Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада

Клементина схватила мужа за плечи, укладывая его обратно.

– Ладно, ладно, – сказала она таким же успокаивающим голосом, каким обычно разговаривала с Дэниелом, когда тот мучился от спазма легких. – Я сама отвезу сено коровам, Гас. А ты просто отдыхай.

Он попытался рассмеяться, но вместо этого закашлялся.

– Теперь посмотри, кто из нас дурной. Ты же в тягости на пятом месяце...

– Не в такой уж тягости, раз притащила тебя сюда после того, как ты сомлел во дворе и выглядел, будто утопленник из снега. – Пальцы Клементины сжались, и она слегка встряхнула Гаса, удивив его своей силой. – Не в такой уж тягости, раз сумела незнамо сколько раз дойти до поленницы и обратно, чтобы мы все не замерзли во время самой страшной непогоды, какая только может разыграться в Монтане. Не в такой уж тягости, чтобы... – Клементина осеклась, и краска вспыхнула на ее лице. – Не такая уж я и слабая, чтобы не зачерпнуть вилами немного сена для голодных коров.

Это будет гораздо больше, чем немного, но Гас ничего не сказал. Он не сможет встать — сейчас Маккуин это знал, ведь уже попытался и потерпел неудачу, а теперь боролся с очередным приступом выворачивающего кости кашля. Гас уронил голову на подушку и закрыл глаза. В груди нестерпимо болело и пекло. Он слышал, как Клементина наказывала Саре присматривать за Дэниелом и спеть ему, если братик будет беспокойно ворочаться во сне, а также беречь себя и не подходить слишком близко к печке. И Гас изо всех сил старался снова не закашляться, чтобы жена не догадалась, как сильно он болен на самом деле, поскольку, пойми она, и не захочет оставить его одного.

Он медленно закрыл глаза, а когда снова открыл, Клементина склонялась над ним.

– Гас, ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы последить за детьми? Я не смогу их оставить, если...

– Да, конечно. Я справлюсь. Только немного отдохну, как ты и сказала... Клементина... – Он нащупал ее руку, обхватил и крепко сжал пальцы. – Когда я шел там прошлой ночью, то много размышлял. Да особо и заняться нечем, когда пробираешься сквозь снег и пытаешься не обращать внимания, насколько тебе холодно... Я много думал о тебе, о нас. – Гас тяжело сглотнул, борясь с новым приступом кашля, его грудь горела. – Я поступил неправильно, малышка, забрав тебя из отцовского дома, когда ты была еще совсем юной. Привез сюда, в этот жестокий грубый край, а тебя ведь растили для большего... Мне хотелось столько всего тебе дать, но не получилось. Я поступил с тобой неправильно, Клем, но с самого первого момента нашей встречи захотел тебя. И просто не знал, как жить без тебя.

Клементина опустилась на колени и поднесла их сцепленные руки к своим губам, чтобы поцеловать костяшки пальцев мужа.

– Ты не поступил со мной неправильно, ты все сделал так, как следовало. И почему ты думаешь, что я захотела бы идти по жизни без тебя, Гас Маккуин? Если бы мне пришлось все заново пережить, я бы сделала все то же самое, абсолютно все. – Нежная улыбка смягчила ее лицо, и она прикоснулась к губам мужа свободной рукой, следуя пальцем по изгибу его усов, поглаживая их. – Ты же ковбой моей мечты.

– Кто-кто? И что это может значить?

Клементина опустила голову и поцеловала его в губы.

– Это значит, что я люблю тебя.

Она открыла дверь, и в помещение ворвался ветер. Ледяной воздух приятно охладил разгоряченное лицо, и Гас глубоко вдохнул. Клементина на мгновение остановилась, чтобы посмотреть на мужа, после чего ушла, закрыв за собой дверь.

Нахлынули мысли, заставив Гаса улыбнуться. В подседельной сумке у него лежали те самые красные дамские панталоны... он собирался их ей подарить. Надо достать вещицу, когда она вернется и попросить надеть для него сегодня ночью. Только панталоны — больше ничего. У Клементины прекрасные ноги, длинные и стройные, как у жеребенка…

Гас вспомнил, как она выглядела, когда стояла в дверном проеме в окружении яркого от снега зимнего света и улыбалась. Клементина не часто улыбалась, но когда все же делала это, то ее улыбка по яркости напоминала включенную газовую горелку. Она озаряла все ее лицо.

Такая красивая. Прямо как в первый раз, когда он ее увидел.  

* * * * *

Клементина встала на сиденье саней и оглянулась назад, на большой дом. Из трубы поднимался дым. Сосульки на карнизах влажно блестели под солнцем лимонного цвета, которое светило в плотном голубом небе, но не грело.

Сверкая и мерцая, в воздухе кружили кристаллы льда. Она слышала тихое позвякивание, будто друг о друга стукались бокалы при провозглашении тоста.

Поскольку буран пришел с севера, Клементина направила сани на юг в сторону оврагов и склонов холмов, куда могли убрести спасающиеся коровы. Сугробы скрипели под ясеневыми полозьями саней. Копыта лошадей вздымали хлопья снега, словно морской песок. Весь округ Танец Дождя был покрыт льдом, мерцающим как хрустальный кулон. Выделяясь на общем фоне, горы напоминали длинный ряд белых типи, вонзающихся в небо, чистое, холодное и красивое.

Клементина обнаружила коров сбившимися в кучу у изгороди. Большинство были мертвы, но в некоторых еще теплилась жизнь – они стояли, прижавшись друг к другу, дрожащие и голодные. Их шкуры блестели от инея, изо ртов выходил пар, а сосульки бахромой покрывали подгрудки и бока. Животные зазвенели, как качаемые ветром люстры, когда, оторвав от снега замороженные ноги, потянулись к ней, привлеченные запахом сена.

Стая волков поедала наваленные в кучу трупы. Осмелев от голода, хищники даже не отпрянули, когда Клементина подъехала. Поэтому она точным выстрелом уложила одного из «винчестера», а остальные разбежались, скрывшись в сосняке неподалеку. Миссис Маккуин посмотрела на мертвого волка и испытала чувство гордости. Гордости за то, что давным-давно заставила себя научиться стрелять, а затем практиковалась, пока не наловчилась попадать в цель.

Клементина с трудом стащила тюк с саней, перерезала веревку и начала вилами раскидывать сено. Оно пахло летом. В прошлом году во время засухи, когда денег совсем не хватало, чтобы нанять помощников, Клементина сама помогала Гасу заготавливать сено. Она вспомнила ощущения, которые испытываешь, когда взмахиваешь косой по высокой траве и видишь, как острое лезвие режет стебельки и укладывает их на землю ровными рядами. Будто создаешь поэзию собственным телом. И хотя сначала у нее не получалось, Клементина научилась делать это хорошо. Сейчас она уже многое умела. Многое, что требовалось в Монтане.

«Я медведь», – подумала Клементина и рассмеялась. Она запрокинула голову и громко крикнула:

– Я медведь!

Потом глубоко вдохнула, очищая легкие холодным воздухом. Ее лицо было по-прежнему обращено к небу. Огромному, широкому небу Монтаны, безветренному, безоблачному — прозрачному тихому воздуху и холодному солнечному свету.

Клементина почувствовала в воздухе мощный заряд. И тут с гор донесся теплый порыв ветра. Ветра, который пах землей и морем, расположенным за сотни километров отсюда. Она повернулась лицом к югу, откуда он дул, теплый и сухой чинук.

Ветер с ревом примчался с гор, разнося сено по снежному полю. Ледяная корка блестела, отражая солнечные лучи в радужных призмах. Чинук. Теплое дыхание темной матушки, как говорили индейцы. Этот ветер походил на плач земли. Но если земля и плакала, то от радости, возрождаясь.

Клементине захотелось объехать все пастбища и накормить весь скот в мире, пока теплый ветер дует в лицо. Но на дворе по-прежнему стояла зима и рано темнело, да и Гасу скоро нужно будет дать новую порцию лукового отвара. Поэтому миссис Маккуин закончила бросать сено найденному скоту и повернула сани назад.

Она вбежала в дом, смеясь и крича Гасу:

– Гас, Гас, ты чувствуешь? На улице тепло, как летом. Дует чинук, настоящий снегоед, и... О, Боже...

Гас лежал на полу, его грудь тяжело вздымалась, когда воздух со скрежетом и хрипами вырывался из его горла. Рядом с отцом сидели Сара и Дэниел. Мальчик вел себя тихо, посасывая большой палец. А Сара пела, но остановилась, когда в комнату ворвалась Клементина.

– Папочка ворочается во сне, – сказала девочка, – и я не могу его успокоить.

– Гас! О, Боже, Гас... – Клементина упала на колени рядом с мужем. Дрожащими руками она подняла его голову и положила себе на колени. Потом убрала влажные волосы с лица мужа и прижалась ртом к его губам, пытаясь вдуть в легкие воздух, который Гас так отчаянно силился вдохнуть.

– Гас, пожалуйста, не покидай меня. – Она прижала его к груди и стала покачиваться. – Пожалуйста, не покидай, пожалуйста, пожалуйста...

Клементина оставила дверь открытой для чинука. Она прижимала мужа к себе так же, как буйный теплый ветер окутывал снег. Женщине казалось, что она видела, как замерзшая земля воспряла духом, снова начиная оживать.

Клементина держала Гаса в объятиях, и вот что самое странное — в одно мгновение он находился с ней, в ее руках, а в следующее — его уже с ней не было.

Клементина процеживала ведро свеженадоенного молока, когда в окошко кухни увидела, как он скачет по прерии, мужчина на саврасом коне.

Казалось, он не спешил, а просто неторопливо ехал куда-то, сидя в седле прямо и непринужденно, как влитой.

Она поместила парное молоко охлаждаться и вылила банку сметаны в маслобойку. Зажгла плиту, поставила вариться кофе, а затем вынесла на веранду маслобойку со стулом и присела.

Всадник повернул в сторону ранчо и теперь пересекал сенокосный луг. Клементине нравилось, как он скакал — будто был для этого рожден. Она понадеялась, что путник окажется сезонным рабочим, ищущим найма, ведь им совсем не помешала бы помощь в весеннем сгоне скота.

Утром Клементина подоила коров в слякотном загоне, а днем приняла роды у одной из лошадей, поэтому сейчас выглядела как пугало с грязными пятнами на сапогах и на юбке-брюках для верховой езды и с выбившимися из пучка прядями волос. Когда-то она бросилась бы наверх и привела себя в порядок для приема гостя — теперь же сбивание масла казалось ей куда важнее, чем презентабельный внешний вид.

Клементина притянула маслобойку, расположив ее между ног, и начала крутить ручку, раз за разом переворачивая бочонок.

Она прищурилась, чтобы лучше разглядеть приближающегося всадника. Судя по пальто из оленьей кожи и темному стетсону, незнакомец был ковбоем. Позади него высилось широкое серое предвечернее небо, хмурившееся перед новым дождем. Стая селезней, поблескивающих переливчатыми перьями, пронзила низкие тучи над головой, направляясь на север.

Клементина почувствовала странное беспокойство и возбуждение, которым не могла найти разумного объяснения. На мгновение она даже перестала поворачивать ручку, наблюдая, как скачет к ней мужчина, и пожала плечами. Если он понравится ей с виду, согласится работать за тридцать долларов в месяц и фасоль с беконом и сумеет управляться с лассо и заарканивать жеребцов, она определенно наймет его для сгона скота.

С помощью Поджи и Нэша Клементина с Сафрони последние четыре весны справлялись сами, главным образом потому, что собирать в стадо было особо некого. В первую весну после смерти Гаса во время Великого мора большая часть скота округа Танец Дождя зловонными кучами трупов валялась по оврагам, служа пищей для стервятников и волков. Немногочисленная выжившая скотина была настолько истощенной, что не годилась для забоя на мясо. Но если фермер не мог сбыть свою животину на мясном рынке, то старался выручить хоть те деньги, которые давали за шкуру. То время так и прозвали Шкурным сезоном. С тех пор как умер Гас, у них почти все сезоны были шкурными.

Однако эта весна станет другой, особенно если Клементина наймет кого-то в помощь. Например, этого ковбоя на саврасой лошади, который сейчас скачет вдоль змеевидной изгороди и скоро повернет во двор.

Если он не будет против поработать на женщину, на что не многие соглашались. И если медная шахта «Четыре вальта» с ее четырьмя долларами в день не переманит работника.

Клементина перестала поворачивать ручку и, заглянув в маслобойку через маленькое стеклянное окошко, увидела, что сметана уже превратилась в масло. Но не стала открывать крышку бочонка, вливать внутрь холодную воду и продолжать сбивать, как было положено. Вместо этого миссис Маккуин вытерла руки о юбку и вышла во двор встретить путника.

На мгновение всадник исчез в отбрасываемых тополями длинных тенях, а затем появился в тусклом свете затянутого тучами неба. Наверное, именно в этот момент он увидел ее, поскольку резко натянул поводья, словно был удивлен или поражен. Конь встал на дыбы, и Клементина в нерешительности замедлила шаги. Что-то знакомое было в том, как ковбой обращался с лошадью, как держал голову и плечи, как он... Она прижала кулак к груди, поскольку ей почудилось, будто сердце внезапно перестало биться.