Клементина проглотила ком, образовавшийся в горле от страха.

– Ниже по реке стоит старая лачуга... – Ее голос дрожал в тишине. Если истории правдивы, то Железный Нос знал и о хижине, и об охотнике на буйволов, которого там убили...

Они вошли в кухню, принеся с собой кучу снега, который в теплом воздухе быстро превратился в лужи. Клементине пришлось побороться с ветром, чтобы закрыть дверь.

Сафрони сидела на диване, крепко сжимая в руках винтовку. Завернутый в кокон из одеял Дэниел лежал по одну сторону от нее. А по другую сидела Сара, спокойная и бесстрашная. Ее широко распахнутые глаза все разглядывали, а угрюмый маленький ротик в кои-то веки оставался закрытым.

Джо Гордый Медведь медленно повернулся вокруг себя, оглядывая помещение, и на мгновение его взгляд задержался на Сафрони и ее винтовке. Губы индейца растянулись в подобие улыбки.

– Где твой мужчина?

Клементина обшарила взглядом комнату, будто по ее желанию сюда мог мигом явиться Гас вместе с отрядом конницы Соединенных Штатов. Темные глаза метиса сузились, когда он посмотрел на ее испуганное лицо и рассмеялся.

Скво встала между ними.

– Я скорее вырежу его сердце, чем позволю ему причинить вам вред, – твердо сказала она и метнула в мужа такой суровый взгляд, что краска залила его лицо и индеец потупился. Клементина догадалась, что давно уже минули те времена, когда Джо Гордый Медведь осмеливался связывать свою женщину как скотину.

Мгновение все просто смотрели друг на друга, а затем Клементина резко засуетилась. Она подала гостям тарелки с тушеным мясом, которое томила в горшке на горячей плите. Индейские дети, завернутые в выцветшие алые одеяла и куски буйволиной шкуры, ели так жадно, будто вконец оголодали. Джо Гордый Медведь устроился на стуле и положил ноги в мокасинах на каминную решетку. Заглатывая тушеное мясо, он не сводил глаз с Клементины.

– На улице много мертвых коров, – сказал он. – Может, твой мужчина тоже мертв.

Жена забрала пустую тарелку из его рук и передала Клементине вместе со своей.

– Не слушай его! Он стыдится так же, как собака, которая сворует мясо, а потом рычит, чтобы скрыть свой проступок. Он и без того был в долгу перед тобой за свою жизнь и теперь снова пришел молить о помощи. – Она что-то сказала мужу грубыми гортанными слогами, повернулась обратно к Клементине и улыбнулась. – Я объяснила ему, что некоторые белые люди хорошие. Может, даже не хуже индейцев.

Клементина тоже попыталась изобразить улыбку, но по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке. Нет, слово «боялась» больше подходит. Клементине было попросту страшно.

Она заняла себя тем, что налила индейцам горячий черный кофе. Но слишком поздно вспомнила о виски в нем и попятилась, пока не ударилась бедром о кухонный стол. Клементина слышала ужасные истории о том, что творили индейцы, когда напивались.

Миссис Маккуин задалась вопросом, было ли при гостях оружие. Наверняка — томагавки и ножи, если не кое-что другое. Она подумала, не попросить ли индейцев оставить все оружие за дверью, но это противоречило правилам гостеприимства. Клементина чуть не рассмеялась вслух, осознав, что как дура беспокоится о хороших манерах в такой ситуации.

Все подпрыгнули, когда самый младший индейский ребенок внезапно начал хныкать и тянуть за свою шапку из лисьего меха.

К удивлению Клементины именно Джо Гордый Медведь направился к малышу. Он осторожно снял шапку и, повернувшись к хозяйке дома, посмотрел на нее блестящими от беспокойства глазами.

– Мой сын... он отморозил уши.

– У меня есть немного глицерина в ящике с лекарствами, – сказала Клементина.

Она нагрела глицерин в кастрюле на плите, а затем индюшачьим пером нанесла несколько капель на уши мальчика. Потом налила в мелкий таз горячую воду из бака, приготовив горчичную ванну, и вместе с скво Джо Гордого Медведя опустилась на колени и принялась разворачивать сначала полосы шерстяного одеяла, обернутого вокруг облаченных в мокасины ног малыша, а затем девочки. Индейские дети пахли гусиным жиром, так же как и ребятишки Клементины, и дымом давно потухшего бивачного костра. Темные детские глаза наблюдали за ней, сияя как пуговицы на туфлях в свете фонаря. В комнате были слышны лишь звуки капающей и плещущейся в тазу воды и завывания «северянина» за стенами.

– Оказаться на улице в такую метель... – сказала Клементина, когда больше не смогла выносить тишину. – Божье чудо, что вы еще живы.

Скво Джо Гордого Медведя повернула голову, и свет отразился от ее широких скул.

– Мы спали с собаками, но потом они передохли.

Клементина задалась вопросом, а где индейцы спали с собаками. Где скрывались все эти годы? Наверняка, у подножия гор, и вероятно, все это время воровали скот «Ревущего Р». Святые угодники, Гас взбесился бы, если бы узнал.

Ближе к рассвету ветер затих. Клементина подошла к окну и откинула одеяло, чтобы выглянуть на улицу. Небо прояснилось, и луна лила холодный голубой свет на замерзшую землю. Сейчас, когда ветер прекратился, миссис Маккуин услышала треск и хруст тополей. И тявканье койота — одинокий красивый звук. Она не видела Железного Носа. И задалась вопросом, жив ли еще старый индеец или предпочел повеситься на ветке тополя, чтобы быстро умереть в буран, поскольку гордость не позволила ему принять помощь от врага.

Клементина услышала шорох за спиной и повернулась. Глаза Джо Гордого Медведя сверкнули при взгляде на нее, горькие и темные, как ягоды черемухи. Закаленная воля проявлялась в его угловатых скулах, подбородке и ястребином носе, ловивших отблески огня от печки. Сейчас она не боялась этого индейца, но задумалась, убил бы он её в другое время и в другом месте, пусть она и спасла его жизнь дважды? Была ли его ненависть настолько глубокой...

– Мне интересно, – будто прочитав ее мысли, сказал он тихим голосом, чтобы не разбудить детей, – почему твои желтые волосы еще не украшают дубинку индейского воина.

– А мне интересно, мистер Джо Гордый Медведь, почему вас не повесили за кражу скота много лет назад.

На его темном лице вспыхнула белозубая улыбка. И следующие его слова удивили ее и обрадовали:

– Годы изменили тебя, белая женщина. Когда-то я видел, что твое сердце сродни сердцу соломенного чучела, которое поставили в кукурузе,чтобы отпугивать медведей. Но сейчас ты сама – медведь.

В туманном от мороза небе взошло солнце. От холода воздух так мерцал, что создавалось впечатление, будто смотришь на мир сквозь лист смазанного маслом стекла.

– Мы уходим, – сказал Джо Гордый Медведь, и индейцы ушли, снова сгинув в белой пустыне, откуда и явились. Клементина не видела, присоединился ли к ним Железный Нос, и задалась вопросом, а существовал ли он когда-нибудь на самом деле. Не привиделось ли ей все случившееся?

Но, войдя в дом, она обнаружила на кухонном столе пару белых перчаток, расшитых узорами черноногих из бисера, кусочков цветного стекла и крашеных игл дикобраза. Каждая перчатка была прекрасна и отличалась от другой. Тем не менее, несмотря на различия, они явно составляли пару.

– О Боже! – Сафрони провела пальцем по сложному узору на одной из перчаток. – Скажу-ка я пару слов о бостонском гостеприимстве. За всю свою жизнь я никогда так не радовалась уходу гостей.

Клементина сжала губы, чтобы не рассмеяться, и вместо этого фыркнула. Сафрони захихикала, отчего миссис Маккуин снова фыркнула, и вскоре обе уже смеялись так заливисто, что разбудили детей.

– Вы обе совсем глупые! – заявила Сара.

– Медведь! – вскрикнул Дэниел. – Медведь!

Это заставило женщин вновь рассмеяться и хохотать до тех пор, пока не заболели бока и вся кухня не зазвенела.

Они почти не различили скрежет и хруст полозьев, а, возможно, и вовсе не услышали бы, если бы Клементина не оставила дверь приоткрытой, чтобы, несмотря на холод, слегка проветрить кухню.

Сначала она увидела лошадей, чью шерсть покрывал слой затвердевшего снега, а с боков свисали полуметровые сосульки. Позади них тащились сани, наполненные, похоже, огромным сугробом. А рядом, спотыкаясь, ковыляло существо, напоминавшее вырезанную изо льда и ожившую скульптуру медведя.

– Гас! – закричала Клементина, выскочив за дверь. Отражающийся от снега яркий солнечный свет ударил ей в глаза. Громоздкая и неуклюжая во всех своих одежках, Клементина чуть не проваливалась в сугробы, ее ноги заплетались. — Какой же ты дурак! Зачем ты отправился домой в самый разгар метели? Ты же мог заблудиться или замерзнуть, или... Ты мог умереть, Гас... Мог умереть...

Муж посмотрел на нее прищуренными от яркого света глазами и вздрогнул от озноба.

– Из-за тебя я не мог умереть, Клем, – сказал он. – Из-за тебя я и не думал умирать.

Он попытался улыбнуться, отчего задрожали свисающие с усов сосульки.

– Умереть, – повторил Гас, опустился на колени у ног жены и рухнул лицом в снег. 


* * * * *

Гаса резко вернул в сознание жар горячей припарки из горчицы и льняных семян, плюхнувшейся на голую грудь.

Он открыл глаза. Над ним парили два женских лица. Одно, хмурое, принадлежало его жене, а другое — дочери, на лбу которой между прямыми маленькими бровками залегла крошечная складка.

Гас увидел, как открылся ротик Сары, и услышал голос, донесшийся до него словно со дна колодца:

– Папочка, у тебя такой смешной нос.

– Сара, пойди поиграй в «медведей в пещере» с братиком, пожалуйста, постарайся помочь ему залечь в спячку. Проследи, чтобы Дэниел не шумел, а мне нужно позаботиться о папе.

Лицо дочери исчезло, и на его месте появилась рука жены, двигающая пером, с которого что-то капало. Гас скосил глаза, пытаясь разглядеть, что она с ним делает. Он открыл рот, чтобы заговорить, и удивился тому, что голос не сразу прорезался, а когда зазвучал, оказался настолько хриплым.

– Что не так с моим носом?

– Твой нос замерз и затвердел, как медная шишка, ты, дурачина, – рассерженно выпалила жена, и Гас почти улыбнулся, зная, что Клементина ругает его только когда переживает. – Один удар запросто снесет твой нос с лица. Конечно же, Змеиный Глаз всегда может выковать тебе новый из железа.

Маккуин вдохнул, чтобы ответить, и резкий кашель сотряс его грудь.

– Звучит так, будто ты хочешь ударить меня первой... Похоже, ты не очень-то рада видеть меня дома...

– О, Гас...

И снова кашель вырвался из его горла, на этот раз такой сильный, что Гас сложился пополам, его грудь разрывало на части. Он попытался сделать вдох и снова с бульканьем закашлялся.

Клементина склонилась над мужем. Откинула его влажные от пота волосы и положила на пылающий лоб влажный воняющий уксусом кусок ткани.

К его удивлению глаза жены наполнились непролитыми слезами.

– Будь ты проклят, Гас Маккуин, ты же мог там умереть.

Гас поднял руку, поразившись тому, насколько она тяжелая. Он коснулся щеки жены, поймав одинокую слезу, которой удалось скатиться, несмотря на все усилия Клементины не разреветься.

– Но я же не умер... И с каких это пор ты начала ругаться?

– С тех самых, как тебя начало колотить в такой лихорадке, что у тебя на лбу можно было жарить яйца. Я послала Сафрони за доктором.

– Ах, Клем. Зачем? Это всего лишь простуда. По такой погоде твоя помощница может вернуться в состоянии похуже моего.

Клементина на мгновение исчезла и появилась с чашкой, испускающей пар.

– Выпей. Это луковый отвар.

Гас с трудом поднялся на локтях, задыхаясь от кашля.

– Лошади...

– Прежде чем уехать, Сафрони позаботилась о них. Гас, пожалуйста. Выпей это, иначе я вылью варево прямо тебе в глотку.

Маккуин скривился, но опустошил чашку, и кашель снова напал на него, сопровождаемый хрипами и бульканьем в груди.

– Вот черт, – просипел Гас. Он сделал медленный глубокий вдох, стараясь снова не закашляться, и попытался сесть... но упал.

Его глаза горели. Все лицо казалось странным — впало и будто стекло, суставы болтались и свободно свисали, будто кости соединялись между собой веревочками. Ночью, борясь с метелью, он думал, что даже адский пламень никогда не согреет его. А сейчас чувствовал такой жар, что хотел выбежать на улицу и голышом прыгнуть в снег. Маккуин обнял жену за талию и попытался использовать ее в качестве опоры, чтобы встать.

Клементина пошатнулась под его весом и натолкнулась бедром на кухонный стол. Что-то выплеснулось, и по полу заскользил стул.

– Гас, что ты делаешь? Лежи спокойно. Смотри, ты чуть не опрокинул уксусную воду.

– Помоги мне, Клем... Нужно накормить скот... Будь я проклят, если прошел через эту вьюгу... только чтобы увидеть, как коровы умирают из-за того, что я не могу отвезти к ним сено со своего двора.