Сюзанна Энок - Сердце ждет любви

Брэм стянул через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Легкая поросль темных волос покрывала его грудь и, сужаясь, спускалась вниз к его животу, исчезая за поясом панталон. Роуз подняла руку и положила ее ему на грудь, ощутив, как дрогнули под ее рукой его мускулы.

— Вам мое прикосновение доставляет такое же удовольствие, как мне ваше? — спросила она.

— Да. — Он взял ее руку и поднес ее к своему поясу. — Почему бы тебе не расстегнуть мои панталоны, и тогда я покажу тебе нечто забавное.

Поколебавшись, она дрожащими руками расстегнула верхнюю пуговицу. В какой-то момент она перестала думать о Косгроуве, о том, что ее семья растила ее не для того, чтобы она погубила себя в опытных руках Брэмуэлла Джонса. Но если они вырастили ее, чтобы обменять на карточные долги, то она не может высоко ценить то, что они сделали для нее. А что касается ее поступка, то она была готова принести себя в жертву маркизу, но сначала хотела того, что сейчас происходило, и прежде всего — Брэма Джонса.

Когда была расстегнута последняя пуговица, он спустил панталоны на бедра. На свободу вырвался его большой, твердый, возбужденный мужской орган.

— Ты ведь знаешь, для чего он, да? — следуя за ее взглядом, прошептал Брэм.

У нее пересохло во рту.

— Я могу предположить.

— Хорошо. Тогда тебе не нужен урок по анатомии, и мы можем продолжить изучение тебя.

— Меня…

Он провел рукой по ее животу вниз «туда». Она снова чуть не задохнулась, когда его пальцы проникли в нее.

— Ты там влажная, — сообщил он ей.

— Это плохо?

Его губы тронула улыбка.

— Нет. Это хорошо, даже замечательно. — Отбросив ногой панталоны, он снова склонился над ее грудью. Затем его губы вслед за рукой начали медленное восхитительное захватывающее скольжение вниз по ее животу.

Она была уверена, что умирает. Нельзя было испытывать такой восторг и возбуждение. Ее пронзали медленные молнии, все сильнее и сильнее обдавая жаром. Когда он начал целовать внутреннюю сторону ее бедер, она ожидала, что у нее разорвется сердце, так сильно и быстро оно билось.

И, в то же время он, казалось, не торопился. Когда его губы коснулись самого интимного места, она вскрикнула и схватилась за его волосы.

— Тсс, Розамунда, — с легкой насмешкой прошептал он. — И отпусти мою шевелюру, пока не сделала меня лысым.

— Простите, — жалобно попросила она. — Я не могу… Это уж слишком, Брэм.

— Никогда не бывает слишком.

У нее закатились глаза. О, она умирала…

— Брэм, пожалуйста!..

Наконец он уступил и снова занялся ее отвердевшими налившимися грудями.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Как в огне, — честно призналась она, тяжело дыша. Раздвинув ее колени, он лег между ее бедрами.

— Я знаю из надежного источника, что тебе будет больно, — сказал он, глядя на нее. — Но только в этот первый раз. Больше никто не сможет сделать это.

Последняя часть прозвучала как звериный рык, но она не успела попросить объяснения, потому что он выдвинул вперед бедра. Ощущение от того, как он проталкивался внутрь ее… невозможно описать. Она чувствовала его движения, ощущала, как он колеблется, а затем острую боль, когда он полностью вошел в нее.

— Боже! — выдохнула она, прижимаясь к его плечу, чтобы приглушить крик.

— Розамунда…

Она поняла, что ее глаза закрыты, и открыла их, чтобы посмотреть на него. Брэм целовал ее сначала с нежностью, затем со все возрастающей страстью. Она обхватила его плечи и приподнялась навстречу его жаждущим губам. Ее бедра то поднимались, то опускались, следуя ритму его поцелуев.

Их движения становились все быстрее, и ее сердце словно перестало биться, а тело содрогнулось. Все вокруг стало белым, горячим и беспредельно прекрасным. Когда она немного пришла в себя, Брэм все еще, не спуская с нее глаз, владел ею.

— Господи, — прошептал он.

— Я хочу сделать это еще раз, — задыхаясь, попросила она.

Он усмехнулся.

— Я еще не закончил и первого раза, — сказал он с чуть заметной дрожью в голосе. — Ты хочешь, что бы я показал тебе, о чем говорил Косгроув? — Он с трудом произнес имя маркиза, как будто ему не хотелось называть его.

Ей тоже не хотелось, чтобы Брэм произносил его. Но Кингстон Гор требовал этого. У нее сжалось сердце.

— Покажи мне.

Брэм, не утратив эрекции, вышел из нее.

— Перевернись.

Роуз перевернулась, с его помощью встав на четвереньки в позу, которую он и требовал от нее. Брэм поднялся и, раздвинув ее бедра, снова вошел в нее. На этот раз боли не было, а только невероятное ощущение, заставившее ее задохнуться.

Он слегка ущипнул ее сосок, и она тотчас же подхватила ритм его бедер и ожидала того пика наслаждения, который уже испытала и снова хотела. Роуз сжала пальцами простыни, сдерживая готовый вырваться крик наступившего оргазма. Брэм быстро и уверенно достигал собственного оргазма.

Удовлетворенный Брэм свалился на постель рядом с ней и притянул ее к своей груди.

— Теперь ты погибла, — тихо сказал он и поцеловал ее.

Брэм лежал на спине с прильнувшей к нему Розамундой и пытался вернуть ровное дыхание. Он чувствовал удовлетворение, что было необычно для него, тем более что на этот раз ему пришлось немало потрудиться. И это подзабытое чувство было не единственным необычным явлением в этот вечер.

Свет от свечи играл на гладкой коже Розамунды и превращал ее рыжие волосы в пламенеющий костер. Она возбуждала его с той самой минуты, когда он открыл дверь и увидел ее, сидевшую у туалетного столика в ожидании его появления. Ее голос, ее вопросы, когда она пыталась рассуждать логично и разумно о своем решении и своем положении, взволновали его.

Она должна была быть в отчаянии, ибо не только приняла его в свою постель, но и сама предложила ему себя. Он мог бы назвать это, полагал он, добрым делом, но предполагалось, что добрые дела не бывают такими… приятными. И даже когда все кончилось, ему все еще хотелось поцеловать ее. Ему хотелось, чтобы она заснула в его объятиях, и видеть, как она проснется утром.

— Брэм…

Он вздрогнул, отгоняя эти ужасающие фантазии, присущие приверженцу домашнего очага.

— Гм?..

— Спасибо.

Он недовольно повернулся на бок, чтобы видеть ее лицо.

— Это не было для меня так уж трудно, Розамунда. Я порой занимаюсь этим, если ты помнишь. — Она хотела ему ответить, но он покачал головой: — Твоя репутация погублена, и ты можешь оказаться беременной, чем я не должен был рисковать, что бы ты мне ни говорила. Так что, ради Бога, не благодари меня.

— Если у меня будет ребенок, то я бы хотела, чтобы он был зачат в доброте и нежности, а не в презрении и жестокости.

Значит, она не изменила мнение о причинах, заставивших ее пригласить его. И каким-то образом все еще умудрялась сохранить свой удивительный практицизм. Он искал что-нибудь достаточно циничное для ответа.

— Ты необычная девушка, Розамунда. — Это казалось не совсем подходящим определением, но это было самое лучшее, что он мог придумать.

Она резко подняла голову и посмотрела на него своими зелеными глазами:

— Это комплимент?

— Не знаю. Скажи мне, ты этого хотела?

Она села, и он с трудом сдержал желание схватить ее за руку и снова уложить рядом с собой! Какой дьявол вселился в него! Это он должен был первым встать с постели, сообщить, что он куда-то спешит, и затем удалиться прежде, чем кто-то начнет вздыхать и делать мечтательные глаза.

— Да, это было то, чего я хотела. — Снова взглянув на него, она соскользнула с края кровати и встала. Он, приподнявшись, смотрел, как она наклонилась, подняла свою сорочку, встряхнула ее и через голову надела.

Просто преступление скрывать такие прелестные формы. Когда она подняла его панталоны и бросила их на кровать, он нахмурился:

— Извини меня, но ты хочешь заставить меня уйти?

— Я не хочу, чтобы тебя застали здесь, Брэм.

— Значит, я оказал тебе услугу… и нас больше ничего не связывает?

Он не совсем ясно понимал, почему задает этот вопрос. Если он переспал с женщиной, то обычно она переставала интересовать его, если только ему больше нечего было делать. Но прежде его выгоняли из постели или из дома, только когда ожидалось возвращение мужа.

Розамунда поморщилась.

— Теперь я буду знать, как это должно быть, — наконец сказала она. — Нежно… и очень, очень приятно. А он узнает, что я не девственный цветочек, как он ожидал. Но мне очень навредит, если тебя обнаружат здесь. Связь с тобой окончательно добьет меня.

— А почему, скажи, ты неожиданно пришла к такому выводу? Весьма обидному для джентльмена…

— Потому что ты его друг. Ты пьянствуешь, ты играешь, ты… спишь с женщинами, с которыми тебе не следует спать. И если бы не эта глупая история с Косгроувом, я бы никогда не захотела иметь с тобой дело.

Брэм застыл, ошеломленный перечислением своих грехов. Когда она замолкла, он попросил продолжить. Она еще больше нахмурилась:

— Признаюсь, было несколько случаев, когда ты удивил меня. Но остается возможность, что, когда я выйду замуж за Косгроува, он простит долг в десять тысяч фунтов и я воспользуюсь случаем убедить его больше не доводить Джеймса до беды.

— Твой брат теперь играет лучше благодаря мне. Имей это в виду, пожалуйста.

— О да. Ты поощряешь его азарт, стремление к легкой наживе. А все равно играть он толком не умеет. Ему необходимо покончить с картами. Я не могу заставить его, а Косгроув мог бы.

— Так ты считаешь Кинга лучшим кандидатом в мужья, чем меня?..

Нет, он не хотел жениться на ней или на ком-либо еще, но никогда не слышал, чтобы кто-то, кроме его родного отца, так унижал его.

— Пожалуйста, одевайся и уходи, Брэм.

Со вздохом, скрывавшим его крайнее раздражение, Брэм встал.

Он заметил, как ее взгляд упал на его пенис, но на этот раз не обратил на это особого внимания. Черт бы ее побрал, он думал, что овладеет ею по крайней мере еще раз до того, как встретится с Косгроувом и выпутается из этой неприятной истории. Как бы она ни оскорбляла его, он снова желал ее.

— Брэм, уходи, — повторила она, поворачиваясь к нему спиной и собирая остальную его одежду.

— Но меня поражает, как ты разобралась в моем характере, — ответил он, натягивая панталоны. — Я и понятия не имел, что ты так хорошо знаешь человеческую натуру. Буквально через неделю знакомства накалываешь меня на булавку, как букашку, и помещаешь в выставленный напоказ стеклянный ящик с надписью «Брэм Джонс, жалкий и отвратительный».

Она швырнула ему рубашку, и он, поймав, прижал ее к груди.

— Ты сам сделал себя таким. И почему ты всегда в черном? Нет никакой необходимости всем показывать, какой у тебя характер.

Брэм, не давая себе труда застегнуть пуговицы, набросил рубашку и жилет. Схватив сюртук, он сунул в карман галстук и, подобрав с пола сапоги, направился к двери.

— Спокойной ночи, Розамунда.

Однако, приоткрыв дверь, он остановился. Брэм знал людей, которых не интересовало ничего, кроме расчета, выгоды и собственного благополучия. Розамунда Дэвис не принадлежала к ним. Он повернулся, подошел к ней, положил руку сзади на ее шею и затем поцеловал.

Спустя секунду ее губы стали мягкими и раскрылись для поцелуя. Он прижался губами к ее губам, наслаждаясь ее вкусом, ее волнением и страстностью. Затем отступил на шаг.

— Я так и думал, — шепотом сказал он и выскользнул за дверь.

К тому времени, когда Брэмуэлл привел в порядок свою одежду, забрал коня и отправился через Чипсайд в заведение «Иезавель», было уже несколько минут третьего. В таком состоянии ума он бы предпочел избежать разговора с Кингстоном Гором, но он прожил более десятилетия, затевая полдюжины интрижек с несколькими женщинами одновременно, ни разу не оступившись. Сегодняшняя ситуация мало чем отличалась от этого.

Кинг сидел за своим обычным столом в глубине слабо освещенной свечами комнаты. Грязный пол, голые доски, раскрашенные дешевыми красками стены, столики, большинство из которых были еще заняты даже в этот Утренний час, — ему всегда нравилось это заведение — «Иезавель». До сегодняшней ночи.

Брэм заметил лица посетителей, сидевших за ближайшим к Кингу столом, вспомнил их имена и больше не обращал на них внимания. У него были враги, и любой из них был бы рад вонзить нож ему в спину или грудь. Но к нему и маркизу, сидевшим за одним столом, ни один разумный человек не рискнул бы приблизиться. Он велел принести бутылку виски и стакан.

— Косгроув, — обратился он к маркизу, — я ожидал, что ты к этому времени будешь занят чем-то. Или кем-то.