Мари-Бернадетт Дюпюи - Сердцу не прикажешь

Больше Веронике знать и не следовало. Элен рассудила, что еще слишком рано все рассказывать дочери о прошлом ее отца. Да и как объяснить ребенку, почему целибат, навязываемый Церковью своим слугам, иногда становится причиной серьезных проблем?

Они все так прекрасно поладили, что мадам Руфье, которая была счастлива исполнять роль бабушки, пригласила невестку с внучкой приезжать как можно чаще. Отец Александра, несмотря на слабость, был рад общаться с Веро. С этим величавым седовласым старцем она была неизменно вежлива и ласкова.

На вокзале, когда пришло время прощаться, мадам Руфье взяла Элен за руки:

– Мое дорогое дитя! Вы столько страдали, и я хочу, чтобы мы стали родными друг другу! Мы будем писать нашей Веронике, мы будем ее ждать! Остальные три мои сына живут в разных концах страны, и я вижу их и их детей очень редко. Приезжайте, когда захотите! И, если у вас получится связаться с Александром, скажите, что отец хочет его увидеть! Мы найдем в себе силы его простить, пусть он это знает…

Элен поцеловала свекровь, Веро обняла бабушку своими маленькими ручками. Она так и не осмелилась признаться, что этот край пустошей и горных вершин нравится ей намного больше, чем Шаранта. Она с удовольствием жила бы в Кассисе, но, чтобы не огорчать маму, ничего ей об этом не сказала…

Многие месяцы прошли в покое и умиротворении, они сложились в годы. Элен по-прежнему преподавала игру на фортепиано. Вероника посредственно училась в школе, но подавала большие надежды в своем танцевальном классе. Между Кентеном и Элен установились спокойные взаимоотношения, основывающиеся на взаимопонимании, доверии и нежности.

Вероника в итоге смирилась с присутствием судьи рядом со своей матерью. Объяснения, которые дала ей Элен, были исчерпывающими и искренними:

– Веро, милая, твой отец нас бросил, потому что мы с ним слишком часто ссорились. Когда ты подрастешь и будешь в состоянии понять, я расскажу тебе нашу с ним историю. Но теперь я вольна жить, как считаю нужным. Быть одинокой для женщины тяжело и невесело, уж поверь мне. И ты не можешь не признать, что Кентен прекрасно к нам относится. Однако он никогда не займет место твоего отца, об этом не переживай!

Девочка внимательно ее выслушала, но проницательный взгляд ее черных глаз буквально впился в лицо Элен, когда она проговорила:

– А если папа вернется, что ты станешь делать? Вы ведь так и не развелись… Это Сандра мне сказала! Если ты больше его не любишь, вы должны развестись!

– Мы с этим разберемся. Все не так просто, Веро. И ты прекрасно знаешь, что у меня даже нет его теперешнего адреса!

Для Вероники, которой вскоре должно было исполниться одиннадцать, это был единственный серьезный повод для огорчений – затянувшееся молчание Александра. Конечно, со временем образ обожаемого отца утратил четкость и она вспоминала о нем реже, чем раньше, однако он оставался ее идолом, ее добрый и такой красивый папочка. Узы, связывающие отца с дочерью, оказались куда прочнее, чем подозревала Элен…

Александр на высокой скорости вел машину по дороге на Сен-Этьен. Они выехали из Лиона на рассвете, направляясь в Клермон-Ферран, где планировали провести выходные. Магали давно мечтала увидеть Овернь… Сейчас молодая женщина дремала, подперев голову рукой. На заднем сиденье их сын Клеман крепко спал, завернутый в одеяло, а рядом лежал плюшевый мишка. По радио передавали классическую музыку – одну из симфоний Бетховена.

Александр думал о том, что эту же мелодию когда-то играла Элен. Когда-то… С тех пор прошло уже много времени. И это не в первый раз воспоминания о жене возвращались к нему внезапно – яркие, мучительные. Невзирая на то что он четыре года прожил с другой женщиной, Элен оставалась для него единственной, самой любимой. В это было трудно поверить, однако его любовь к ней была все так же сильна. Что же касается дочери, Александр так по ней скучал, что даже думать о Веронике было для него невыносимо больно. Но вслух он говорил об этом редко. Но и такая сдержанность не могла ввести его молодую спутницу жизни в заблуждение – Магали понимала, что так и не сумела завоевать его сердце.

Простыми их отношения назвать было нельзя. Когда поутихли чувственные порывы, заставившие их броситься друг другу в объятия, угасли эмоции, вызванные появлением на свет малыша Клемана, они продолжали жить вместе, не испытывая от этого настоящей радости. Их отношения нельзя было назвать гармоничными – слишком они оказались разными… Это разница и в возрасте, и во вкусах. Магали хотелось развлекаться, бывать на людях, танцевать, Александр же любил вечером посидеть дома в тишине, с книгой. Только ребенок оставался для них поводом для общения и проявления нежности, и забота о нем их сближала.

Новый вираж… И еще один… Дорога превратилась в серпантин, и Александр все свое внимание сосредоточил на ней. Главным дорогам он предпочитал второстепенные, находящиеся в ведении департаментов, – они позволяли полюбоваться прекрасными пейзажами.

Магали очнулась от дремы и посмотрела на сына. Малыш спокойно спал и улыбался во сне. Этот очаровательный мальчуган трех с половиной лет был единственным, что связывало ее с Александром.

– Клеман спит сном праведника, – с улыбкой сказала она.

– И слава богу! – отозвался Александр. – Поспи и ты, ехать нам еще долго.

– Не хочешь поболтать?

– Нет, я слушаю радио.

Молодая женщина, состроив многозначительную гримаску, пожала плечами:

– А я терпеть не могу такую музыку. Но тебе она навевает приятные воспоминания, не правда ли?

– Умолкни! – устало бросил Александр.

– Ну не сердись на меня, мой котик! Ты не обязан отказываться от своего прошлого, я тебе уже это говорила!

Магали хотела погладить Александра по волосам, но мужчина оттолкнул ее руку, при этом машина вильнула в сторону обочины.

– И прекрати называть меня «мой котик»! Мне это не нравится. И вообще, оставь меня в покое! – вспыхнул Александр.

Внезапно вся тщетность его существования открылась перед ним как на ладони, стоило ему увидеть насмешливую улыбку своей спутницы, которая как раз прикуривала сигарету. Он вспомнил, как был священником, как со спокойной душой читал проповеди в крошечной часовне недалеко от Кассиса…

Это было до Элен, до того, как в его сердце поселилась эта сумасшедшая любовь. Перед внутренним взором замелькали картины: они с Элен в горах Меркантура; Элен в цветастом платье в Ла-Транш-сюр-Мер; они обнимаются на песке, и ощущение экстаза, когда он делает ее своей…

С Магали он тоже познал много волнительных часов, много новых чувственных игр, которыми никак не мог насытиться. Жажда обладания этим соблазнительным телом толкнула его на банальную измену жене, но теперь у них был сын, Клеман, которого Александр любил так же крепко, как и свою Веро.

Александр снова вернулся мыслями к Элен. Незадолго до расставания она хотела родить еще одного ребенка. Должно быть, надеялась на чудо, на то, что это воспламенит их чувства друг к другу. Что с ней теперь? Одна ли она живет или… И Вероника… Этим летом девочке исполняется одиннадцать! Эти вопросы – сколько раз он задавал их себе по ночам, когда не мог заснуть! В первое время он еще писал Элен, но она не отвечала. Потом письма стали возвращаться с пометкой «Адресат больше не проживает по указанному адресу». Александр стиснул зубы. Сидящая рядом Магали что-то тихонько напевала. Она очень изменилась, эта симпатичная учительница из Вальфлора! После рождения малыша она чуть располнела и теперь была не такой кокетливой и ухоженной, как раньше. Впрочем, причиной этого могло быть и то, что денег хватало только на самое необходимое. «Итак, Магали – всего лишь инструмент в руках судьбы, – размышлял бывший священник. – Инструмент, разрушивший хрупкое равновесие, которое мы с Элен старались сохранить ради счастья Вероники…»

Никогда прежде его мысли и чувства не были такими ясными и такими жестокими. Быть может, причина тому – эта светлая и грустная музыка? Она невольно ассоциировалась с Элен. Александр несколько секунд смотрел на Магали, размышляя, стоит ли поделиться с ней своими мыслями. По сути, она хорошая девушка, прекрасно осознает их проступки и проблемы, умеет посочувствовать, всегда готова прийти на выручку…

Истолковав его взволнованный взгляд как призыв, она потянулась к Александру, чтобы погладить его по щеке, а может, и поцеловать. Александр невольно отстранился. Он был слишком поглощен воспоминаниями. Он терпеть не мог, когда его жалели, и ненавидел ласки, которые расточаются в силу привычки, а не как проявление чувств.

– Магали, мне сейчас не до этого!

И он в гневе уставился на свою спутницу. Давний порок, с которым он никак не мог справиться, – склонность к внезапным вспышкам ярости. Элен так из-за этого намучилась… Элен…. Он вспомнил ее плачущей – в тот ужасный день, когда она потеряла их первого малыша. Скорбная, бледная, отчаявшаяся… А он не сумел ее утешить, поддержать. Они утонули каждый в своем горе, мучая друг друга…

Иногда жизнь меняется в считаные секунды: когда Александр снова перевел взгляд на дорогу, ему показалось, что из реальности он перенесся в кошмарный сон. Грузовик занял собой все пространство перед машиной – фары горят, клаксон надрывается… Он услышал пронзительный крик Магали, успел подумать, что она может разбудить Клемана… Клеман, бедный малыш! И больше он уже ничего не слышал и не видел. Небытие… Тишина…

Элен была занята приготовлением чая для себя и дочки. Вне всяких сомнений, это был для обеих самый лучший момент за весь день – момент возвращения домой. Веро расставила на подносе чашки из китайского фарфора, добавила сахарницу.

Их новая квартира с террасой окнами выходила на соседский сад.

– Мамочка, а можно взять к чаю песочные корзиночки с клубникой?

– Конечно, дорогая!

Девочка сделала изящный пируэт, выражая тем самым свою радость. Довольно высокая для своих лет, Вероника была очень красива. Черные волосы стягивала розовая лента, красивый, чуть выпуклый лоб и этот пламенный взгляд темно-карих глаз, который отличает южан…

Элен тоже вышла на террасу. Она чувствовала себя утомленной, что было не удивительно в конце учебного года… Ее ученики в музыкальной школе готовились к праздничному концерту, а Веронике предстояло солировать в танцевальной постановке, организованной ее преподавателем.

– Как ты себя чувствуешь? Готова к выступлению?

– Да, мамочка! И костюм у меня прекрасный. Скажи, а ты не забыла, что десятого июля мы едем к бабушке?

– Сказано – сделано! – пошутила Элен.

Летом в Кассисе, в самом сердце Прованса, мать и дочь бывали с огромным удовольствием. Там их с распростертыми объятиями встречала мадам Руфье… Вероника успела от всего сердца полюбить своих вновь обретенных дедушку и бабушку. А что уж говорить о том, что во время предыдущей поездки она отыскала у них в доме настоящее сокровище – фотографию отца. На этом фото Александру было всего двадцать: загорелый, улыбающийся, он стоял у подножия горы, и его черные волосы развевал ветер… Казалось, что впереди у этого юноши захватывающе интересная жизнь…

Кентен, увидев эту фотографию, уже оправленную в рамку, у Вероники на ночном столике, нахмурился. Его раздражало то, что девочка обожала отца. Однако он промолчал, чтобы ее не расстраивать. Они с Элен были в прекрасных отношениях, молодая женщина казалась счастливой. Чего еще желать? Естественно, он понятия не имел, что творится в душе его спутницы жизни. Ночами она с нежностью отвечала на его ласки, однако это не мешало ей вспоминать, как она страстно отдавалась Александру, таяла в его объятиях, ощущая дыхание вечности, – настолько полным было счастье, взаимным удовольствие, желанным безумство плоти и, в довершение всего, совершенным созвучие душ…

– Мама, в дверь звонят! Можно я доем твое пирожное? Ты же никогда не голодна…

– Конечно доедай, сладкоежка! Только помни: танцовщицам нужно беречь фигуру!

Сопроводив этот маленький укор ласковой улыбкой, Элен встала и подошла к домофону. Из аппарата донесся незнакомый мужской голос:

– Мадам Руфье? Национальная жандармерия!

– Поднимайтесь, пожалуйста!

Элен не скрывала своего удивления. Она представить не могла, что привело к ним в дом жандармов, поскольку не знала за собой никаких проступков. Она встретила двух полицейских на пороге, рассудив, что приглашать их в квартиру не стоит.

– Добрый вечер, мадам! Если не ошибаюсь, вы – супруга Александра Руфье? – с явным смущением спросил тот, что был повыше ростом.

– Да, но мы больше четырех лет не живем вместе.

У Элен мелькнула догадка: Александр как-то раздобыл ее адрес и обратился в суд по поводу опеки над Вероникой. Кентен предупреждал, что такое возможно. Она приготовилась возражать, защищаться, но тут жандарм произнес, старательно отводя взгляд: