Мари-Бернадетт Дюпюи - Сердцу не прикажешь

Александр не проронил ни звука. В горле стоял ком невысказанных извинений.

Вспомнилось все – горе, разочарование, ощущение, что отныне все потеряно, приступ депрессии, желание покончить с жизнью.

Теперь Элен страшно злилась на себя за то, что поступила так легкомысленно и даже не подумала о дочери, которой необходима и которая ей дороже всего на свете…

Чувство вины сменилось решимостью сохранить то, что имеет. Она станет самой ответственной и заботливой матерью, и их с дочкой жизнь будет светлой и счастливой!

Самочувствие молодой женщины быстро улучшалось. Она изображала слабость только для того, чтобы не разговаривать с Александром, которого теперь ненавидела всеми фибрами души.

Да и что она могла ему сказать? Она хотела бы забыть этого человека и все, что когда-либо было с ним связано.

Но теперь игнорировать его было трудно: он постоянно был рядом, навязывал ей свое присутствие, следовал за нею, как тень. И вызывал брезгливую жалость своей печальной физиономией и исполненными раскаяния речами.

В машине скорой помощи, на которой Элен должны были отвезти домой, он сел с ней рядом, и она не стала возражать.

– Я побуду с тобой еще день или два, – сказал он. – На случай, если что-то понадобится. Потом, когда силы к тебе вернутся, мы сможем обо всем поговорить. И, если ты велишь мне уйти, я уйду.

Элен ничего на это не ответила. Она смотрела куда-то мимо него. Быть может, в будущее?

На третий день пребывания дома, под сенью старых и узловатых, усеянных плодами яблонь, Элен решила наконец заговорить с Александром. До этого момента она пряталась за стеной молчания, хотя прекрасно отдавала себе отчет в том, что только усугубляет ситуацию, которую так или иначе придется разрешить.

Александр помог ей устроиться в шезлонге. На улице было тепло, через нежно-зеленую канву листьев пробивались солнечные лучи, и Элен могла сколько угодно любоваться яблоками – пусть маленькими, зато многочисленными и радующими глаз.

А ведь она могла и не попробовать сидр нового урожая… Эта мысль ужаснула Элен.

И виноват во всем вот этот мужчина, сидящий сейчас на траве у ее ног!

В голове возникла ассоциация: Александр сейчас похож на бродячего пса, который признал в ком-то хозяина, и у этого кого-то рука не поднимается его прогнать – настолько он жалок.

– Александр, я тебя ненавижу!

Мужчина вздрагивает…

– Да, я тебя ненавижу! Как только мне станет лучше, я сама подам на развод!

Он смотрит на нее, и в его черных глазах стоят слезы.

– Элен, послушай… Мы можем все начать сначала.

– Не думаю, что…

– Нет, не перебивай… Это я согрешил, и мой грех – эгоизм, гордыня, но хуже всего то, что я потерял надежду. Надежда есть всегда.

Элен долго не сводила с него глаз. Пыталась казаться надменной, отстраненной, однако в голосе ее все равно слышался трепет неуверенности:

– Ты сам сказал, что никогда не сможешь меня простить.

– Нельзя было выражаться так категорично, я был неправ. Когда я это говорил, у меня не было такой уверенности, какая есть сейчас. Я до сих пор презираю себя за то, что осудил тебя так эгоистично и так субъективно. Но у нас еще будет время об этом поговорить. А пока позволь мне за тобой поухаживать – сейчас это самое важное.

– Еще одно, Александр… Я думаю, ты вернулся только ради дочки!

– Вероника еще какое-то время побудет в доме своего крестного. Я ее до сих пор не видел…

Это была ложь. Когда в больнице Элен спала, он не смог устоять перед искушением прогуляться к дому Бернара и Сандрин.

И ему повезло: в саду он увидел очаровательную маленькую брюнетку трех лет от роду, занятую своими игрушками. Сердце едва не выпрыгнуло из его груди. Постояв с минуту у ограды, Александр пошел дальше.

Словно размышляя вслух, он проговорил:

– Но, конечно… Конечно – что? Теперь я не смогу жить так, как раньше. Даже если бы хотел.

Александр чувствовал, что готов на любые жертвы.

Проходили дни. Александр полностью посвятил себя уходу за Элен. Занимался домом, ездил за покупками. Его место – здесь, он это чувствовал.

Решение было принято – в Африку он больше не поедет. Даже если Элен не захочет больше с ним жить – и кто ее в этом упрекнет? – он все равно останется в Ульгате. По меньшей мере сможет видеть, как растет его ребенок…

Элен принимала знаки внимания с его стороны молча, безучастно. Хотя нет, временами у нее все же вырывалось:

– Я ненавижу тебя, Александр, что бы ты ни говорил и ни делал!

Он не отвечал. Принимал как должное и только горбился сильнее… Поздно вечером он стелил себе в коридоре матрас, чтобы услышать, если она позовет, чтобы не пропустить ни шороха…

Однажды ночью он внезапно проснулся и услышал, что Элен кричит в своей комнате. Вернее, это были разрозненные, приглушенные возгласы. Он подошел к двери, прислушался. Понять смысл ее слов оказалось нетрудно: «Останься… Нет! Останься… Вероника и я… Алекс… нужен мне…»

Он вошел в спальню.

Лежа поперек кровати, Элен металась под одеялом. Глаза закрыты, длинные пряди прилипли к мокрым от пота щекам… Было ясно, что в душе ее происходит мучительная борьба.

Растроганный ее очевидной уязвимостью, Александр подошел, обнял ее осторожно, нежно, и стал баюкать, стараясь при этом не разбудить. Прошептал ей на ухо: «Я с тобой навсегда! Я люблю тебя. Мы еще обязательно будем счастливы, я тебе обещаю».

«Я люблю тебя» он повторил много раз, чтобы смысл этих слов проник в затуманенное сознание его обожаемой Спящей красавицы. Лицо Элен постепенно прояснилось, она расслабилась, пальцы отпустили то порождение кошмара, которое, как ей казалось, она только что крепко сжимала.

Александр уложил ее поудобнее и тихонько вышел. Сердце его гулко стучало от радости. Он знал теперь, что Элен до сих пор его любит. Значит, остальное – только вопрос времени. И он будет ждать, сколько потребуется, – месяцы, годы…

Бернар ежедневно приходил проведать больную. Александр, которому не терпелось познакомиться с маленькой Вероникой, однажды все-таки задал ему вопрос:

– Когда наконец я смогу ее увидеть?

Бернар знаком попросил его говорить тише.

– Очень скоро. Нужно подготовить малышку к знакомству с папой…

Уже на следующий день доктор позвонил в дверь и вошел, не дожидаясь ответа, как уже привык делать.

Бернар вел за руку очаровательную девочку с черными кудрявыми волосами и большими черными глазками.

– Мамочка!

Услышав голос дочери, Элен выбежала ей навстречу так стремительно, словно была совсем здорова.

– Мое золото! Какой сюрприз! Твой крестный не сказал, что вы придете!

– Ты уже поправилась?

– Да, любовь моя! Сразу, как только тебя увидела!

Она подхватила девочку на руки и, смеясь, закружила по комнате.

– Я думала, ты приведешь Веронику не следующей неделе, – сказала она Бернару.

Тот подмигнул Александру:

– Она просилась к маме! И я решил, что чем раньше вы увидитесь, тем будет лучше для вас обеих. И еще для кое-кого…

Александр глаз не мог отвести от своей дочурки, а та взирала на него очень серьезно и молчала. Это было его дитя, плоть от его плоти, желанный плод их с Элен любви! Дар Господа, который он не смог принять, потому что был в то время от них далеко…

Поужинали втроем. Элен оживленно болтала с дочкой, и моментами Александру даже казалось, что они – счастливая семья и все у них замечательно.

За десертом Вероника наконец спросила своим звенящим голоском:

– А правда ты – мой папа?

– Правда, – ответил Александр, силясь справиться с волнением.

– И ты уезжал далеко?

– Очень далеко.

– За море?

– За море, – улыбнулся Александр. – Но только не за наше. За другое море.

И тут же последовал новый вопрос:

– Мы завтра пойдем?

– Куда, Вероника?

– На море. С мамой!

Александр наклонился и провел кончиками пальцев по нежной щечке ребенка.

– Сейчас мама уложит тебя спать, а потом мы пойдем на море. Возьмем сандвичи и устроим на пляже пикник! А если погода будет теплая, как сегодня, то будем купаться.

– С мамой? – уточнила девочка.

Александр посмотрел Элен в глаза, и молодая женщина не отвела взгляд. Тогда он взял ее руку, поднес к губам, потом перевел взгляд на дочку. Он и сам не знал, кого сейчас обожает больше.

– Конечно с мамой! – сказал он.

«Какие бы страсти ни будоражили людей, здесь живущих, Вендури остается все таким же прекрасным», – так думала Элен, несмотря на свое горе. Напоенный свежестью воздух, яркое небо, великолепные пейзажи оставались неизменными. Городок словно купался в пурпурном с золотыми отблесками свете, и его черепичные крыши, казалось, притягивали к себе всполохи заходящего солнца. За домами раскинулся лес – мирная симфония глубоких оттенков зеленого и деликатного сиреневого… На пылающем горизонте вырисовывались розоватые с фиалковым отливом вершины массива Эстерель – темные каменные кружева, величественные в своей неизменности.

Элен не уставала любоваться этой знакомой, дорогой ее сердцу картиной. И все же только событие исключительной важности могло привести ее в Дё-Вен еще до начала летних каникул.

Отец попросил ее приехать как можно скорее, потому что знал: жить ему осталось недолго. В мир иной он отошел, держа дочь за руку, – спокойным и счастливым. Для Элен же эта потеря стала новым большим горем, но она уже привыкла страдать, и это было как бы в порядке вещей.

* * *

Человек переменчивого нрава, способный быть резким и безразличным, Анри Монсеваль сильно переменился после смерти супруги. В последние годы они с Элен сблизились, и он бывал очень рад, когда в августе они с Вероникой приезжали в Дё-Вен погостить. Анри Монсеваль покинул этот мир со спокойным сердцем и с именем жены на устах – ему не терпелось воссоединиться с ней. Все годы его вдовства дом полнился воспоминаниями об этой замечательной женщине, к сожалению, преждевременно ушедшей…

Через приоткрытое окно в комнату проникал сладкий аромат июньских роз. Франс так любила розы… Их насыщенный запах вызвал в памяти Элен образ матери. Утонченная, хрупкая и элегантная, некогда звезда оперной сцены, Франс долгое время была душой этого дома, и его стены и сад навсегда сохранят память о ней…

Особняк Дё-Вен стоял на холме, с которого был виден весь городок. Сидя на террасе, Элен какое-то время смотрела на церковную колокольню, а потом закрыла глаза и, подставив лицо теплому ветерку, прислушалась к стрекоту сверчков. Все вокруг навевало воспоминания – и давние, и сравнительно свежие.

На похороны отца собралось не много людей, и это несмотря на то, что он столько лет был самым уважаемым ветеринаром в регионе. На кладбище Элен не единожды ловила на себе чей-нибудь неприязненный взгляд. Сколько еще времени пройдет, прежде чем эти люди перестанут видеть в ней только виновницу позорного скандала?

Она явственно ощущала их презрение, смешанное с любопытством, услышала несколько обращенных в ее адрес колких фраз. Элен не раз задумывалась о том, не перебраться ли их семье в дом, где прошло ее детство, но потом вспоминала, как к ней относятся земляки, и ставила на задумке крест. Для них Элен останется грешницей, совратившей священника, в этом не приходилось сомневаться…

– И что же я получила в итоге? – грустно спрашивала она себя, вглядываясь в закатное небо.

Она скрыла от отца правду о своих отношениях с Александром. Анри Монсеваль, как и многие, считал, что в семье дочери все прекрасно. Элен же кусала губы, думая о том, как все обстояло в реальности. Вот и сейчас мысли ее невольно возвращались в недавнее прошлое…

Сколько времени прошло с тех пор, как Александр вернулся? Скоро уже два года. Два года лжи и притворства! Ненависть, которую она испытывала к нему после своей попытки самоубийства, понемногу утихла, переросла в своего рода болезненное безразличие. И все же оба супруга старательно играли свои роли – ради Вероники, которая так радовалась, что у нее теперь есть папа!

Но ряд условий Элен все же выдвинула. В интересах ребенка они с Александром будут жить в одном доме и изображать дружную семью, но не более того. В итоге Александр спал на чердаке, перестроенном под музыкальный класс, на раскладной кровати, которую убирал каждое утро. Обо всех этих семейных обедах в их домике в Ульгате и пикниках на пляже, обо всех этих полдниках и вечерних трапезах с непременным участием Вероники Элен вспоминала с болью – до того это напоминало ей плохо разыгранную комедию. Но стоит ли омрачать радость девочки? Не лучше ли и дальше скрывать свои настоящие чувства?

Для Вероники Александр сумел стать ласковым, внимательным и заботливым отцом. Элен ясно видела, что он искренне раскаивается и делает все, чтобы жене и дочке было с ним хорошо. Даже Бернар временами защищал его перед Элен. Они с Александром очень быстро подружились, и он с пониманием выслушивал признания последнего, которым, однако, не удавалось растопить холодность Элен.