишине. А другим оказался индейский юноша, Джо Гордый Медведь. Он неподвижно сидел на своей лошади со связанными за спиной руками, а Гас Маккуин держался рядом с ним на своем коне, сжимая в руке надежно завязанную петлю.

– Нет! – крикнула Клементина. Она неуклюже завозилась с револьвером, вытаскивая его из кобуры. – Отпустите его!

Рафферти резко схватил Клементину за запястье.

– Собираешься стрелять в собственного мужа?!

– Заставьте их остановиться. – Рука Зака сжалась достаточно сильно, чтобы вынудить невестку выпустить пистолет. Клементина удерживала взгляд Рафферти, бросая вызов, но его глаза ничего не выражали. – Вы можете заставить их остановиться. У этого юноши есть жена и ребенок. Никто не должен умирать за то, что просто украл корову.

Рафферти по-прежнему пристально смотрел ей в глаза. А затем незнакомым до этой минуты Клементине бархатистым голосом, без крика донесшимся до группы людей под тополем, произнес:

– Отпустите мальчишку.

Хотя и казалось, что миновала целая вечность с тех пор, как они ворвались на поляну, на самом деле прошло всего несколько секунд. Гас и другие мужчины застыли в немой сцене, но не Джо Гордый Медведь, должно быть, решивший, что лучше получить пулю в спину, чем мучительно задыхаться, болтаясь на конце веревки. Он наклонился вперед, ударил обутыми в мокасины ногами по бокам коня и бросился под покров леса.

– Драпает! – завопил Гораций Грэхем и развернул свою лошадь, лапая револьвер в кобуре.

Пыль фонтаном взвилась в воздух перед скотоводом. Запах выстрела ещё не полностью растворился в воздухе, когда Рафферти перещелкнул патрон в винчестере. Дым от ствола овеял лицо Клементины.

– Я не стану кого-либо из вас намеренно убивать, – произнес Зак тем же холодным мягким голосом. – Но это не значит, что несчастный случай исключается.

  Джо Гордый Медведь скрылся в лесу. Даже топот его лошади, продирающейся сквозь подлесок, уже не нарушал мертвую тишину на поляне.

  Гас пришпорил коня, но не погнался за индейским юношей, а поскакал к брату и жене.

– Ты что, спятил, Зак? – крикнул он. – Мы поймали ублюдков с поличным.

– Буйволы ушли. Им больше не на кого охотиться.

Лицо Гаса сделалось красным и жестким как кулак. Маккуин остановил лошадь и уставился на брата неверящими круглыми глазами.

– О чем, черт возьми, ты толкуешь?

Рафферти покачал головой.

– Отвези свою жену домой. Ей не нужно это видеть. А я помогу твоим приятелям похоронить тела.

Гас медленно повернул голову и пронзил Клементину взглядом словно копьем. Его глаза яростно сощурились.

Клементина резко развернула Лиатриса и пустила его в легкий галоп, ударив каблуками в бока. Она поскакала прочь, прочь от Гаса и от висельника, прочь от запаха порохового дыма и крови. Клементина слышала, как позади нее стучали копыта. Все ее тело охватила дрожь. Она натянула повод и слезла с седла до того, как пинто полностью остановился.

Гас подъехал к ней. Перекинул ногу через луку седла и спешился.

– Тебя тошнит?

Она покачала головой.

Гас снял шляпу, провел рукой по волосам и снова водрузил ее на голову.

– Тогда в чем дело?

– Я… – Она вытерла рот тыльной стороной ладони и ощутила медный привкус – привкус крови. Клементина лежала под весом Гаса, принимала в себя его тело, а он повесил человека за то, что тот украл корову, хладнокровно лишил жизни скотокрада… и считал себя правым. Смеющийся Гас Маккуин с ярким как солнце лицом и глазами цвета небесной лазури. Ковбой её мечты. – Мне кажется, я вовсе не знаю тебя.

Гас резко и злобно выдохнул. Затем начал было отворачиваться от жены, но снова дернулся назад. Он навис над Клементиной так же, как частенько делал ее отец, и, казалось, воздух затрепетал от страха перед его огромной фигурой и мужской силой.

– Ты не перестанешь все делать наперекор мне, верно? – заорал он в лицо Клементине. Его усы тряслись при каждом яростном запальчивом слове. – Я же сказал тебе, что Железный Нос и скотокрадство не женского ума дело, но ты все равно полезла туда, где тебе не место, и опозорила меня перед всем округом. – Гас горько усмехнулся. – Ты говоришь: «Муж мой, я люблю тебя», но без конца идешь против меня и поступаешь по-своему.

– Я не твоя собственность, Гас, – выдавила Клементина сквозь помертвевшие губы.

– Черта с два не моя. Ты моя жена, малышка, и…

– И я не малышка. Я взрослая женщина. У меня есть разум, а также собственные мысли и чувства, – она стукнула по груди кулаком, – мои собственные, и они тебе не принадлежат. Ты не можешь распоряжаться моей жизнью…

Гас ударил ее. Всего лишь пощечина, но он был крупным мужчиной и вложил в удар все свое расстройство и злость. Клементина налетела на своего пинто. Лошадь заржала и отскочила, и женщина повалилась навзничь. Воздух словно вышибло из груди.

Гас стоял над ней с потрясенным и напуганным лицом.

– Иисусе, Клем. Боже мой. Извини меня, малы… извини. – Он предложил руку, чтобы помочь ей встать, но она отпрянула и сама с трудом утвердилась на ногах. Ее грудь судорожно поднялась при попытке вдохнуть. Половина лица горела.

Гас протянул руку, будто собирался дотронуться до отметины, которую оставил на щеке жены, как если бы тем самым мог смягчить боль. Уголок его рта дернулся.

– Я вовсе не собирался бить тебя.

– Не собирались, но ударили, мистер Маккуин.

Она нащупала позади себя стремя и схватилась за него.Клементина следила за мужем, за его руками и глазами, пока благополучно не вернулась в седло.

– Клементина! – воскликнул Гас ей вслед. И продолжал что-то кричать, но она больше не слышала его из-за топота копыт Лиатриса и порывов ветра. 

* * * * *

Сгорбившись и обнимая себя, крепко прижимая локти к животу, Клементина сидела на одном из бочонков-стульев. Но не плакала. Она никогда не плакала.

На улице ритмично стучал молоток – погруженный в раздумья Гас строил дом. Вероятно, к этому моменту он уже накрепко убедил себя, что жена сама навлекла на себя наказание, и, возможно, так оно и было. «И к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою». Но злость Клементины на мужа затуманивала рассудок.

– Клементина?

Она выпрямилась и повернулась. В дверном проеме стоял Рафферти. Он увидел её лицо, и в его глазах вспыхнула ярость, горячая и яркая как горящая трава.

Он развернулся на каблуках и направился через двор к сенокосному лугу и дому, который строил для жены Гас.

– Нет, не надо! – крикнула Клементина, метнулась за Заком и вцепилась в его рукав. – Не приближайся к нему, пожалуйста. Пожалуйста.

Зак обернулся.

– Ты носишь его ребенка, а Гас награждает тебя синяками. И ты хочешь, чтобы я не приближался к нему? Да я прикончу этого дурака!

– Он мой муж. Я принадлежу ему. Не тебе, Зак Рафферти! Не тебе!

Клементина увидела боль в глазах деверя, прежде чем он опустил голову так, что поля шляпы скрыли лицо.

– Мужчина не вмешивается в личные дела другого мужчины и не перехватывает главенство, – сказал он. – Это идет вразрез с природой и со всеми правилами. Но ты же сама попросила меня выступить против моего брата, помешать ему совершить – по его и по общему мнению – правильный и справедливый поступок, и я тебе подчинился. Ради тебя, только потому, что ты попросила меня, и это меняет все, Клементина, хочешь ты того или нет.

– Не… – просипела она так, будто горло болело. – Не заставляй меня выбирать между вами. Это не… То, что случилось между нами в тот день на реке, было неправильно, грешно. Я замужем за твоим братом. И это не только союз, благословленный Богом, который может расторгнуть только Всевышний, но Гас … это то, чего я хочу больше всего на свете.

Один уголок его рта напрягся.

– Черт, да ты пока не имеешь никакого понятия, чего сама хочешь. – Зак пристально смотрел на нее суровым взглядом. – Я не собираюсь заставлять тебя выбирать между мной и братом, но это из-за него и не имеет к тебе никакого отношения. Волей-неволей однажды тебе придется сделать этот выбор, Бостон. В душе-то точно придется, вот о чем речь. Настанет время решить, кем ты собираешься стать, и набраться мужества – чтобы шагнуть навстречу своему будущему.