Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада

Взгляд Дрю внезапно посуровел.

– Почему бы просто не закрыть кучу, Джек? Как и сказала леди, существуют более чистые способы переплавки, и уверен, в твоей прибыли достанет свободных денег, чтобы построить завод с дымовой трубой и дымоходом.

– Когда мне потребуется деловой совет от хваткого до чужой прибыли парня вроде тебя, Дрю Скалли, будь уверен, я спрошу. А пока тебе платят за то, чтобы здесь соблюдался закон, и как маршал ты должен постараться, чтобы судья издал нужное постановление.

Отдав приказ, Джек Маккуин развернулся на каблуках дорогих лаковых штиблет и пошел прочь. Чья-то ладонь легко коснулась руки Дрю, и знакомый дымный голос прошептал ему прямо в ухо:

– Почему так выходит, что ты никогда не мог переварить даже мысли о том, чтобы работать на меня, но совсем не против ползать на брюхе перед этим мерзким боровом?

Повернувшись к Ханне, Скалли почувствовал, как его лицо становится замкнутым, холодным и пустым.

– Зарплату мне платят Радужные Ключи, а не «Четыре вальта». И что касается того, чтобы работать на тебя, Ханна, любимая, разве мы раньше не сплясали эту джигу?

Ее лицо, всегда бледное, еще сильнее побелело.

– Забудь, что я подняла этот вопрос.

– Ты постоянно его поднимаешь.

– Да, и постоянно потом жалею.

Ханна положила зонтик на плечо, подняла голову и начала спускаться по дорожке из беспорядочно наваленных досок, которая вела через гумбо в город. Внезапно остановилась и повернулась так быстро, что ее турнюр подпрыгнул.

– Знаешь, маршал, даже слепой свинье время от времени удается найти желуди.

– Да неужто? – он сжал кулаки в карманах пиджака и выпятил подбородок. – И как это понимать?

– А ты пораскинь мозгами. Может, до тебя и дойдет.

На этот раз Ханна продолжила путь, не оглядываясь. Дрю наблюдал за ней, задаваясь вопросом, что же такого он сделал.

Его рука сомкнулась вокруг камня в кармане. Дрю провел пальцами вдоль острых кромок, с которых еще осыпались песчинки и засохшая грязь. Задумавшись, он на мгновение посмотрел вдаль, а затем сосредоточил взгляд на конторе начальника, где в грязном окне смутно рисовался силуэт старого пробирщика.

Скалли повернулся и зашагал вниз по склону, но тут заметил идущих в его сторону Поджи и Нэша.

Дрю вытащил руку из кармана и махнул двум пожилым старателям.

– Поджи, Нэш, могу я малость потолковать с вами?

Они неохотно подошли. Поджи теребил бороду.

– А это не может подождать, маршал? Меня мучает страшный сушняк.

– Всего на минутку. Надеюсь, вы мне поможете. – Дрю вытащил из кармана образец и протянул его на ладони. – Не подскажете, мужики, что это такое?

Поджи подергал свое оттопыренное ухо.

– С виду кусок медной руды. – Он мотнул головой в сторону надшахтного копера. – Там все бункеры заполнены такими же.

Скалли сжал пальцы вокруг камня.

– Нет. Этот другой. Это – кусок истины. 

* * * * *

Дуло кольта сильнее воткнулось в покалеченное ухо Одноглазого Джека Маккуина. Рука владельца шахты вздрогнула, опрокинув чернильницу, а колено дернулось, сильно ударившись о большой стол из африканского красного дерева, стоявший в кабинете шикарно обставленного пятнадцатикомнатного особняка, который старик отгрохал на окраине Радужных Ключей на вырученные за медь деньги.

 Одноглазый наблюдал, как лужа чернил впитывалась в зеленое сукно, покрывавшее столешницу. Даже с заткнутым дулом пистолета ухом он услышал щелчок взводимого курка.

– Гребаный Иисус Христос, – выдохнул Джек.

– Аминь, преподобный.

Маккуин малость повернул голову и посмотрел в холодные желтые глаза.

– Ради всего святого, Захарий, – сказал он. – Почему ты не можешь войти через парадную дверь, как все остальные? – Рафферти ничего не ответил. Резкий запах пролитых чернил распространился по комнате. Портьера на каминной полке шелохнулась, и Джек посмел двинуть голову еще на пару сантиметров. Его взгляд упал на открытое окно и грязные пятна на голубом узорчатом ковре. – Почему ты не можешь озаботиться, чтобы не наследить? У тебя что, нет уважения к чужой собственности?

– Нет.

Отец и сын обменялись заговорщицкими ухмылками. Джек ждал, что кольт уберется от его лица, но тот оставался на месте, нацеленный в переносицу. Рафферти медленно оглядел отца. Улыбка Зака стала язвительной, а глаза заблестели как у кота в свете газовой лампы. На лежащим на спусковом крючке пальцем Рафферти ткнул Одноглазого в живот.

– А ты слегонца потолстел, старик.

Смущенный звук вырвался из горла Маккуина — писклявое хрюканье как у испуганной свиньи.

– А ты малость пообтрепался, дорогой мальчик. Последние годы прошли для тебя не слишком хорошо?

– Зато для тебя они явно были успешными.

Зак оглядел восьмиугольную комнату, притворяясь, будто впечатлен люстрами с плафонами из матового стекла, картинами в богатых рамах, венецианским зеркалом, книжными шкафами из древесины грецкого ореха, заполненными книгами в кожаных обложках, и витражными стеклами в окнах с изображением бубнового валета.

– Пожалуй, больше шика и роскоши я видал только в борделе в Сент-Луисе, – усмехнулся Рафферти, растягивая слова. – Каждая вещичка сияет глянцем как у новоприбывшего щеголя. Почти так же ослепительно и расчудесно как на разъездных проповедях по спасению душ.

Замечание задело Джека Маккуина, но он был слишком опытен, чтобы выказать истинные эмоции. Старик улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой.

– Не жалуюсь... И что же так сильно обеспокоило тебя, сынок, раз ты тайком прокрался сюда, чтобы тыкать пистолетом в остаток моего уха?

Гримаса Зака оставалась такой же язвительной, а голос сохранил насмешливую тягучесть:

– Я говорил тебе, что если ты когда-нибудь причинишь ей хоть какой-то вред, я убью тебя.

Джек Маккуин испустил медленный выдох, пытаясь вместе с воздухом избавиться и от беспокойного страха.

– «Четыре вальта» предложили ей за лесной участок гораздо больше справедливой цены, и это при том, что еще спорный вопрос, кто действительно является законным собственником этих угодий. А касаемо несчастного случая сегодня днем, так стрелок был наказан. Боже мой, Захарий... – Старик попытался повернуть голову, но ударился носом о дуло кольта. – Думаешь, мне понравилось, что моему дорогому внуку, моей плоти и крови, оставили шрам на голове?

Маккуин замолчал, чтобы сглотнуть и сделать вдох. Проклятый пистолет, нацеленный ему в лицо, вызывал у него косоглазие, если такое возможно при наличии только одного глаза.

– Проклятье, я предложил ей справедливую цену за эту землю! Спроси кого угодно. Черт, спроси ее саму!

– Такую же справедливую цену, как ты заплатил за долю Гаса в «Четырех вальтах»?

Джек громко и преувеличенно вздохнул.

– Я так и знал, что вина за упрямую глупость Густавуса падет на мою голову. Я с самого начала именно это ему и сказал. – Шахтовладелец втянул в себя нижнюю губу. В ящике стола лежал пистолет, но Маккуин даже не подумал за ним лезть. Он не сомневался, что Захарий способен застрелить его в пылу эмоций, да и по холодному расчету, коли на то пошло. В конце концов, Джек сам воспитал своего мальчика чуждым любого рода сентиментальности. – Я дал Густавусу все возможности вложиться в медное дело, – произнес старик и даже позволил прозвучать в голосе намеку на раздраженность, играя на чувствах. – Но он и слышать ничего не желал, так рвался продать свою долю. Ладно, может, я не особо старался, убеждая его не делать глупости, но я пытался его убедить. Хотя, конечно, не хотел, чтобы Густавус с его двадцатью процентами запорол мою задумку. Черт, даже ты не можешь не признать, дорогой мальчик, что когда доходило до дела, твой благочестивый братец всегда был на редкость бесполезным и ничего не мог выловить из полной бочки рыбешек, хотя я изо всех сил пытался его научить.

– Он не был бесполезным. Он просто с рождения был лишен низости, и твое учение не смогло истребить в нем все хорошее и заменить на подлое. – Голос Зака стал очень тихим и очень опасным. – Но я – совсем другое дело. Похоже, я во всем пошел в тебя. И как истинный сын своего отца, не погнушаюсь ничем. – Рафферти провел дулом кольта по обвисшей щеке Одноглазого. – Оставь ее в покое, дорогой папочка, или, когда я покончу с тобой, от тебя не останется клочка даже на приманку.

Джек чувствовал нажим на щеку. Под повязкой на глазу нервно задергались мышцы.

– «Согрешите перед Господом, и испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас». Убьешь меня и будешь повешен.

Ствол кольта двинулся вверх по скуле, пока не нацелился в здоровый глаз, да остановился так близко, что если бы Маккуин моргнул, то коснулся бы ресницами мушки.

– Есть вещи, ради которых стоит умереть, – произнес Зак тем же бархатистым голосом. – Пожалуй, зарезать тебя как свинью на разделочной доске может оказаться одной из них.

Кровавые видения всплыли из темных уголков памяти Джека Маккуина. Хлестнувший по лицу нож и огнем плеснувший с лезвия лунный свет. Крики мальчика, а затем вопль мужчины, и зловоние, как от зарезанного животного. И годы спустя голос Захария: «Скажи это тому, кто выколол твой глаз». Сейчас Одноглазый ощущал, как мышцы под повязкой подергиваются в едином монотонном ритме.

Губы Джека отлипли от зубов.

– Не запугивай меня, мальчик.

Громко щелкнул курок по пустому патроннику. Джек подпрыгнул, воздух со свистом вырвался из стиснутых зубов. Рафферти улыбнулся.

– Оставь ее в покое, – подытожил он. – Или твои крики будут слышны в аду.

Джек Маккуин никогда не видел смысла вопить «Пожар!» после того, как пламя потушено. Старик подождал, пока сын уйдет тем же путем, каким пришел, через окно, после чего отправился на поиски Персиваля Кайла. Но командира шахты не было в комнате дворецкого в задней части дома, где Маккуин ожидал его найти.

Ночь уже почти опустилась, поэтому Джек зашел в «Шпалоукладчик», где выпил два стакана виски и послушал сплетни шахтеров, которые из-за бесплатной выпивки особенно бурлили и являли на свет разные откровения, тем паче сегодня.

И снова Маккуин почувствовал острую необходимость поговорить с Персивалем Кайлом. В этот раз старик взял на себя труд разыскать командира в борделе Розали и не испытал ни малейшего раскаяния, вытащив подчиненного из гостеприимной постели.

– Запиши имена, – сказал он Кайлу, который с трудом пытался застегнуть брюки поверх не завершившего свое дело дружка и моргал от внезапного яркого света. – Зак Рафферти и Захарий Маккуин. Я хочу, чтобы с утра ты разослал телеграммы. Узнай, не разыскивают ли его хоть за что-нибудь, хоть за пердеж в церкви. Когда закончишь с этим, разведай, что за пробу намереваются заценить в Хелене эти два хрыча, Поджи и Нэш, и откуда взялся этот образец.

Джек смерил командира хитрым одноглазым взглядом.

– А пока что из-за моей невестки и ее кампании по защите окружающей природы и всех малых созданий Божьих нам нужно отвлечь внимание горожан от дымящих куч для обжига. Есть предложения?

Кайл погладил кончик бороды и осклабился, Джек ответил такой же шкодливой ухмылкой.

– Китайцы – самый лучший повод, когда надо отвлечь толпу.

Мальчик задыхался, жадно хватая воздух. Грудь тяжело вздымалась и дергалась, шея выгнулась так, что отчетливо выступили сухожилия. В комнате повисла пронзительная напряженная тишина: все ждали и ждали, когда же Дэниел сделает вдох, но его лицо покраснело, затем стало фиолетовым, а все тело напряглось, пытаясь дотянуться, дотянуться до воздуха, который ребенок не мог вобрать в себя.

Из сжавшегося горла вырвался сдавленный отчаянный хрип. А затем мальчик с присвистом вдохнул, его легкие наполнились, а Ханна выдохнула воздух, который удерживала в себе, не в состоянии дышать сама, пока это не удавалось сыну Клементины.

– О, Боже, Клем... Может, стоит послать за доктором? – воскликнула миссис Йорк. Клементина зажгла свежий конус из пропитанной калиевой селитрой бумаги и стала махать им перед красным и потным лицом сына.

– Доктор ничем не сможет помочь. Нам остается только ждать, пока Дэниел сам справится с приступом, и надеяться...

Спокойствие подруги восхищало Ханну. Будь Дэниел ее сыном, она сейчас уже билась бы в истерике и сама нуждалась бы в вонючей пропитанной селитрой бумаге. Но с другой стороны, мальчик страдал от спазмов легких чуть не с рождения. Наверное, Клементина научилась быть такой сильной, чтобы не передать свой страх сыну и самой не сойти с ума.