Джоан Хол - Сердцу не прикажешь

Ничего, осталось ждать совсем недолго, думал Лукас. Выйдя из машины, он протянул ключи швейцару. Скоро станет ясно, что угрожает этой самой репутации.

— Растрата!

Фриско ходила взад-вперед по шикарному, зеленого цвета ковру в щегольском кабинете отца, ходила так давно, что ворс под ее ногами примялся и на ковре образовалась широкая неровная тропинка. Сложенные на груди руки отказывались лежать спокойно, Фриско постоянно оглаживала ладонями предплечья, желая справиться с нервным ознобом. Она поеживалась при каждой молнии, вздрагивала при всяком раскате грома.

— Ну, я не стал бы на твоем месте употреблять слово «растрата», — робко заметил ей Гарольд. — А то послушать тебя… послушать… звучит как, я не знаю…

— Как преступление? — подсказала Фриско, поворачиваясь в сторону огромного окна, занимавшего практически всю стену.

— Ну, что-то в этом роде.

Фриско повернула голову и в отчаянии уставилась на отца. За окном сверкнула очередная молния, и Фриско поежилась.

Никогда прежде она не боялась молний, и грозы ее совершенно не волновали. А порой и приятно возбуждали. Но сегодня она была вне себя.

Фриско оставила свой офис около полудня, как и обещала, и всю оставшуюся часть рабочего дня провела в бухгалтерии отцовской фирмы, проверяя отчетность по финансам. Конечно же, у нее было слишком мало времени, чтобы спокойно и вдумчиво пройтись по всем компьютерным файлам, однако и просмотренных материалов было более чем достаточно, чтобы понять: давно и усердно отец подворовывал деньги, принадлежавшие компании.

И ведь только вчера у него хватило мужества признаться, что он попал в неприятнейшую ситуацию! Фриско нервно передернула плечами. Он хоть понимает, что может оказаться за решеткой?

Отчаяние охватило ее существо: перед ней стоял тот самый человек, которого она с детских лет привыкла считать самим совершенством. Боже, как же все-таки непросто становиться взрослой!

— Видишь ли, папа, я просто называю вещи своими именами, — усталым голосом сказала Фриско. — Ты совершил растрату, а растрата — это уголовно наказуемое деяние, чтоб ты знал. Не зря растрату называют преступлением «белых воротничков». За такие дела тебя элементарно могут упечь в тюрьму.

Гарольд попытался было что-то возразить, откашлялся, сглотнул, затем вновь откашлялся, на сей раз громче.

— Я… я… Твоя мать… Я не имею права оказаться в тюрьме! Пойми же, Фриско, если меня упекут, что тогда будет с твоей матерью?

— Это разобьет ей сердце! — с ненужной откровенностью выпалила она.

Отец вздрогнул, в глазах его появилось затравленное выражение.

— Я обязан что-то предпринять. Хоть что-нибудь! Должен ведь существовать ну хоть какой-то выход из этого положения. — Он облизал пересохшие губы и огляделся, как если бы пытался именно тут, в своем кабинете, отыскать место, где можно было бы пересидеть неприятности.

Фриско беспомощно посмотрела на него. Чувство жалости боролось в ней с чувством гадливости. Господи, ну как он мог так поддаться своей слабости.

— Ну так что же мне делать? — воскликнул он, явно начиная паниковать. — Помоги же мне как-нибудь замять это дело!

— Замять, говоришь? Видишь ли, папа, единственный способ замять содеянное — вернуть те суммы, которые ты прежде брал со счетов фирмы.

— Но у меня просто нет таких денег!

— Хочешь сказать, что ты все эти деньги проиграл, так?

— Д-да, — еле слышно произнес он.

— Проиграл такие огромные суммы и все-таки не смог отказаться от игры? — От ярости она едва не задохнулась. — Все эти деньги остались в казино? Я правильно понимаю ситуацию?

— Да, да! Я все это уже сам говорил тебе вчера. — Он выглядел затравленным, готовым пойти на что угодно.

— Ты также говорил, что брал деньги со счетов компании, — жестко напомнила она. — Я думала — хотела верить, что ты брал деньги в виде кредитов для компании. Мне и в голову не могло прийти, что ты был способен просто взять деньги компании. — Ее просто захлестывал гнев. Ее отец — поверженный кумир. — Черт возьми, папа, это ведь не твоя фирма, чтобы так вот запросто запускать руку в ее кассу. Это фирма мамы! Ты не просто брал — ты воровал!

— Понимаю, все понимаю… — Он прикрыл глаза. — Ну и что же все-таки теперь делать?! К кому еще я могу обратиться за помощью?

— Ты должен все ей рассказать.

При этих словах Фриско он немедленно раскрыл глаза: в его взгляде явно читался страх.

— Рассказать твоей матери? Но я не могу. Я…

Она не дала ему договорить.

— Ты должен пойти и все ей рассказать. Ты обязан сделать это. И тут я тебе не помощник. Все что у меня есть, так это фондовые акции и немного своих личных сбережений. И тебе это отлично известно. Другое дело — мама. У нее достаточно средств, чтобы возместить недостающие на счетах фирмы суммы.

— Я не могу сказать ей, — возразил он. — Я себе представить это не могу. Ты хоть понимаешь, какой для нее будет удар?!

— Знаю, и все-таки тебе придется это сделать. — Фриско тяжело вздохнула. Она была очень обижена — не за себя, за мать, единственная вина которой заключалась лишь в том, что она очень уж сильно любила, не сомневаясь ни в чем и никогда не задавая вопросов. — Других вариантов я просто не вижу, папа.

— Но и это не вариант, — сказал Гарольд, подойдя вплотную к дочери и уставившись в окно. — Да и времени уже совершенно нет. Завтра в девять утра тут будет Лукас Маканна. Говорят, он всегда пунктуален, никогда не опаздывает.

Лукас Маканна. Фриско совершенно позабыла о нем. Впрочем, это и неудивительно, если учесть, сколько всего произошло сегодня.

— Тогда отмени встречу, — нетерпеливо сказала она. — Перенеси ее на более позднее время.

Не дожидаясь, когда она закончит говорить, Гарольд отрицательно замотал головой.

— Об этом я сам уже думал и утром пытался перенести встречу, звонил ему домой, затем в офис на заводе около Ридинга. Разговаривал с его братом Майклом. Тот сообщил, что Лукас еще вчера, мол, поехал в Филадельфию и что перед отъездом не сообщил, в каком именно отеле намерен остановиться.

— В таком случае, раз уж встречу никак нельзя отменить, ты должен блефовать изо всех сил, разговаривая с этим Лукасом, — посоветовала Фриско. — И ничего конкретно не сообщай ему до тех пор, пока не переговоришь с матерью.

— Блефовать с Маканной?! — недоуменно переспросил он, как если бы она предложила ему вытащить из-за спины крылья и лететь, подобно птице. — Ты, должно быть, просто шутишь?

— Кто бы он ни был, папа, он такой же человек, как и все, — и Фриско махнула рукой, давая понять, что особенно робеть перед Маканной не имеет смысла. — И, кроме того, у тебя ведь нет иного выхода, — напомнила она отцу, — ты ведь сам говоришь, что избежать встречи никак нельзя.

— Ну хорошо, — сказал Гарольд, хотя вид его говорил о прямо противоположном. — Но одному мне с ним не управиться. Нужно, чтобы ты присутствовала при нашем разговоре.

— Я?! — она отчаянно замотала головой. — Чем же я смогу тебе помочь?

— Ты окажешь мне моральную поддержку. — Гарольд схватил ее за руку и просительно заглянул в глаза дочери. — Фриско, я прошу тебя.

Что ей еще оставалось делать? Правый или виноватый, хороший или плохой, сколь угодно глупый и нерасчетливый, он тем не менее оставался ее отцом. И Фриско любила его.

— Хорошо, папа, я буду рядом с тобой.

— Ну вот, теперь вы все знаете. — Тим Дженкинс, он же бухгалтерская крыса, поднял глаза от широкогорлого бокала с бренди и посмотрел на Лукаса.

— Хммм… — промычал Лукас, проглатывая коньяк. Прежде чем проглотить, он долго катал напиток во рту, наслаждаясь его букетом. — Значит, говоришь, получается так, что Стайер не только говенный бизнесмен, но еще и вор вдобавок?

— И, похоже, к тому же паршиво играет на торгах, это тоже не забудьте, — напомнил Тим и с наслаждением вдохнул аромат бренди, согретого в руках.

Лукас ухмыльнулся.

— Не забуду. Прежде чем заявиться к нему в офис, я заранее все разузнал о его так называемых потерях на торгах.

— В этом я не сомневался. — Тим поежился и сделал большой глоток. «Ну и жуткая улыбочка у этого парня, прямо не по себе делается».

Лукас прищелкнул языком.

— Что ж, ты отлично справился с работой, Тим. Я очень признателен тебе.

Тим попытался улыбнуться боссу, но на лице его появилось лишь жалкое подобие улыбки.

— Теперь я могу отправляться домой? Потому как в противном случае жена и дети вообще позабудут, как я выгляжу.

Лукас рассмеялся. Смех его звучал негромко, но в нем чувствовалась страсть. По мнению некоторых женщин, у Лукаса был дьявольски сексуальный смех.

— Да, можешь отправляться домой. И ни о чем не переживай. Трейси и детишки сразу вспомнят тебя, как только ты заявишься домой с подарками. Я распорядился, чтобы к твоему жалованью добавили недурственный бонус.

— Спасибо, Лукас. — Хотя Тим был явно польщен, он вовсе не казался удивленным, и это было вполне понятно. Он много лет работал на Лукаса Маканну и знал размеры, до которых может простираться щедрость хозяина в случаях, когда тот бывает доволен чьей-то работой. Впрочем, Тим также отлично знал и размеры гнева, когда Лукас бывал недоволен.

— Если вы не против, то после ужина я сразу бы и отправился к себе.

— Вообще-то я заказал для тебя номер здесь же, в этом отеле, — Лукас пожал плечами. — Но если хочешь отправиться домой, я ничего не имею против. — Он улыбнулся мягкой понимающей улыбкой. — С тех пор как ты в последний раз был дома, прошло и вправду немало времени. И никакого при этом женского внимания, так ведь?

Тим поежился.

— Именно так, шеф. Слишком много прошло времени, и никакого внимания. Не терпится увидеть семью.

Лукас приветственно поднял свой бокал.

— В таком случае будем считать, что все текущие дела мы уже закончили. Очень признателен за все, что ты для меня сделал. Поднимайся и ступай к Трейси и детишкам.

— Как скажете, босс. — Тим допил оставшееся в бокале бренди и поднялся из-за стола. — Еще раз спасибо за все.

— Да, между прочим… — произнес Лукас, вынуждая Тима замереть в полушаге от стола. — Очаровательной супруге передавай от меня привет.

— Непременно передам, — пообещал Тим. — Доброй вам ночи, сэр.

Проводив Тима взглядом, Лукас подумал о том, что у него еще масса дел сегодня.

Опустив пустой бокал на стол, он расплатился по счету за ужин и покинул ресторан.

Нужно было позвонить в Атлантик-Сити одному парню, у которого тесные связи с казино и который в неоплатном долгу перед Лукасом.

На губах Лукаса играла едва заметная улыбка, когда он вышел из лифта на своем этаже. Улыбка относилась к тому, что в кои-то веки он намеревался звонить за счет абонента.

— Стайер? — не слишком веселый смех раздался в телефонной трубке, которую Лукас плотно прижимал к уху. — Да едва ли отыщется тут хоть один человек, который не слышал бы о нем.

— Стало быть, он уже сумел прославиться? — уточнил Лукас, наслаждаясь тем приятным чувством, которое возникает, когда сбываются предположения.

— Если без экивоков, то он клинический идиот. Совсем не понимает, когда нужно выходить из игры. — И вновь в ухо Лукаса потек смешок собеседника. — Черт, если бы ты только видел, как он делает ставки! Таким, как он, вообще следовало бы запретить приближаться к столу. Но никогда не ссылайся, если будешь повторять мои слова, на меня. Иначе я вынужден буду сказать, что в жизни подобного не произносил.

— И в голову не придет, — добродушно протянул Лукас. — И насколько же глубоко увяз наш общий друг?

— Тут на миллион, и еще на полмиллиона в одном заведении. — Чуть посмеявшись, он продолжил: — Но я знаю еще парочку казино в Лас-Вегасе, которым он также задолжал в общей сложности под три четверти миллиончика.

— Значит, всего около двух миллионов?

— Я бы даже сказал, почти что три. Хочешь, чтобы я выяснил поточнее?

— Это не обязательно. Для меня ориентировочной цифры вполне достаточно, — заверил его Лукас. — Спасибо, дружище.

Положив трубку, он прищелкнул языком, как бы отмечая ту прихотливую идею, которая только что пришла ему в голову.

Что ж, пришло время точить нож для кастрирования.

— Лукас! Входи же, входи и познакомься с моей дочерью.

Фриско была напряжена, что свидетельствовало о ее раздражении. Во-первых, отец так и не рассказал матери о случившемся. И, во-вторых, она считала, что отец выбрал неправильный тон для начала разговора.

Стоя возле окна, повернувшись спиной к офису, она попыталась собраться, придать своему лицу бесстрастное выражение. Только почувствовав себя готовой, Фриско обернулась, чтобы взглянуть на легендарного человека.