Странно было слышать это от молодой жены, да еще спустя три месяца после свадьбы. Но Джеральд был настолько чист душой, что все понял и проникся сочувствием, хотя в просьбе Марсии было что-то обескураживающее. Впрочем, он был готов помочь ей, чем только мог. А это значило, что ему надо говорить Марсии только правду и быть с ней таким же откровенным, какой она была с ним.

Начать было нелегко, но, подумав мгновение, он решился.

— Имя вашего мужа я услышал впервые от его дяди в одной из наших рабочих бесед. Мы тогда вносили дополнения в родословную семьи Грейлингов для справочника то ли Берка, то ли Дебретта, уже не помню точно. Когда я дошел до имени вашего мужа и прочитал «Женился в 1922 году», лорд Грейлинг воскликнул: «Бедняга Малколм! Эта женщина погубила его». Я промолчал, и тогда он добавил: «Когда пьет мужчина, мой мальчик, это плохо, но когда пьет женщина — это катастрофа». Мне запомнился этот разговор, и я обмолвился о нем при встрече с Джоном. Тогда он рассказал мне, что ваш муж служил в дипломатическом корпусе, но вынужден был уйти в отставку из-за жены. Он похоронил себя где-то в глуши, где никто не знал и не слышал о нем. Жена его умерла в январе этого года.

Марсия поднялась.

— Спасибо, что рассказали мне, — промолвила она. — Пятнадцать лет. Не слишком ли долгий срок для несчастливого брака?

Джеральду хотелось бы продолжить беседу с Марсией, побольше узнать о ней, о ее браке, понять, почему она так мало знает о прошлом своего мужа, но он был человеком тактичным и не хотел вынуждать ее к откровенности. К тому же он был добр и благороден и решил, чтобы не расстраивать Марсию еще больше, скрыть от нее свой разговор с ее мужем утром в библиотеке.

В то же время он чувствовал неудовлетворенность от того, что не выполнил свою миссию. Ему не удалось тактично убедить Малколма в том, насколько важно для него занять по праву принадлежащее ему место в жизни графства. Или хотя бы предупредить его, что своим отказом участвовать в благотворительности, политической жизни или даже в деятельности Комитета охотников он наносит оскорбление лучшим чувствам тех, кто на него надеялся.

Марсия, взяв удочку, приготовилась уходить.

— Что за люди живут здесь? — неожиданно спросила она.

Джеральд понял, что его рассказ заставил ее задуматься.

— Очень хорошие, — горячо воскликнул он. — Вам они понравятся, непременно понравятся. Мне бы так хотелось, чтобы вы познакомились с кем-нибудь из них.

Марсия, возясь с корзинкой, где лежал ее улов, подняла голову и посмотрела на него.

— Еще я хотела вас спросить, «положено» или «не положено» знакомиться с фермерами, арендующими наши земли, и теми, кто живет в поместье?

— О, они были бы очень рады, если бы вы это сделали, — искренне ответил Джеральд.

Он не сказал ей, что уже предлагал это ее мужу, но тот резко оборвал его, сославшись на занятость.

— На это вам понадобится довольно много времени, — продолжал Джеральд. — Я мог бы подвезти вас на машине и представить всем. Это очень просто: вы пожмете им руки, вам, возможно, предложат чашку чая. Они ждут от вас этого шага, понимаете?

— Как жаль, что вы не подсказали мне сделать это раньше, — медленно, словно раздумывая, промолвила Марсия. — Знаете, мне никогда не приходилось жить в богатых поместьях и быть в такой роли, и мне бы хотелось многому научиться. Поскольку Малколм занят, я могла бы внести свой вклад.

— Благодарю вас, — горячо поблагодарил ее Джеральд и в искреннем порыве протянул ей руку. Она вложила в нее свою.

Улыбнувшись друг другу, они расстались — Марсия пошла к дому, а Джеральд направился к себе в охотничий домик.

Оставшись одна, Марсия испытала вдруг минутную радость. Она так опасалась, что ее предложение покажется неуместным и будет свидетельствовать о ее полном невежестве.

А мысль посетить соседей уже приходила ей в голову несколько дней назад, когда вспомнилось детство и жизнь в Сомерсетшире. Ферма, где она жила, была частью большого поместья и находилась в двадцати милях от господского дома. Однажды, вернувшись с прогулки, она увидела во дворе высокую средних лет женщину в твидовом костюме, беседующую с женой фермера. Детские впечатления Марсии были настолько сильны, что до сих пор она помнила громкий, звучный голос леди и ее высокий рост. Впрочем, возможно, она показалась высокой из-за низких потолков в доме фермера.

Заметив Марсию, леди спросила:

— А это кто?

Марсия, застеснявшись, опустила голову, а жена фермера поспешила пояснить, что у них живут постояльцы — няня с девочкой. Марсия смутилась настолько, что не решилась поднять глаз, даже когда крепкая рука в красивой перчатке потрепала ее по голове. Потом Марсия видела в окно, как леди уезжала со двора в высокой двуколке. Правила она сама, а кучер в униформе и цилиндре с кокардой уселся на господское сиденье.

Эта маленькая сценка глубоко запечатлелась в детской памяти, и сейчас Марсия связывала это с собой и своими нынешними обязанностями в поместье Грейлинг.

Все, что Джеральд говорил о соседях, было правдой, и упреки имели основание. Но как она могла решить проблему, мучающую ее мужа, как ей вразумить его? Спустя два месяца после бракосочетания выяснилось, что она еще меньше знает Малколма, чем во время их совсем короткой помолвки.

Малколм был исключительно вежлив, когда они встречались за столом, в присутствии слуг, они говорили о самых банальных вещах. Вечера Малколм проводил за письменным столом в библиотеке, а Марсия читала у камина, пока часы не пробьют десять. Тогда они желали друг другу спокойной ночи и расходились по своим комнатам.

Часто Марсия гадала, почему Малколм не разводится с ней, и сама пугалась своих мыслей, потому что была счастлива в Грейлинге.

Сначала огромность дома и его великолепие пугали ее, а потом вдруг она почувствовала себя в нем так, будто дом принял ее, ей даже нравились тишина дома и одиночество. Радость снова наслаждаться близостью к природе, ездить по утрам верхом, бродить днем по густой упругой траве лужаек — все это настолько опьяняло ее, что Ривьера забылась, как нечто далекое, куда не надо было возвращаться.

Марсия уже знала все уголки и места для прогулок вблизи дома. Она нашла гнезда куропаток в живой изгороди, видела выводок фазанов — они покидали своих приемных матерей-наседок и возвращались в дремучую чащу леса.

Она чуть не разрыдалась от умиления, увидев первый весенний приплод — длинноногих ягнят на лугу, — слушала, как мычат коровы, давая знать телятам, где они.

Все здесь стало близко, знакомо, словно родной дом. А ночью в спальне она жарко молилась: «Господи, сделай так, чтобы он сегодня не отослал меня отсюда».


Малколм натянул поводья и поднялся на вершину холма. Отсюда была видна вся долина и в конце ее — поместье Грейлинг.

Прекрасный июньский день был не слишком жарким, дул ветерок, колыша верхушки деревьев и наливающиеся колосья пшеницы. На ясном небе плыли редкие белые облака, ярко зеленела трава, ибо лето выдалось не засушливым, и можно было ожидать неплохого урожая, если в оставшиеся два летних месяца будет достаточно солнечных дней.

Стояла какая-то удивительная тишина, вокруг было красиво и покойно. Такие пейзажи встречаются только в Англии. Наслаждаясь открывшимся взору видом, Малколм вздохнул. Но это был не печальный вздох, а скорее вздох, выражающий удовлетворение.

«Все это мое, — думал он. — И дано мне, чтобы я сберег это и ради этого жил».

Тишину нарушила Марсия. Нагнувшись, она успокаивающе потрепала по холке серую лошадь, которая мотала головой и позвякивала сбруей.

— Вы гордитесь этим, Малколм? — внезапно спросила она.

Малколм вздрогнул от неожиданности и едва заметно покраснел. Она, угадав его мысли, словно поймала его на чем-то предосудительном. Но он не стал отпираться.

— Да, горжусь.

В последние два месяца у них вошло в привычку вместе совершать по утрам прогулки верхом. С того момента, как Марсия приехала в Грейлинг, она твердо решила, что будет ездить верхом, и ничто не сможет ей помешать в этом.

Раздобыв бриджи, она совершала прогулки даже без сапог, которых у нее пока что не было, несмотря на то что стремена натирали лодыжки. Она терпеливо ждала, пока пришлют из Лондона заказанную одежду для верховой езды, но времени не теряла.

В раскрасневшейся и возбужденной, похожей на школьницу Марсии трудно было узнать печальную девушку с печатью несчастья на лице.

Когда Джеральд впервые увидел Марсию в седле, его поразили отличная посадка и уверенные руки, что так редко встречается у женщин-наездниц. Но прошел почти месяц, прежде чем это заметил ее муж.

Начав ездить верхом, Марсия в тот же день сказала ему об этом, а неделю спустя Джеральд, скорее ради Марсии, а отнюдь не по другой причине, попросил Малколма не продавать лошадей, и тот согласился.

Однажды утром, просматривая счет на пшеницу и овес и недовольно хмуря брови, Малколм услышал стук копыт за окном — это Марсия вернулась с прогулки.

Первым его побуждением после знакомства со счетом было вызвать Джеральда и еще раз напомнить ему, что следует воздерживаться от подобных расходов, но он вдруг передумал и, позвонив, вызвал дворецкого.

— Барнет, — начал он, как только дворецкий появился в дверях, — завтра утром я буду сопровождать ее светлость во время прогулки, поэтому позвоните в Лондон в мой клуб, чтобы прислали багаж, который я там оставил. В нем вы найдете костюм для верховой езды.

Утром следующего дня, одеваясь для прогулки верхом, Малколм остался недоволен собой. За последний месяц он прибавил в весе, и его бриджи были тесны в поясе. Глядя в зеркало, он обнаружил, что у него злой взгляд, а лицо, смотревшее на него из зеркала, напомнило то, что он уже видел в нем в день своего сорокалетия. Малколм отшатнулся.

«Ведь это было совсем недавно, — подумал он. — Почему же я чувствую себя безумно постаревшим?»

В день сорокалетия он чувствовал, что постарел лишь телом, теперь же ощущал себя старым и телом, и душой.

На мгновение он представил себя выжившим из ума стариком, затем свой последний путь в маленькую серую церквушку, и наконец — могильную плиту рядом с родителями.

— Что за бредовые мысли лезут в голову! — в сердцах воскликнул он.

Воображение снова возобладало над разумом, однако, спускаясь в холл, он чувствовал, каким медленным и тяжелым стал его шаг, куда-то исчезла былая легкость и упругость походки.

Марсия не удивилась, когда он появился в конюшне. Поздоровавшись с ней и кивнув груму, Малколм сел на приготовленную ему лошадь.

Когда они покидали двор, Марсия заметила, как уверенно и свободно Малколм чувствует себя на крупной гнедой кобыле, на которой ездил его дядя.

Мужчина верхом на лошади, если, конечно, он умеет ездить, всегда выигрывает. Малколм никогда еще не смотрелся так хорошо. Он и Марсия были без головных уборов.

Они неторопливо ехали рядом, и грум, служивший в поместье еще мальчишкой, одобрительно проводил их взглядом.

— Хорошая пара, ничего не скажешь, — пробормотал он себе под нос.

Отныне Малколм и Марсия встречались по утрам для совместных прогулок верхом.

Иногда они обменивались короткими фразами о самых обычных вещах или обсуждали, в какую сторону поместья сегодня направиться. Но каждый по-своему ценил этот час вместе, и после продолжительного галопа счастливая улыбка Марсии внезапно находила какой-то отклик в душе Малколма.

Однако его вовсе не беспокоило, как относится Марсия к тому, что он по-прежнему сдержан и неразговорчив. Хотя сам он порой задумывался, а согласилась бы на такое супружество другая женщина или стала бы протестовать и в конце концов навязала бы ему свое общество и потребовала бы объяснений. Впервые он думал о Марсии, а не о делах поместья. Разительные перемены в ней за эти месяцы удивили его.

Лицо ее стало оживленным, и от этого она казалась еще красивее, в волнистых белокурых волосах словно всегда играли солнечные зайчики, ранее печально сжатые губы приобрели свои естественные очертания, и в них угадывались характер и воля. В нынешнем ее облике все говорило о здоровье и благополучии. Малколм теперь знал, что Марсия относится к тому типу англичанок, которым больше к лицу простая, удобная для сельской местности одежда — твидовый костюм, костюм для верховой езды или просто старый плащ и резиновые сапоги для прогулок по полям и болотам.

Чтобы подчеркнуть свою красоту и обаяние, одним женщинам нужны экстравагантные наряды, блеск драгоценностей, роскошные орхидеи, другим — таинственный полумрак, делающий их загадочными.

Когда Малколм впервые встретил Марсию, она показалась ему очень красивой, но он не увидел в ней ни личности, ни достаточно выраженного характера. Сейчас же он стал замечать в ней и то, и другое.