Принесли меню, и Дэзи, к этому времени буквально умиравшая от голода, тем не менее нашла в себе силы заказать самые легкие блюда в истинно спартанском духе. Ей хотелось, чтобы Шеннон безошибочно понял: она устала от всех этих роскошных меню, одно грандиознее другого, так что еда для нее превратилась хотя и в обязательное, но все же довольно-таки скучное занятие.

Между тем Пэт Шеннон, пожалуй, впервые в жизни — такого с ним не случалось уже много лет — настолько оробел, что не мог вымолвить ни слова. Дэзи, в свою очередь, похоже, чувствовала себя, наоборот, на редкость комфортно и оглядывала зал, не делая ни малейшей попытки заговорить со своим спутником. Могла бы, угрюмо думал он, что-нибудь прощебетать, завести флирт или постараться вывести его на разговор о самом себе, как сделала бы на ее месте любая другая умная и раскованная женщина.

Наконец Шеннон все же заставил себя заговорить и начал рассказывать о своей недавней поездке в Токио. Время от времени она задавала ему вполне уместные, на его взгляд, вопросы, но все же казалась при этом сдержанной, ушедшей в себя или… может быть, просто скучавшей. Однако ни один из этих эпитетов не годился для точного определения ее слегка отстраненного, хотя и вполне приветливого облика. Всем своим видом она давала понять, что японский вояж ее собеседника не слишком интересовал ее по причине своего явно меркантильного характера. Когда подали филе камбалы, мимо них прошествовали несколько знакомых Шеннона, направлявшихся к выходу. Они приветствовали его столь сердечно, что оказалось просто невозможным не представить их его спутнице, что он и сделал.

«И чего этот старый осел Хармсворт вздумал целовать Дэзи руку? — подумал Патрик. — Тоже мне джентльмен! Родился и всю жизнь прожил на Среднем Западе, а туда же… Конечно, не надо забывать, что он владеет доброй половиной Чикаго… А Целлербах? Он-то зачем подмигнул со значением, словно я только что выиграл состязания по десятиборью и получил шикарный приз?»

Дэзи сидела выпрямившись и не позволяла себе расслабиться, откинувшись на мягкую спинку диванчика. Впрочем, поза ее не была чопорной, но в то же время как бы говорила: пусть другие наклоняются над тарелкой или, наоборот, откидываются на спинку своего сиденья; она, Дэзи, настолько приучена держаться по-королевски, что это стало ее второй натурой. К счастью, всего несколько дней назад она как раз смотрела по телевидению старую ленту с участием Грейс Келли, так что образец для подражания, слава богу, стоял у нее перед глазами.

Шеннон между тем перевел разговор на Дэзи, спросив, какой колледж она окончила. И хотя она ответила на его вопрос, перечислив сухие факты студенческой жизни, чувствовалось, что она не слишком воодушевлена перспективой делиться воспоминаниями юности со своим спутником. Что же до Хэма и Топси Шорт, единственных общих знакомых, то разговор на эту тему явно не показался ей интересным, с чем в глубине души Шеннон не мог не согласиться.

Оглядываясь назад, он со всей очевидностью понял, что заранее данное им обещание не говорить о делах было просто нелепостью. Что, черт подери, они вообще здесь делают — самая заметная пара во всем зале, на которую все пялят глаза?! Ведь этот ужин имел бы смысл только в том случае, если бы за ним можно было обсудить его предложение насчет рекламного имиджа для «Элстри»!

И тут Шеннон на мгновение представил себе целую череду подобных ужинов, во время которых ему опять придется молчать, чтобы, упаси бог, не вызвать гнева Дэзи. Но что же тогда будет с рекламной кампанией, задуманной во спасение «Элстри»? Она захиреет, это ясно, и каждая его новая встреча с Дэзи будет означать еще один шаг на пути гибели этой рекламы.

Он чуть было не выпалил все это вслух, но, не рискуя в очередной раз вызвать недовольство своей спутницы, задал, однако, совсем другой вопрос, вертевшийся у него на языке с того момента, как они вышли из квартиры Дэзи.

— Где вы достали свою овчарку?

Дэзи повернула голову — в ее темных глазах сверкнуло беспокойство, а губы слегка сжались.

— С чего вы взяли, что Тезей овчарка? — сурово потребовала она ответа.

— А, черт!.. — простонал Шеннон.

— Нет, почему? Я же сказала, что пес сторожевой!

— Да это Люси… — И Шеннон начал буквально давиться от смеха.

— Что за Люси? Кто она такая?.. Ясновидящая? В Нью-Йорке никто еще ни разу не признал в Тезее овчарку, — воинственно продолжала Дэзи.

— Люси — моя овчарка, — признался он.

— Ах, да… мужчина, которого обожают собаки и дети! Так вот что, значит, унюхал мой Тезей — запах овчарки-суки. Почему вы мне сразу не сказали, что у вас сука?

— Скорее всего я, наверное, просто пытался произвести на вас впечатление, — честно сказал Патрик. Его темно-голубые глаза под черными бровями явно приглашали ее посмеяться вместе. — Но у меня ничего не вышло. Правильно?

— Нет, почему же, — ответила Дэзи с улыбкой, по существу первой за весь вечер: она, похоже, решила наконец, что хватит держать его на крючке, а то еще, чего доброго, сорвется и уйдет.

Обрадовавшись этому первому знаку внимания, Шеннон решился начать обсуждение той проблемы, ради которой он привел ее сюда, то есть вопроса о рекламной кампании «Элстри». Он понимал, что рискует, зная гордый и вспыльчивый нрав Дэзи. Чем дольше он смотрел на великолепный профиль, чем дольше внимал ее низкому чарующему голосу, тем больше убеждался в том, что она в состоянии восстановить веру в наследственную аристократию в любой стране мира, включая красный Китай. А самое главное — продавать в огромных количествах косметику и духи американским женщинам.

— Дэзи… — начал он и тут же осекся.

Ее сердце, которое до этого учащенно билось при мысли о том, что ей самой придется начать разговор об «Элстри», чуть-чуть успокоилось. По тому, как он произнес ее имя, Дэзи почувствовала, что Шеннон вот-вот начнет важный для нее разговор.

— Да, Патрик? — пригласила она его к продолжению.

Взгляд, который она в него метнула, заставил его подумать о водопаде черных искрящихся звезд.

— Дэзи, я помню, что обещал не говорить об этом сегодня, но мне все же хотелось бы, чтобы вы пересмотрели свое отношение к рекламе для «Элстри». Да, я действительно обещал не оказывать на вас никакого давления, но мне представляется, что, возможно, вы не восприняли это предложение как вызов, на который вам следовало бы ответить. Вы ведь говорили, что любите принимать вызовы, брошенные вам, не так ли? Так что, может быть, если вы посмотрите на это дело именно в таком свете…

— Я уже смотрела. На самом деле я довольно серьезно к нему отнеслась.

— И?..

— Шеннон, если я подпишу контракт на роль «Княжны Дэзи» для рекламы продукции «Элстри», это будет означать потерю нескольких вещей, которые для меня крайне дороги. Во-первых, и это самое важное, я потеряю неприкосновенность своей личной жизни. Затем, пострадает мое известное нежелание хвастаться своим княжеским происхождением. Ну и моя работа, разумеется, поскольку я не смогу заниматься одновременно и тем, и другим. Я лишусь возможности бывать где хочу и когда хочу, оставаясь при этом незамеченной. Люди будут глазеть на меня и думать: «О, вот идет княжна Дэзи — „Девушка «Элстри“. А я больше всего ненавижу, когда на меня пялят глаза. Я потеряю свою анонимность, которую так упорно оберегала все эти годы. — Голос Дэзи стал хриплым, до того реальной показалась ей нарисованная картина будущего. — Я стану привычной вещью в каждом доме, если ваша кампания рекламы сработает. И потом от этого уже никуда не денешься.

— Значит, вы говорите «нет», — произнес Шеннон.

— Я говорю «да». — И, не дав ему времени на ответную реплику, она поспешно произнесла: — Я хочу миллион долларов и контракт на три года. За это время вы сможете использовать мое лицо, мое имя и столько моих волос, сколько вам захочется, чтобы обеспечить продажу продукции «Элстри». Это касается всего: от рекламных роликов до витрин универмагов. Но этот миллион долларов вы должны выплачивать мне тремя частями. Первую треть — при подписании контракта, а остальную сумму — в течение трех лет вне зависимости от того, будет ли рекламная кампания успешной. Вне зависимости от того, решите вы оставить «Княжну Дэзи» в качестве рекламного символа или нет, если она не поможет «Элстри» реализовать товар. И, наконец, вне зависимости от того, что вы поменяете вдруг рекламное агентство, а новое захочет взять себе другой символ. Если мои условия не могут быть приняты, наша сделка не состоится.

«Миллион долларов! — изумился Шеннон. — А я ведь даже не знаю, фотогенична она или нет».

— Ну что ж, — заключила Дэзи, — забудем тогда о нашем разговоре.

— Сделка состоится, — торопливо бросил он. И затем добавил: — А что заставило вас изменить свое решение?

— Причины личного характера, — ответила Дэзи, с трудом сдерживая рвавшуюся наружу победоносную улыбку и вместе с тем цепенея от ужаса при мысли, что Шеннон, не дай бог, может передумать.

21

Минуты на три, не больше, Норта это даже позабавило. Но спустя каких-то три минуты после того, как Дэзи терпеливо повторила свой рассказ, он понял, что ее решение серьезно.

— Не говори глупостей, — раздраженно бросил Норт, и брови его нахмурились. — Ты не можешь это сделать! И что ты вообще знаешь о ремесле фотомодели и всем остальном? Да тебя ждет полный провал! Вся эта затея просто смехотворна, и больше ничего. Честно говоря, я думал, у тебя хватит ума не делать из себя посмешища.

— Шеннон так не думает, — с вызовом ответила Дэзи. У нее и так полно сомнений, а тут еще Норт позволяет себе так о ней отзываться.

— Шеннон! Этот выскочка, который вечно лезет не в свои дела! Сперва заявился сюда, и вся наша рекламная операция полетела к чертям собачьим. Потом с ума спятил, когда увидел твои волосы и твои глаза. «Ах, ах!» — разахался тут, как последний слюнтяй. Занимался бы своим бизнесом, так нет, этот сноб думает, что из него получится первооткрыватель звезд! — с издевкой заключил Норт.

— Я не хочу препираться с тобой насчет Патрика Шеннона, — возразила Дэзи. — Я только хотела, чтобы ты понял: мне придется уйти со студии.

— То есть сделать то, на что ты не имеешь ни малейшего права! Кто, черт подери, поверил в тебя и рискнул взять на работу, когда ты окончила свой идиотский колледж в Калифорнии и тебе позарез нужно было устроиться? И это тогда, когда у меня были двадцать человек на твое место!

— Ну, если быть точным, то брал меня на работу не ты, а Бутси Джейкобе.

— Только потому, что это я ей велел! Ты вообще-то представляешь себе, сколько времени и денег я в тебя вбухал, прежде чем ты стала продюсером? Я, между прочим, платил за псе твое обучение из своего кармана. И плевать мне, что ты работала по четырнадцать часов в сутки! Зато ты получила такую подготовку, какую мало кто имеет в нашем деле.

— Я все схватывала на лету. Я уже пять с половиной лет работаю на тебя, как каторжная, но даже в самом начале у меня все равно был талант, — произнесла Дэзи с вызовом. — Всегда был.

— Талант это еще не все. Кругом полно талантливых людей. Главное — уметь хорошо ориентироваться, и вот ты этому научилась. И как раз теперь ты собираешься уходить. У меня в голове не укладывается, как порядочный человек может так поступить. Чудовищная неблагодарность!

— Повторяю, мне нужно заработать много денег, Норт.

— Деньги… Деньги! Ты что, не знаешь, черт побери, что тебе платят как продюсеру по самой высокой категории?

— В таком случае добавь еще сотню долларов в день к моей ставке и найми продюсера от Боба Джиральди, Стива Хора или Салли Сафир. Ею, кстати, ты всегда восхищался.

— Но Салли партнер Ричарда Хаймана! Кто же может себе позволить это? — разозлившись, выпалил Норт.

— Однако Ричард, как видно, может, — спокойно глядя ему в глаза, парировала Дэзи.

— И ты, значит, думаешь, я тоже мог бы это сделать под давлением?

— Ничего я так не думаю. И не собираюсь на тебя давить, Норт. Я ухожу, чтобы заработать столько денег, сколько смогу. Боюсь, что другого шанса у меня не будет.

Лицо Норта расплылось в доверительной улыбке, чего Дэзи не видела уже несколько месяцев.

— О'кей, признаю, что конкурировать с «Элстри» я не могу. Честно говоря, я не понимаю, зачем тебе нужны все эти деньги, но я признаю и уважаю причину, которая побудила тебя принять это совершенно нелепое решение. Должно быть, она крайне важная. Хорошо, уходи на здоровье, Дэзи. Желаю тебе успеха. Но вот что я хочу тебе сказать: ты подумала о том, как это отразится на наших с тобой отношениях?

— А как это отразится? — спросила она с обманчивой мягкостью в голосе.

— Поскольку ты настаиваешь на уходе, многое теперь изменится.

Он взглянул на нее в упор, излучая весь свой шарм, неотразимый и обезоруживающий, которым умел мастерски пользоваться всякий раз, когда это необходимо.

— Значит, все? — невинным голосом поинтересовалась Дэзи.