Джоджо Мойес - Серебристая бухта

Теперь я смотрю на вещи иначе.

Отец восстановил свое дело, выработал эффективную стратегию и создал еще более удачную компанию. Возможно, из-за тех первых в нашей жизни потерь мы с сестрой выросли гибкими и целеустремленными.

Наши родители продолжали жить вместе. Пастушку с огромным трудом склеили и вернули на каминную полку.

– Это нам всем урок, мелочи тоже бывают важны, – сказала как-то мама, с любовью поглаживая трещинки на статуэтке.

Это прозвучало глупо, но теперь-то я понимаю, что она говорила не о мелком шрифте.

Я три раза постучал в заднюю дверь и только потом увидел записку.

Ланс/Йоши, хозяйничайте. Мы в больнице, скоро вернемся. Пожалуйста, запишите, что брали, в книгу. Л.

Я с минуту подержал записку в руке, у меня даже дыхание перехватило – записку написала она, – потом посмотрел в сторону пристани. Там покачивалась на швартовых только одна лодка – «Измаил». В четверть одиннадцатого утра можно было предположить, что Кэтлин с Лизой вернутся не скоро. Я посидел несколько минут на одной из лавок у отеля, а потом пошел в гриль-бар Макивера и заказал чашку кофе. Мой организм не хотел кофе, он говорил мне, что, несмотря на видимость дня, еще поздняя ночь. Я выпил только половину, оставшийся кофе темно-коричневым кругом остывал в бледно-голубой кружке.

– Ты тот англичанин? – обратился ко мне здоровяк в грязном фартуке, владелец бара.

– Да, – ответил я.

Не было нужды спрашивать, какого англичанина он имел в виду.

– Тот самый парень из девелоперской компании, верно? Тот, который был в газетах?

– Я пришел сюда просто выпить кофе. Если хочешь поспорить из-за проекта, то я, пожалуй, пойду.

Я убрал бумажник в карман и потянулся за своим чемоданом.

– Да что ты, приятель, я не собираюсь с тобой ругаться. – Макивер подхватил тарелку и вытер ее кухонным полотенцем, которое было еще грязнее, чем его фартук. – Я жду не дождусь, когда построят новый отель. Больше народу – больше работы.

Я промолчал.

– Знаешь, что бы там, в газетах, ни писали, не все здесь против застройки. Многие, как я, думают, что городу не помешают инвестиции.

Наверное, глядя на мое лицо, Макивер решил, что я ему не верю. Он подошел к моему столику и тяжело уселся на стул напротив меня.

– Я очень уважаю ребят, которые занимаются китами. Грэг – мой старый приятель. Но, черт, я считаю, что они слишком много шума поднимают из-за этих китов. Старые рыбины плавают мимо нашего залива миллион лет, и пара-тройка гидроциклов ничего не изменят. Да, конечно, они пока притихли, но они вернутся, это точно.

– Притихли?

Макивер показал большим пальцем в сторону пристани:

– Ребята там все стонут, говорят, что они ушли. Как будто рыбы понимают, что тут затевается. Ты сам посуди!

– Ушли? О ком ты? – Мне трудно было уследить за ходом его мыслей.

– Киты. Они больше не появляются. Ребятам пришлось раньше закрыть сезон. Теперь они в море не выходят, катают туристов по заливу, дельфинов показывают. По мне, так они ничего не теряют. Два тура на дельфинов по времени то же самое, что один на китов. Не понимаю, чем они недовольны.

Я какое-то время молча обдумывал то, что мне рассказал Макивер, потом повернулся к нему и попросил:

– Принеси мне выпить, хорошо?

Я понял, что перед следующим разговором мне лучше выпить чего-нибудь покрепче.

Макивер уперся обеими руками в стол – каждая как здоровый окорок – и встал.

– Приятель, я думаю, что из-за вас, ребята, у меня скоро дела пойдут в гору. Так что выпивка за счет заведения.

Дорога обратно к отелю «Сильвер-Бей» заняла у меня чуть ли не час. Раньше я пробегал это расстояние меньше чем за десять минут. Пешком можно было пройти за двадцать. Но на меня давила смена часовых поясов и совокупность больших порций скотча, которыми меня угостил новый лучший друг Дэл из гриль-бара морепродуктов Макивера. Так что, несмотря на плавный изгиб береговой линии, идти по прямой было довольно сложно. Несколько раз я садился на чемодан и крепко задумывался о том, как лучше продолжить свой путь. До отеля было рукой подать, но он почему-то не приближался, как мираж в пустыне. Один раз мне в голову пришла мысль окунуться в море – вода манила и была намного теплее, чем в день моего отъезда из Сильвер-Бей, – но я знал, что по какой-то причине крайне важно выглядеть элегантно. Кроме того, я забыл, как снимаются туфли.

Дважды после передышки я продолжал путь и только спустя несколько минут вспоминал, что забыл на песке чемодан. Приходилось возвращаться. Ручка у меня постоянно выскальзывала, я об него спотыкался, песок был везде: в носу, в волосах, в туфлях, но я продолжал крепко держать перед собой бумажник, чтобы он всегда был у меня в поле зрения. Родители еще в детстве внушили мне, что в чужой стране надо всегда следить за своим бумажником.

Добравшись до отеля, я почувствовал себя так, будто поставил мировой рекорд. Единственное, что не дало мне впасть в эйфорию, – это то, что я забыл, почему было так важно туда добраться. Я бросил чемодан у дверей и тупо уставился на записку. Записка плавала у меня перед глазами, и я пару раз ее прихлопывал, чтобы остановить.

Потом вдруг я почувствовал страшную слабость в ногах и решил, что необходимо прилечь. Лавки были слишком узкие, я даже не был уверен в том, что смогу на них усидеть, а песок в этой части пляжа был с галькой. В моей памяти всплыл полумрак экспозиции Музея китобоев, и я, спотыкаясь, побрел в его сторону. Я решил, что прикорну там минут на сорок, а потом уж вспомню, зачем вообще притащился к отелю.

Проснулся я от чьих-то криков. Сначала эти крики были частью сна: я сидел в самолете, и стюардесса старалась всех разбудить, потому что, пока мы не похлопаем крыльями, самолет не взлетит. Постепенно, продравшись сквозь помутнение разума, я осознал, что, хотя стюардесса испарилась, крик стал громче и за плечо она меня трясет очень даже сильно.

– Отстаньте, – пробормотал я, пытаясь от нее отмахнуться, – не хочу я арахис.

Но когда я разлепил глаза и привык к свету, я понял, что лицо стюардессы мне знакомо. Прямо надо мной стояла Лиза Маккалин, и полы ее желтой штормовки хлопали, словно крылья какой-то огромной птицы.

– Не могу в это поверить! – кричала она. – Как раз то, что нам сейчас нужно! Чертов Майк Дормер объявился, да еще пьяный. От тебя воняет, знаешь ты об этом? От тебя несет виски. И с какой стати ты решил заявиться сюда, как к себе домой?

Я медленно закрыл глаза, и мне почему-то стало удивительно спокойно. И самое странное: перед тем как закрыть глаза, я увидел за спиной Лизы Кэтлин, и она улыбалась.

Майк сказал, что я должна выйти вперед. Сказал, что обсудил это со своей сестрой, которая журналист и понимает в таких делах. Он объяснил, что нам надо развернуть компанию в СМИ, а я должна стать главной фигурой репортажа или статьи «Леди Акула пытается спасти китов», ну или что-то в этом роде. И еще он сказал, что СМИ – наш реальный шанс усилить противостояние застройке. Необходимо, чтобы информация о застройке вышла за границы Сильвер-Бей, тем более многих местных не особенно волновал этот вопрос.

Я сказала ему, что не хочу снова заваривать эту кашу и уж тем более не хочу стать главной героиней в какой-нибудь газете. Майк посмотрел на меня как на сумасшедшую.

– Но это принесет вам полезную для дела известность.

– Это может заинтересовать несколько местных жителей, и то ровно настолько, насколько может заинтересовать семидесятипятилетняя женщина, которая однажды поймала акулу. Лучше оставить все как есть, – предложила я.

– А я думала, тебе семьдесят шесть.

Я строго посмотрела на Ханну. В ее возрасте такой взгляд заставил бы меня прикусить язык, но, кажется, нынешнее поколение не реагирует на подобные вещи.

– Кэтлин, я сказал тебе, что попробую все исправить, я делаю все, что могу. Но мы должны разработать стратегию, и, поверь мне, на данный момент обращение в СМИ для нас единственный выход.

У Майка на восстановление ушло три дня. Он, конечно, еще выглядел усталым, но к нему вернулась эта его особая сдержанность и профессионализм. Он снова стал тем Майком, каким я знала его в дни нашего знакомства. Если уж на то пошло, он стал более серьезным. Когда мы с Лизой волокли его под руки из музея, он с некоторым пылом сообщил, что вернулся, чтобы спасти нас. Позже я ему сказала, что трудно всерьез воспринимать человека спасителем, если он пьяный лежит на полу в мокрых туфлях и с водорослями в носу. Мне показалось, что его это очень сильно зацепило.

– Но это правда. Я консультировался со специалистом в этой сфере.

Майк был в отглаженной сорочке, как будто бы он думал, что из-за этого мы станем относиться к нему более серьезно.

– Послушай, я знаю, ты желаешь нам добра, и я ценю, что ты счел нужным вернуться и помочь нам. Но я уже сказала, я не хочу снова становиться Леди Акулой. Эта история преследует меня всю жизнь, я не хочу привлекать ничье внимание.

– Я думал, что вы можете этим гордиться.

– Это говорит только о том, как мало ты знаешь.

– Да, тебе следовало бы этим гордиться, я бы гордилась, если бы убила акулу, – радостно сказала Ханна.

Что удивительно, она вообще была рада видеть Майка, и уж конечно больше, чем ее мама.

– Не думаю, что следует гордиться тем, что кого-то убил, пусть даже акулу, – пробормотала я.

– Хорошо, тогда используйте смерть акулы, чтобы спасти китов, – предложил Майк.

– Я не собираюсь снова становиться Леди Акулой. Я сыта этим по горло, с меня хватит. – Я поджала губы и понадеялась, что он наконец закроет эту тему.

– Тогда Лиза, – сказал Майк.

Лиза сидела за столом и очень внимательно читала газету. Она вела себя так, будто Майка не существует. Но я-то заметила, что она теперь больше времени проводила в кухне, а не у себя в комнате или на «Измаиле».

– Что – Лиза? – спросила она, не отрывая взгляд от газеты.

– Ты станешь лицом кампании.

– Почему я?

– Ну… здесь не так много женщин-капитанов. Ты очень много знаешь о китах. И ты… – Тут, надо отдать Майку должное, он закашлялся и покраснел. – Ты симпатичная женщина. Мне рассказали, как это работает, и…

– Нет, – резко оборвала его Лиза.

Я замерла возле раковины и ждала, что она скажет дальше.

Немного помолчав, она сказала, как будто оправдываясь:

– Я не хочу, чтобы Ханна… Не хочу выставлять Ханну на всеобщее обозрение.

– А я – «за», – объявила Ханна. – Мне бы понравилось, если бы про меня написали в газетах.

– Это единственный способ остановить застройку, – стоял на своем Майк. – Вы должны привлечь на свою сторону общественность. Как только люди узнают, что…

– Нет.

Майк внимательно посмотрел на Лизу:

– Почему ты такая упрямая?

– Я не упрямая.

– Я думал, что ты на все готова ради китов.

– Не смей говорить, что мне следует делать ради китов. – Лиза швырнула газету на стол. – Если бы не ты, это все вообще бы не началось и мы не оказались бы в таком дерьме.

– Лиза… – попробовала вставить я.

– Ты действительно в это веришь? – перебил меня Майк. – Ты правда думаешь, что это место навсегда останется нетронутым цивилизацией?

– Нет… Но до сих пор здесь было тихо. У нас было бы больше времени… – Лиза осеклась.

– Что значит – «больше времени»?

В кухне стало тихо. Ханна подняла голову от своих тетрадок, а потом снова занялась уроками.

Лиза посмотрела на меня и едва заметно покачала головой.

Но Майк видел, я поняла это по выражению его лица. Он был разочарован. Чтобы как-то разрядить обстановку, я начала убирать со стола. Майк и Лиза, кажется, это оценили и подали мне свои чашки.

– Послушайте, – наконец сказал Майк, – одна из вас должна что-то сделать. Вы обе или каждая по отдельности имеете возможность остановить этот проект. Но даже сейчас эта возможность очень невелика. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам, и, поверьте, я не могу сделать больше, чем уже делаю. Но вы тоже должны как-то поучаствовать.

– Нет, – сказала Лиза. – Делай как знаешь, но ни Ханна, ни я не станем появляться на публике. Я сделаю все, что попросишь, но только не это. Так что давай закроем эту тему.

С этими словами она встала из-за стола и вышла из кухни, Милли побежала следом.

– И что ты собираешься делать? – крикнул Майк. – Будешь палить из ракетницы по гидроциклам, как тогда по лодкам?

Ханна собрала со стола свои тетрадки и ручки, с извиняющимся видом улыбнулась Майку и пошла за матерью.