* * *

Постепенно Рэм начал испытывать к Саре своего рода уважение, несмотря на свою глубоко запрятанную неприязнь к ней. Он с подозрением следил за каждым ее шагом, но Сара ни единым словом или поступком не выдавала холодного строгого расчета, которым руководствовалась в своих действиях.

Ее обращение с Рэмом было достойно восхищения. Вместо того чтобы смущаться и кокетничать, чего можно было бы ожидать от столь юной и неопытной девушки в присутствии оказывающего ей внимание мужчины, да еще такого завидного и состоятельного, она являла собой образец спокойного и жизнерадостного обаяния. Она относилась к Рэму почти запросто, как к другу своего отца, пусть даже более молодому, чем остальные, но не слишком для нее интересному. Она благодарила его за присланные цветы, но из ее благодарственных записок отчетливо следовало, что его цветы далеко не единственные из полученных ею, однако вместе с тем ее благодарность никогда не казалась излишне небрежной. Она позволяла ему сопровождать себя по театрам и ресторанам, принимая почти все его приглашения, но как-то так получалось, что к ним двоим всегда присоединялись другие пары и ему никогда не удавалось побыть с нею наедине.

Сезон для досточтимой Сары Фейн выдался замечательный. Все газеты и журналы называли ее имя среди наиболее красивых дебютанток года и всерьез обсуждали ее шансы на статус невесты для принца Чарльза. Впрочем, поиски невесты для наследника престола были неизменным общенациональным увлечением. Уже миновал апрель и май, наступил июнь, но Сара, продолжавшая порхать с одного приема на другой, всегда безукоризненно одетая в превосходные наряды, призванные оттенить ее природную бело-розовую красоту, ничуть не переменила своего любезного, но спокойного отношения к Рэму.

Эта ее спокойная сдержанность и скрытность злили его еще больше, чем любая, самая неприятная информация. Он ожидал, что она начнет хвастать своими победами, но ожидания его оказались тщетными. Он думал, что она станет обсуждать других девушек, с которыми его видели, но и это его предположение оказалось напрасным. Рэм вынужден был признать, что встретил достойного противника. Он предпочел, чтобы его выбор пал на менее уверенную в себе особу, но тем не менее его самолюбию льстило, что выбранная им девушка оказалась столь выдающейся и, несмотря на свой юный возраст, хорошо знала себе цену.

Собственный бал Сары устраивала для нее в фамильном имении Фейн-холл почтенная фирма Сирей Тенслея. Предполагался официальный парадный ужин с танцами на открытом воздухе, для чего вокруг великолепного тюдоровского дворца была устроена сложная система временных навесов. Многие молодые люди получили приглашение переночевать в Фейн-холле, а остальные гости, кроме тех, кто собирался после обеда вернуться в Лондон на автомобилях, были устроены на ночлег в домах соседей. Все мероприятие продумано и расписано до мельчайших деталей и с той же тщательностью, с какой организуют коронацию, с довольной улыбкой отметила про себя Сара, причем все было организовано не без ее собственного участия. Такие приемы, как у нее, стали редкостью в скаредные, нищие 70-е годы, пробуждая воспоминания о старых добрых временах. Люди подумают, что Фейны еще способны на такие траты, и к уже сиявшему ореолу славы Сары потянутся новые лучи восхищения.

Собственный бал Сары был назначен на первый уик-энд июля 1976 года, когда заканчиваются все вступительные и текущие экзамены в университетах и сезон достигает своего пика, поскольку все молодые люди из знатных английских семейств наконец обретают свободу, оставив занятия.

Сара блистала на балу, одетая в белое шелковое платье, перехваченное лентами под грудью и на талии. Она несла привычное бремя своей безупречной красоты с уверенностью в ее неувядаемости. По традиции, как всякая дебютантка, Сара Фейн была избрана королевой бала, но в том, как она царствовала в своем маленьком королевстве, было нечто подсказавшее всем присутствовавшим, что бал Сары Фейн войдет как выдающееся событие в историю лондонских дебютов. Той ночью Сара достигла своей вершины, без устали протанцевав почти с двумя сотнями мужчин, ни разу не споткнувшись и не потеряв грациозности. Рэму всего раз или два удалось перехватить ее на бегу, и он провел этот вечер, танцуя с разными другими девушками, сопровождаемый благосклонными взглядами их матерей. Той ночью он почти решился сделать предложение Саре, но удержался, верно оценив, что в столь победных для нее обстоятельствах его предложение не будет воспринято как значительное событие такого масштаба, каким оно должно быть. Его сватовство просто послужило бы еще одним лишним украшением триумфального дебюта Сары. Пусть она погуляет до конца своего первого сезона. Ей будет полезно немного помучиться, недоумевая, почему он продолжает одаривать ее своим вниманием, но молчит о самом главном.

* * *

— Что же мне делать, — растерянно спросила Дэзи, — ты только скажи, что мне делать?

— Вот так-то лучше. Давно пора посоветоваться с подругой, — одобрительно проговорила Кики.

— Какой смысл обращаться к тебе? — задумчиво произнесла Дэзи. — Ты так счастлива и взволнованна, что не способна соображать. Ты на все смотришь сквозь призму своей влюбленности, а ведь известно, что ничто на свете так не искажает действительность. Все твои способности воспринимать окружающее и рассуждать здраво парализованы.

— С момента своего возвращения из Венеции… — принялась рассуждать вслух Кики, — сейчас у нас ноябрь, значит, уже два месяца, как ты сама на себя не похожа. Моя способность к восприятию, как видишь, не притупилась, хотя ты и перестала расспрашивать меня про Люка. Ты постоянно жалеешь себя, сама себя изводишь, ты все время недовольна собой и как последняя дура сохнешь по Норту. Почему ты со мной не посоветовалась перед тем, как заводить роман с мужчиной, с которым вместе работаешь?

— Телефон не работал — была забастовка, — напомнила Дэзи.

— Ах да! Ну и как далеко зашли теперь ваши отношения, если мне будет позволено так назвать столь священный предмет?

— Они — переменчивые, — ответила Дэзи.

— Переменчивые? Ты хочешь сказать, что у вас не все гладко и появились какие-то зловещие признаки?

— О господи, Кики, ты опять меня не поняла. Переменчивые — это как ветер: то он дует с запада, а то с востока; переменчивые — это как туман: он то опускается, то рассеивается, то налетает вновь; переменчивые как… ну, я не знаю, с чем еще сравнить, просто быстро меняющиеся.

Кики внимательно разглядывала Дэзи. Она похудела, подумала Кики, что ей совсем не требовалось, и у нее испортился характер. Нельзя сказать, чтобы она превратилась в законченную стерву, но нервы у нее слишком напряжены. К тому же, по мнению Кики, она слишком много времени проводит, прогуливая Тезея и совершая с ним пробежки по окрестностям, и совсем мало видится с Нортом.

— Не могла бы ты выражаться яснее? — спросила Кики, откупорив новый пузырек с красным лаком.

— Трудно свести все к чему-либо одному. Когда мы вернулись, я понимала, что все должно измениться. В конце концов, в Венеции мы попали в совершенно особые условия. Не думаю, что Норт прежде имел столько свободного времени в своей жизни. Ну и, разумеется, я была права, все отступило на второй план, и мы должны были работать вдвое интенсивнее обычного, чтобы наверстать потерянную неделю, но я понимала, что я сама — часть всего этого, что без меня, черт побери, они не справятся. Работая с ним, я прекрасно себя чувствовала. Перед другими он гонял меня точно так же, как прежде, и я не возражала, мне вовсе не надо было, чтобы Ник, Винго и все остальные трепались про нас, а когда мы оставались с ним вдвоем, он был весел, хотел меня и, могу поклясться, любил.

— Но… — поторопила ее Кики.

— Но что-то ушло безвозвратно.

— Я не могу понять, где и в чем тут переменчивость?

— Есть нечто такое в том, как он любит меня, нечто непрочное, неуловимое, какое-то ощущение подвешенности, неполноты, чего-то зыбкого, временного.

— Это только с его стороны или с твоей тоже? — спросила проницательная Кики.

Дэзи задумалась над этим вопросом, который раньше не приходил ей в голову.

— Теперь, когда ты об этом спросила, мне кажется, что это происходит с нами обоими, — медленно, с удивлением в голосе проговорила она.

— Тогда тебе действительно не на что жаловаться. Впрочем, нет, я беру свои слова назад, ты имеешь право жаловаться. Если ты не можешь поплакаться мне, то какая же я тебе подруга после этого? Так что давай, плачься дальше.

Дэзи любящим взглядом окинула Кики и только сейчас заметила, что подруга ее выглядит весьма необычно. Вечно взъерошенная копна волос была сегодня тщательно расчесана и уложена, и даже челка весьма аккуратно свешивалась на лоб. Ее глаза, лишенные туши, которую она по обыкновению щедро накладывала на ресницы, казались намного меньше. Кики вообще оказалась очень мало накрашена, а губная помада подобрана в тон лаку для ногтей. Во внешности подруги почти не осталось ничего цыганского, и, сидя перед Дэзи в одном белье и поджидая, пока высохнет лак на ногтях, она выглядела немного грустной и непривычно тихой. Кстати, с каких это пор Кики стала носить короткую комбинацию и лифчик?

— Продолжай. Я буду расстроена, если ты мне все не расскажешь прямо сейчас.

— У меня такое предчувствие…

— Продолжай, Дэзи, я прекрасно разбираюсь в предчувствиях.

— Понимаешь, я все время думаю о том, что было бы, если бы не было тогда этой забастовки, то есть произошло бы что-нибудь между нами? Может быть, все это только воля случая? Мы ведь никогда даже не флиртовали друг с другом прежде, а я проработала у Норта целых четыре года. Если бы что-то между нами было до Венеции, я почувствовала бы это, ведь так? Может быть, в этом все дело?

— Это не жалоба и даже не предчувствие, это просто словоблудие, вот что это такое. Ведь все случилось и продолжается до сих пор. Если бы он оказался в Венеции во время забастовки с кем-либо еще, кто ему безразличен, то ничего бы и не было, ты согласна?

— Надеюсь на это. Но, с другой стороны, там в Венеции была такая волшебная атмосфера, что любая на моем месте могла бы ему приглянуться.

— Дэзи! Прекрати сию же минуту! — выкрикнула рассерженная Кики. Общаясь с подругой столько лет, она до сих пор не могла представить себе кого-либо, кто, будучи такой же красивой, как Дэзи Валенская, был бы о себе столь низкого мнения.

— Ты права, я опять взялась за старое, вот дерьмо! Но есть еще одно, что я никак не могу выкинуть из головы. Это случилось уже здесь, после возвращения. Мы были на квартире у Норта, только что кончили заниматься любовью, и мне очень хотелось, чтобы он обнял меня, приласкал, подержал немного в объятиях после всего, а он проворно отодвинулся от меня и заявил этим своим отстраненным, небрежным тоном, нет, не скучающим… ну, может быть, только чуть-чуть: «Дэзи, ты меня забавляешь».

— Вот задница!

— Я тогда подумала как раз то же самое! Я не хочу больше с ним встречаться иначе как на работе.

Девушки встретились взглядами, хорошо понимая друг друга.

— А что он сказал потом? — горячо поинтересовалась Кики.

— Ничего… я плохо себя почувствовала, встала, оделась и поехала прямо сюда, домой.

— Почему ты мне ничего не рассказала прямо тогда?

— Поначалу мне казалось, что я преувеличиваю, что это такие мелочи, к которым надо относиться с юмором и не слишком обращать на них внимание, — грустно сказала Дэзи.

— Эх, именно такие мелочи и заслуживают самого пристального внимания, поскольку они точнее всего характеризуют истинное положение вещей и дают самое верное представление о том, что собой представляет мужчина, — заявила Кики, от волнения смазав лак на ногтях. — Как можно не обращать внимания на то, что на тебя смотрят как на развлечение? Кто ты ему — девушка из гарема или кукла, чтобы, не успев кончить, тут же начать мурлыкать ему веселые песенки? Неудивительно, что Норт уже дважды разведен. Этот сукин сын не имеет представления о том, как надо обращаться с женщинами.

Кики всем сердцем переживала за Дэзи.

— Слушай, я вовсе не хочу сменить тему, но разве Люк не должен заехать за тобой через пять минут? А ты еще даже не закончила макияж, не говоря уже о том, чтобы одеться. Ты опоздаешь.

Взволнованная Кики бросилась в гардеробную, где хранилась ее одежда, и появилась оттуда с пластиковым пакетом для одежды от Сакса. Она открыла пакет и ловко натянула на себя простое, консервативного покроя, очень дорогое платье из кремово-белой фланели с поясом, плетенным из синих и кремовых полосок кожи. Затем сунула ноги в чулках в очень скромные синие лодочки и застегнула на шее нитку жемчуга, после чего повернулась и вызывающе взглянула на Дэзи.

— Что это такое? — спросила та, не веря собственным глазам.

— Молли Парнис, — огрызнулась Кики.

— Ты хочешь сказать, что готова к выходу? — спросила Дэзи. Ей доводилось видеть Кики в самых невероятных туалетах, но в то, что она увидела сейчас, невозможно было поверить.