— Потому что это будет только между вами и мной. Упреждающий удар по планам Косгроува. — Она сделала быстрый шаг к нему. — Я хочу узнать, что должно происходить между мужчиной и женщиной, до того как он… покажет мне свою версию этого.

— Какое бремя вы возлагаете на мои плечи, Розамунда! — И при этом он чувствовал себя крайне неловко, в чем боялся признаться самому себе.

— Если Косгроув намеревается играть в свои игры, то у меня будут свои. Я выйду за него замуж, потому что должна это сделать, но не собираюсь становиться овечкой или коровой, которых ведут на бойню. Если он собирается сломать меня, то поймет, что это нелегко. Я не муха, у которой он может оторвать крылья и растоптать их. Я… я пчела… и ужалю его.

Боже милостивый! Брэм сдержался и не напомнил, что, ужалив, пчела погибает. Она это еще узнает. Он желал ее, а она желала мести за принудительную свадьбу, которая должна состояться совсем скоро. Это была неожиданная шутка судьбы.

— А вы не готовы к этому? Вы ведь все время спите с женщинами, разве не так, Брэмуэлл Лаури Джонс?

Этого не случалось с тех пор, как он увидел ее.

— Я не из тех мужчин, над которыми вам можно смеяться, Розамунда Луиза Дэвис, — тихо сказал он, ощущая, совсем другой жар, распалявшийся внутри его. — У меня, конечно, есть определенная репутация, и можете не сомневаться, я заслужил ее. Я собираюсь задать вам вопрос только один раз, и это будет единственный шанс, который я обычно предоставляю. Вы уверены, что хотите, чтобы именно я овладел вами? Что опыт, приобретенный со мной, будет полезнее, чем мог бы быть с Косгроувом?

— Я надеюсь, — сказала она. — Только не разочаруйте меня. Пожалуйста.

Он улыбнулся. Любая другая девушка уже лежала бы на спине, независимо от обстановки.

— Оставьте сегодня дверь своей спальни незапертой. Если передумаете, вам лучше перейти в другую комнату и спать там, потому что я приду к вам в полночь.

Глава 8

Если друзьям Брэма и показалось странным, что у него назначена еще одна встреча, то они ничего не сказали по этому поводу. Насколько было известно Розамунде, у Брэма всегда были полуночные свидания после званых обедов.

Но в эту ночь будет ее свидание. Дрожь пробежала по ее телу, когда она села за туалетный столик. Она решилась. Как она набралась такой храбрости, Роуз не знала, но все равно теперь было поздно что-либо менять. Она могла бы, конечно, уйти из комнаты и спать где-то в другом месте, но этого не сделает.

Внизу напольные часы пробили двенадцать. В доме царила тишина, но она не знала, все ли слуги уже легли спать. Она на это надеялась, но было бы безопаснее, если бы Брэм забрался к ней в комнату через окно. Роуз встала и, отодвинув штору, выглянула на улицу. Там проехала одинокая карета, и снова наступила тишина. Девушка ходила по комнате от кровати до стула и обратно. Смельчак, взбирающийся по вьющемуся плющу, конечно, выглядел бы романтичнее, чем если бы он вошел через дверь. Но сейчас речь шла не об этом. А о том, как изменить правила игры, которые другой мужчина решил применить к ней. Дверь спальни приоткрылась. Сначала в темном проеме она не смогла что-либо рассмотреть. Затем черный силуэт на черном фоне шевельнулся и вошел в комнату.

— Вы решили не убегать, — тихо сказал он, закрывая и запирая за собой дверь.

— Это была моя идея, если вы помните, — произнесла она с храбростью, которой не чувствовала. О Боже, он пришел!

— Да, да, конечно.

Он поднял голову, разглядывая ее при свете единственной свечи, которую она оставила у кровати. И Роуз живо вспомнила их первую встречу, когда он еще не был ее союзником. Тогда он сказал, что может научить ее кое-чему, а она еще не знала, кто он, не ведала, что его считали опаснейшим хищником. И внезапно она поняла, что он снова стал им. А может быть, он все время оставался таким и только играл с ней.

Но в эту ночь ей был нужен именно этот человек.

Она робко взглянула на него:

— С чего нам следует начать?

Он стянул одну за другой черные перчатки и бросил их на туалетный столик. Там, среди ее щеток для волос и шляпных булавок, они выглядели весьма странно.

— Сначала признайтесь мне, что именно сказал Косгроув, что заставило вас пойти на этот риск.

Ее сердце дрогнуло.

— Какое это имеет значение? Я не хочу, чтобы он оказался моим первым и единственным опытом.

Брэм продолжал внимательно смотреть на нее.

— Все равно расскажите. Я понимаю — это показалось вам настолько страшным, что вы захотели приобрести первый опыт со мной. — Он сбросил сюртук и повесил его на спинку стула.

— Хотите сказать, я сделала неудачный выбор? Не скромничайте!

Он усмехнулся:

— То, что вам пришлось обратиться ко мне, подсказывает, что мне не следовало бы вмешиваться. Но я не настолько добр. И не могу похвастаться самообладанием.

— Мне трудно в это поверить.

— Розамунда, если вы желаете только поболтать со мной, то принесите нам чай и печенье. Или скажите мне, что он говорил. — Брэм вздохнул. — Если вы будете жеманничать и не расскажете мне все подробности, имейте в виду, что я очень быстро раздену вас догола и у вас не останется от меня секретов.

О Боже, о Боже! Роуз села на край постели, но, вспомнив, что они, вероятно, проведут на этом ложе много времени, вскочила на ноги.

— Он сказал, что в первую брачную ночь поставит меня на четвереньки и взберется на меня, как пес взбирается на суку.

Какое-то выражение мелькнуло на лице Брэма, но так быстро, что она не успела понять, что это было. Гнев? Изумление? Шок? Она не могла определить. Скорее всего это была ее собственная чувствительность, которую она искала и в нем. Вероятно, он слышал… и говорил… еще худшие слова.

— Эта… позиция, — медленно заговорил он, расстегивая жилет, — может, как мне кажется, доставить большое удовольствие обеим сторонам.

— А затем он сказал, что будет держать меня на четвереньках, пока не разрешит подняться.

Его рука замерла на груди.

— Вот в этом я не могу вам помочь.

— Я знаю. Он мне сказал, что вы покинете меня, как только что-то покажется вам неприятным. Поэтому я подумала, что нам все равно надо расстаться еще до моей свадьбы. Но вы хотели, чтобы я описала все в точности, что он хотел, и я рассказала.

— Сегодня вы говорите об этом очень спокойно, не так ли?

Его жилет оказался на сиденье стула, а за ним последовал шейный платок. Брэм сел на них и наклонился, стягивая по очереди сапоги, затем аккуратно поставил их на пол.

У нее на мгновение мелькнула мысль о том опыте, который он приобрел, проникая в будуары, в то время как поблизости спали мужья или родители.

— Я устала волноваться, — ответила она, чувствуя, однако, что сердце ее при виде раздевающегося мужчины забилось сильнее.

— Прекрасное объяснение, которое разделяют многие мужчины.

Брэм снова встал, выдернул рубашку из-под пояса, и освободившиеся полы повисли, достигая его бедер.

— Желаете раздеться сами, или это сделать мне? Она почувствовала слабость в коленях.

— Я… э… а как вы считаете?

— Это, может быть, очень интимный опыт, — задумчиво сказал он. — Вероятно, вам следует довериться мне.

О, как ей хотелось, чтобы он дотронулся до нее!

— Наверное… Ведь вы в таких делах намного опытнее меня.

Расстегивая на ходу манжеты своей рубашки, Брэм приближался к ней. Когда он остановился рядом, она ожидала, что он поцелует ее или, по крайней мере, погладит по щеке, но он жестом велел ей повернуться к нему спиной. Роуз, на мгновение, закрыв глаза, повиновалась. Сегодня она решила взять верх над лордом Косгроувом. Она отдаст свою девственность Брэму, а не своему будущему мужу. И по счастливому совпадению она сама хотела этого. Именно Брэму Джонсу — и никому другому.

Его пальцы коснулись не ее спины, а ее волос. Он осторожно вытащил из них заколки и шпильки, разрушая произведение искусства, которое не меньше двадцати минут творила ее горничная, и волосы Роуз рассыпались по плечам. Она стояла перед ним, он перебирал пряди ее волос, и дрожь пробегала по ее телу.

— Так лучше, — шепнул он. Затем медленно и упорно расстегивал пуговки на спине ее платья. Она чувствовала теплоту его губ, прикасавшихся к ее обнаженной коже. О Боже! Не отрывая губ от ее плеч, он спустил рукава платья, и она ощутила его горячее дыхание.

Теперь она стояла в одной сорочке, по-прежнему спиной к нему, и взволнованно дышала. Ее лиловое с серым платье пеной лежало вокруг ее голых ног. Роуз была полна решимости не моргнуть глазом, не поморщиться и ничем не показать ему, что она глупая девушка, которую не стоит соблазнять. А ей хотелось быть соблазненной.

— Поднимите ногу, — сказал он равнодушным тоном, как будто речь шла о каких-то обыденных делах.

Она подняла одну ногу, затем другую, и он, присев, убрал платье, отбросил ее одежду в угол и выпрямился.

— Что мы будем делать дальше? — напомнила она через минуту.

Он положил руки ей на плечи и слегка нажал на них.

— Для начала расслабьтесь немного. Я не хочу, чтобы вы, упаси Боже, отбивались руками и ногами.

— Я готовая, — солгала она.

— В самом деле? — Он подышал ей в ухо, затем убрал руки с ее плеч и обхватил ладонями ее груди.

Она, дернувшись, вскрикнула.

— Что такое?

— Это просто от неожиданности, — дрожащим голосом объяснила она.

— Это может быть приятным, независимо от причины вашего желания, чтобы я вас соблазнил.

Роуз глубоко вздохнула и только острее почувствовала его руки на своей груди.

— Хорошо.

— Между прочим, у меня французский кондом, — похвастался он, — Это чтобы вы не забеременели.

Она покачала головой, чувствуя, как у нее потеплело в груди.

— Не беспокойтесь. Меньше чем через месяц я буду замужем.

— А вы в этом уверены? Я не убежден, что мне нравится мысль о том, как Косгроув будет растить плод моих чресл.

Она не думала об этом; ее больше интересовало, хотела ли она сама иметь ребенка от Брэма.

— Вы хотите сказать, что вас что-то заботит?

Он усмехнулся:

— Справедливо замечено. Откиньтесь назад ко мне.

— Хорошо.

Роуз прислонилась к его крепкой груди. Она чувствовала его дыхание, игру мускулов под ее руками и его все возрастающее возбуждение, когда он прижимался к ее бедру. Он медленно обвел пальцами ее груди, соски которых наливались и поднимались под тканью ее сорочки. Ощущение было невероятное, и когда он провел ногтем по ее возбужденному соску, она выдохнула сквозь сцепленные зубы.

— А это н-необходимо? — заикаясь спросила она.

— А вам нравится? «О да!»

— Это п-приятно, но вы думаете, что Косгроув…

— К вашему сведению, — перебил он, и его голос оглушил ее, — обсуждать одного мужчину, находясь в объятиях другого, идея не из удачных. — Он просунул пальцы под бретельки сорочки и спустил их вниз, обнажив ее груди. — А если вы желаете губить себя, то мы можем сделать это прямо сейчас.

Казалось, он все делал правильно, потому что она, даже полуголая, дрожала и вообще почти не могла думать.

— Вы чем-то недовольны? — шепотом спросил Брэм, покрывая поцелуями ее руку от плеча до локтя.

— Нет… — Ей было трудно дышать. — Пока нет.

Он отступил назад и, положив руку на ее плечо, повернул Роуз лицом к себе.

— Дайте мне знак, если что-то возникнет.

— По-моему, что-то уже возникает, — сказала она, украдкой взглянув на то место, где соединялись его бедра, и опять у нее перехватило дыхание.

— В самом деле. — Он долго вглядывался в ее лицо, хотя она не могла понять, что он на нем увидел. Опустив черные глаза, он провел пальцем по ее горлу и обнаженной ключице. Спустил с плеч ее сорочку, и она, скользнув по ее бедрам, упала на пол.

Роуз вдруг почувствовала себя очень беззащитной и очень смущенной тем, что стояла голая перед опытным развратником, и расправила плечи.

— Вы поцелуете меня? — шепотом спросила она.

— Губы предназначены для лучшего, — ответил он, наклоняя голову и целуя ее левую грудь. Он не спеша целовал ее, затем, взяв сосок в рот, стал ласкать его языком.

— Брэм!.. — ахнула она, выгибая спину.

Он словно не услышал ее и перенес свои ласки на правую грудь. Ее тело как будто заливало жидким огнем. Роуз подняла дрожащие руки и, ухватившись за его черные, как уголь, волосы, прижалась к нему.

— Пора тебе перевернуться на спину, — прошептал он, подхватывая ее под колени и беря на руки. Положив ее на постель и возвышаясь над ней, упираясь коленями по обе стороны ее бедер, он взял в рот сосок одной груди и, лаская ее языком, умелыми пальцами дразнил другую. Затем он выпрямился, и она, протестуя, застонала. Это еще не могло кончиться. Не могло, пока в ней разгоралось желание.