Сюзанна Энок - Сердце ждет любви

Она не знала, принять это как оскорбление или как комплимент. И, сидя рядом с Джеймсом, не могла спросить его. Принимая во внимание, что он сделал ей предложение, а она отказала ему, лучше было не трогать эту тему.

Но оставалось что-то, о чем она очень хотела сказать ему, независимо оттого, чем кончится эта история.

— Вы называете Бромли и Уоринга с их семьями вашими друзьями, — сказала она.

Он кивнул:

— Так оно и есть. Я убедился, что благоразумно иметь нескольких близких друзей, на которых можно положиться, чем иметь много таких, кому не могу доверять.

— Я хотела сказать, что… считаю вас моим другом. Брэм широко улыбнулся:

— И я уже решил включить вас в их число, Розамунда.

Роуз ответила улыбкой.

— Я очень рада, — произнесла она, немного успокоившись. — Дружить с мужчиной очень приятно.

— Значит, все складывается к лучшему. — Он помолчал. — Так получилось, что у меня есть ложа в театре «Друри-Лейн», — сказал он спустя некоторое время. — Я не уверен, что вас заинтересует последняя постановка шекспировского «Сна в летнюю ночь», которую дают в четверг вечером.

Роуз не представляла, как вечер в театре может помочь ей вырваться из когтей Косгроува, но даже при этом несколько часов, проведенных в обществе Брэма, выглядели заманчивым искушением. Но не было ли грехом быть таким чертовски привлекательным мужчиной? Ведь ему практически невозможно отказать.

— Надо подумать…

— Это будет завтра вечером, — напомнил ее брат. — В «Иезавели» играют в фараон.

«Роуз, ты ошиблась. Приглашали Джеймса, а не тебя».

— Но, Джеймс, мне бы хотелось попасть в театр, — заявила она жалобным тоном. — Скажи, что пойдешь, тогда смогу и я.

— Ладно, так и быть! — Он погрозил пальцем Брэму. — Но, знаете, я собираюсь спросить Кинга, правдивы ли те сказки, которые вы мне рассказали.

Брэм поднял бровь.

— Я на это надеюсь. Никогда ничего не следует принимать на веру.

На этот раз она подумала, что он обращается к ней, но снова не была в этом уверена. Как бы то ни было, это был хороший совет, и она была намерена воспользоваться им. Особенно теперь, когда познакомилась с двумя дамами и их мужьями, и все они знали его лучше, чем она.

Карета остановилась, и Джеймс выпрыгнул, едва лакей успел опустить ступеньки. Роуз встала, но Брэм пересел на ее место, и она снова села рядом с ним.

Он медленно склонился к ней, вдыхая аромат ее волос. Роуз с трудом сдержала пробежавшую по ее телу дрожь.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

— Ты моя единственная девственница, — так же шепотом ответил он. — Сознание этого возносит меня к небесам.

Она прижалась к нему. Та ночь снова обретала свою значимость.

— О, Брэм…

Он коснулся ее руки:

— Хочешь, я прямо сейчас поцелую тебя?

— Да, — выдохнула она.

Брэм взял ее руку и провел губами по внутренней стороне запястья.

— Хорошо, — тихо сказал он, и восхитительная улыбка засветилась на его губах. — Я заеду за тобой с Лестером завтра в семь вечера.

Вероятно, за это время ее сердце успеет наконец обрести свой обычный ритм.

Кингстон Гор бросил посыльному шиллинги, вызвав дворецкого, велел проводить его до дверей. Оставшись один в библиотеке, он снова опустился в глубокое кресло, стоявшее у камина. Значит, Салливан Уоринг приехал в город со своей беременной шлюхой. Единственной причиной, заставившей его сделать это, могла быть нужда Брэмуэлла в подкреплении.

Он приложился к бокалу с абсентом и наслаждался горько-сладким вкусом крепкого напитка, согревавшего его горло. Потом встал и вернулся в освещенную огнем камина гостиную, где оставалась последняя его гостья, принимавшая участие в ленче. Желанная приятная похоть пробудилась в нем, когда она приподнялась с пола и встала на четвереньки, выставляя перед ним округлые гладкие ягодицы и, оглядываясь через плечо, потихоньку наблюдая за ним.

— Надеюсь, у вас было важное дело, — сладким голоском сказала она, облизывая губы, когда он снял халат.

— Не такое, которое требовало бы моего присутствия, Миранда, — ответил он, становясь на колени позади леди Экли и грубо входя в нее. — Нам надо кое-что обсудить, — проворчал он, продолжая свое занятие.

Так… У Брэмуэлла появились союзники. Он без них тоже не обойдется.

Брэм расхаживал по своей библиотеке в Лаури-Хаусе. Это была самая любимая комната его отца, поэтому Брэм отправил половину книг на чердак, объявив, что сжег их. И заменил книгами по эротике в живописи и скульптуре, большая часть которых была привезена из Индии и стран Востока. Герцога чуть не хватил апоплексический удар в тот последний раз, когда он посетил этот дом, стоивший ему немыслимых трудов и расходов, затраченных на него.

Брэм остановился перед старинной акварелью, на которой были изображены мужчина и женщина в позе, которую Шекспир называл «животным с двумя спинами», и нахмурился. Для чего, черт побери, все это было нужно? Конечно же, он никогда не будет принимать Розамунду в этой комнате. Кроме показной непристойности, эта экспозиция свидетельствовала о незрелости и неразвитости ума. Бессмысленное изображение извивающихся и совокупляющихся тел. Он не хотел, чтобы она увидела такое изображение секса, без сомнения, волновавшее Косгроува. Да он и сам еще недавно не без любопытства разглядывал эту «живопись».

Он остановился, размышляя, сможет ли когда-нибудь Розамунда увидеть его библиотеку, затем подошел к двери и распахнул ее.

— Хиббл!

Дворецкий поспешно поднялся по лестнице.

— Да, милорд?

— Принеси сюда несколько ящиков и пришли пару лакеев.

— Вы собираетесь убрать и остальные книги?

Не послышалось ли ему неодобрение в голосе проклятого дворецкого? Обычно ему нравилась пуританская сдержанность Хиббла, но только в тех случаях, когда он преднамеренно вызывал его недовольство.

— Я верну сюда книги с чердака. Ведь это все же библиотека, а не… музей человеческой похоти.

— Именно так, милорд. Я сейчас же распоряжусь, чтобы ящики вынесли вниз.

Не ожидая помощи, Брэм сбросил сюртук и начал складывать картины, рисунки и статуэтки на рабочий стол у стены. Одно время герцогу принадлежала великолепная статуэтка бирманского бога плодородия, и Брэм каждый раз с раздражением смотрел на эту идиотскую фигурку, когда его вызывали в кабинет Левонзи на расправу. Вот до чего он дошел, окружив себя подобными вещами. Кому именно он хотел досадить?

— Господи, да ты становишься пуританином!

Брэм резко повернулся и увидел в дверях Салливана Уоринга.

— Кальвинистом, — поправил он, продолжая снимать вещи с полок.

— Еще хуже, — сказал, входя в комнату, Уоринг. — Я заехал узнать, где ты будешь сегодня вечером. Вот уж не ожидал застать тебя дома… украшающим комнату.

— Наоборот. Снимающим украшения.

— Я вижу. Почему?

— Потому что мне так хочется. Ты же знаешь, я всегда делаю то, что хочу.

Появились два лакея, которые волокли ящики с книгами. Хиббл не тратил время понапрасну.

— Поставьте их у окна и принесите остальные, — решил Брэм. — Мы сложим в пустые ящики всю эту дурацкую эротику.

Как только слуги вышли, Салливан подошел к нему:

— Не из простого любопытства, но скажи мне: почему ты убираешь все это?

— Мне нравится скульптура из Непала, а все остальное — к чертям.

Его друг взял маленькую фигурку девушки с осликом и поставил ее на стол.

— Для человека, который прислал мне полбиблиотеки эротических рисунков, это несколько… необычно. Если только ты не собираешься отправить все это к герцогу. Я угадал?

Брэм помолчал. Идея была неплохая. Это ужасно возмутит Левонзи, но и даст ему понять, что эти предметы убрали из библиотеки в Лаури-Хаусе.

— Нет. Они отправятся на чердак, а потом я распродам их.

— Почему?

— Они мне надоели.

— С каких это пор?

— Ты не умеешь быть любопытным, Салливан. Я просто решил поменять обстановку. В этом нет ничего особенного.

Салливан поставил на стол еще одну статуэтку.

— Почему бы нам не сесть и не выпить бренди? — предложил он.

Брэм подошел к двери одновременно с одним из лакеев.

— Я занят, — коротко сказал он, не зная, как избавиться от ощущения беспокойства, пронизывающего даже его кожу. Оно было неприятно и не давало ему покоя. — Я не собираюсь выкладывать тебе все, что у меня на сердце, ибо мы оба знаем, что у меня его нет.

— Разве? Но мне кажется, его сумела отыскать леди Розамунда Дэвис?

Брэм на мгновение замер. Он думал, что ведет себя в этом деле разумно, но Салливан знал его лучше, чем другие. Опершись руками на стол, он наклонил голову.

— Она завладела мной, — прошептал он, не зная, услышал ли его Салливан. Его друг тяжело опустился в кресло.

— Не ожидал этого, — сказал Уоринг.

— Я тоже. — С тяжелым вздохом Брэм вытряхнул на пол содержимое ящика и начал бросать в него произведения непристойного искусства. — Если ты сделал женщине предложение, а она тебе отказала, то, я полагаю, правильной реакцией будет пойти по шлюхам, и пьянство сведет тебя в могилу. А я, кажется, занимаюсь уборкой. — Ответом ему было молчание, нарушаемое лишь стуком вещей, которые падали в ящик.

— Ты сделал ей предложение? — хриплым голосом спросил Салливан.

— Да. Но поскольку я не слишком преуспел с Косгроувом, то предложил или помочь выплатить семейный долг, или умыкнуть ее в безопасное место.

— Черт, я должен выпить.

— Я тоже.

Пока Салливан наливал им обоим виски, Брэм впустил в комнату лакеев с книгами и снова отослал их. Ему не хотелось сейчас вести никаких задушевных разговоров, когда его душу охватило смятение, а мозг отказывался принимать разумное решение.

Салливан подал ему бокал и хотел усадить в кресло. Но Брэму не сиделось, он стал шагать по комнате, пытаясь собраться с мыслями, понять, что делать дальше. Единственное, что могло бы помочь, — это свидание с Розамундой, а он не мог каждую ночь врываться в ее спальню.

— Что ты собираешься предпринять?

— Изменить ее мнение обо мне.

— А если не удастся?

Удастся. В этом он был совершенно уверен.

— Тогда я отвезу ее куда-нибудь подальше на север и помогу найти работу, о чем она меня и просила.

— Ради Бога, Брэм! В любом случае ты переходишь дорогу Косгроуву. Ты подумал об этом?

— Конечно. Я даже предупредил его, чтобы он оставил ее в покое, что уже само по себе было объявлением войны. Он будет дураком, если попытается победить меня, встретившись лицом к лицу. Поэтому, полагаю, попробует сделать что-то исподтишка. — Брэм оглянулся. — Может, ты захочешь уехать и увезти жену домой, пока ничего не случилось? И предупреди Фина. Зачем вам втягиваться в мои проблемы?

— Значит, мы должны бросить тебя одного? Брэм пожал плечами:

— Я бы так и поступил.

— Черт меня побери, если сделал бы. — Салливан вздохнул. — Когда я получил записку Фина, я смекнул: это как-то связано с тобой и Черным Котом. Я уже подумывал, не сидишь ли ты в Олд-Бейли, и мне тогда придется ограбить чей-нибудь дом, чтобы убедить власти в твоей невиновности.

— Тебе следовало бы попытаться сделать что-то более оригинальное, — ответил Брэм, изображая улыбку. — Что-нибудь вроде Гая Фокса и взрывчатки.

— Они смогли бы похоронить то, что от нас всех осталось, хотя бы в маленьких гробах.

— Точно. — Помолчав, Брэм взглянул на друга: — Тебе никогда не нравился Косгроув, и я… был почти уверен, что вернусь обратно к нему, потому что вы с Фином заняты другими делами. Что бы он ни попытался сделать, это моя собственная вина, я влез уже по уши в эту историю. Я не хочу твоей помощи, Салливан, у тебя свои заботы.

— Правильно замечено. Так что же ты предпримешь? Я до сих пор не понял.

Нахмурившись, Брэм отодвинулся от стола.

— Послушай меня, дружище. Может, я сам не знаю, что делаю, но вы не участвуете в этом. Ни ты, ни Финеас. Так что до свидания. Возвращайся к своей жене, и подумайте с ней над именем ребенка. Я же вполне удовлетворен тем, как назвали меня.

— Я никогда не обременю дитя таким ужасным именем. — Явно недовольный, Салливан встал и подошел к двери. — Я некоторое время проведу в Лондоне, посмотрю город и, может, подготовлю одну или две лошади на продажу. Говорю это, чтобы ты просто знал.

— Ладно, перед твоим отъездом мы должны все вместе пообедать.

— Обязательно.

С этими словами Салливан вышел из дома. Брэм взял бокал с виски и допил.

Оставалось двенадцать дней до того, как Косгроув объявит о своей помолвке. Вероятно, следовало заняться чем-нибудь еще, кроме уборки. Но совершенно непонятно почему это тоже казалось ему важным. Возможно, если бы он расчистил хаос, каким была его жизнь, то смог бы сделать это и со своей головой. В то же время у него было ощущение, что этим он только освободит место для мыслей о Розамунде.