— Обещаю. Скоро позвонишь, да? И поберегись, этот чертов грипп гуляет по городу, не забывай! — произнес Люк, поспешно покидая просмотровую, чтобы не слышать, как Норт зарычал ему вслед, что беречься надо не ему, а тому, кто болен, то есть Люку.

Он прекрасно понимал, что не время в такой момент напоминать Норту насчет его согласия быть шафером на предстоящей свадьбе. Да и звонить сейчас Кики и сообщать, как великолепна, как потрясающе неотразима Дэзи в рекламной ленте, тоже вряд ли имеет смысл. Потом ему пришло в голову: а ведь Кики, возможно, куда больше заинтересует новость о том, что Дэзи и Шеннон задержались в Англии после съемок. «Где, черт бы его подрал, здесь телефон?» — Люк оглянулся по сторонам.

* * *

В последний день съемок в замке Беркли Шеннон не смог удержаться, чтобы не побывать на съемочной площадке. Правда, он старался по возможности держаться в сторонке, подальше от камер, но против воли все время пробирался туда, где мог видеть Дэзи. При этом он не отдавал себе отчета в своих действиях, и лишь замечание или взгляд, брошенные кем-либо из съемочной группы, или зацепившаяся за провод его собственная нога давали ему понять, что он мешает людям работать. Впав в состояние транса, Шеннон следил за тем, как Дэзи и ее партнер проходят мимо «Боулинг Элли» с двумя вышколенными мини-колли и дефилируют на фоне видневшихся слева сероватых крепостных стен.

«Что со мной? — спрашивал себя Шеннон, безуспешно пытаясь проанализировать свое состояние. — В любом случае ясно, что я просто не в силах от нее оторваться».

И действительно, Дэзи была для него сейчас в полном смысле этого слова центром притяжения. Ему все время неудержимо хотелось быть рядом с ней. Почему? Ответа на этот вопрос он пока не находил. Дэзи со своей стороны, кажется, не делала ничего, чтобы его заворожить. Она просто была такой, какой была. Словом, он ничего не мог понять.

С юных лет Патрика Шеннона отличала способность распознавать внутренний мир других людей — так самец-олень распознает оленицу в густом лесу, даже не видя ее. Им двигали инстинкт, интуиция и опыт, основанный на сотнях разного рода примет, служивших для него ключом, неизменно помогавшим открывать любой, даже самый надежный замок. Амбиции, талант, страхи, доброта, мелочность, честность — все это он был способен в буквальном смысле слова учуять в воздухе. Будь он экстрасенсом, можно было бы сказать, что он видит, как чувства и эмоции реют над головами людей.

Сегодня, однако, у Шеннона было такое впечатление, что его способность читать в людских душах просто отключена. Что он, собственно говоря, знал о Дэзи? В сущности, ничего. Та смешливая молодая женщина, с которой он сидел вчера на балюстраде, не имела ничего общего с дамой, замкнутой и недоступной, которая восседала тогда за ужином в «Ле Сирк». Не была она похожа и на приятную, обладавшую всеми манерами княжны и полностью отрешенную от жизни женщину, которую он время от времени представлял руководителям отделов корпорации в минувшие после подписания контракта полгода. Вчера вечером, после совместного ужина в ресторанчике «Лягушка в яме» при гостинице «Бас», она вдруг сделалась такой задумчивой и молчаливой. Может быть, сказалась усталость от прошедшего дня? Или она просто предалась воспоминаниям? Но то было вчера, а сегодня… Сегодня она казалась совсем иной.

Дэзи была в том же наряде, что и вчера — неброском платье из мягкой шерсти. Платье облегало ее высокую грудь и перехватывалось в талии продетой в ткань золотой цепочкой. Дэзи очень любила этот наряд, с которым так гармонировали сапожки из тонкой рыжей кожи. А Шеннону казалось, что ее наряд составлен из ярких искрометных перьев: всякий раз, когда Дэзи произносила свою фразу: «Я пользуюсь ими каждый день», она дергала за коричневую бархатную ленту, вплетенную в густую тяжелую косу, перекинутую через правое плечо, и ее сияющие волосы рассыпались по спине. В его воображении тут же возникал образ звезды, звезды не земной, киношной, а небесной — ни с чем иным он не мог бы сравнить ее. Конечно, Норт рассказал ей, что именно она должна делать, но все равно эта окрыленность, естественность и грациозность наверняка исходили от нее самой. Никто не мог научить ее выглядеть одновременно столь юной и столь зрелой. Никто не мог наделить ее нежностью и кажущейся простотой, в которой, однако, — и здесь нельзя было ошибиться! — таилась та отчужденность, которая делает звезду недосягаемой для простых смертных.

* * *

Днем Норт объявил, что пора закругляться: в полдень следующего дня намечен вылет в Нью-Йорк. Пока Мэри-Лу занималась организацией отправки съемочной группы, Патрик Шеннон направился к трейлеру, где временно разместили Дэзи.

— Вы собираетесь завтра лететь домой? — спросил он, робея, словно первоклассник из подготовительной школы.

— Нет, у меня в Лондоне есть дела, — ответила Дэзи, добавив: — А после этого заеду во Францию повидать родных.

— У меня тоже есть кое-какие дела в Лондоне.

— Да что вы?

— Но вы же знаете англичан. Не дай бог прервать их уикэнд. Так что я остаюсь здесь до начала следующей недели. Вы бы не хотели… то есть я хочу спросить: свободны вы завтра вечером или нет? Мы могли бы поужинать вместе. Но вы скорей всего заняты…

— Нет, свободна. И вполне готова ужинать с вами.

— В таком случае, когда я могу за вами заехать?

— В половине девятого. Я в «Клэридже».

Дэзи прикинула, что, проведя день с Дэни, она сумеет освободиться где-нибудь в половине седьмого. Тем самым на подготовку к встрече у нее останется целых два часа. Интересно, подумалось ей, будут ли они за ужином только вдвоем или он опять притащит с собой каких-нибудь незнакомых ей типов из своей корпорации?

— Отлично… тогда до встречи, — заключил Шеннон, неуклюже пятясь к двери, чтобы выбраться из трейлера.

Воспоминание о том, как они оба сидели на балюстраде, пока не явился этот полный болван Норт и не прервал их беседу, продолжало наполнять его душу неизъяснимым блаженством. Такого с ним еще не случалось, и поэтому у него даже не было соответствующей точки отсчета. Восторг холодными мурашками колол ему спину — нетерпеливая радость, смешанная, однако, с осторожными опасениями, напоминала ему: все это слишком уж хорошо, чтобы быть правдой. И все-таки, как определить то, что сейчас окрыляет его, какое имя дать новому захватившему его целиком чувству, неясному и тревожному? Да что там, он и свое-то имя едва помнил. Пропади оно все пропадом, таким счастливым Шеннон не был еще ни разу в жизни!

* * *

Обычно, если речь шла о субботнем вечере, то заказывать столик в «Конноте» надо было почти за неделю вперед. Но поскольку во время частных деловых поездок в Англию Шеннон имел обыкновение останавливаться в этой гостинице, для него сделали исключение. Он довольно долго обдумывал, куда бы лучше всего пойти с Дэзи поужинать, и в конце концов остановился на обеденном зале «Коннота»: золотистые тона и непринужденная атмосфера импонировали ему куда больше, чем суетливая обстановка многочисленных модных и дорогих итальянских ресторанов Лондона или, наоборот, торжественная помпезность, отличавшая все лучшие французские заведения подобного рода.

Дэзи уже ждала его в вестибюле «Клэриджа». В течение короткого времени, что машина везла их к ресторану, находившемуся практически за углом, они успели обмолвиться всего какой-нибудь парой слов. Что касается Дэзи, то она находилась еще под впечатлением от встречи с сестрой. День для нее выдался не из легких: казалось, он вообще никогда не кончится, так много в него вместилось и печального, и счастливого. Дэни ни капельки не изменилась. Все та же неземная красота, неподвластная времени, — счастливая пятилетняя девочка, вселившаяся в тело Дэзи. После всех переживаний этого дня Дэзи почувствовала себя к вечеру хрупкой и незащищенной, сконфуженной и сбитой с толку, одновременно очень старой и совсем юной.

Когда шофер остановил машину перед знакомым входом с помпезным, в виде балдахина, стеклянным навесом, Дэзи только тихо выдохнула: «Ох!», так что Шеннон не расслышал нотку невольного ужаса, прозвучавшую в ее голосе.

Она, словно во сне, вошла в фойе и привычным путем проследовала в ресторанный зал, не задерживаясь, как имела обыкновение раньше, чтобы изучить всевозможные блюда, выставленные на буквально ломившихся от разнообразия яств столиках на колесиках. Дэзи смотрела вперед, прямо перед собой, незаметно покусывая нижнюю губу, чтобы предательская дрожь не выдала ее эмоций в момент, когда на нее разом нахлынули звуки, запахи и особое сияние, разлитое в этом райском уголке, который она никогда не в силах будет вычеркнуть из своей памяти.

Пока они с Шенноном стояли у входа в ожидании метрдотеля, старший официант, принимавший заказ у сидевших за столиком недалеко от дверей, вдруг прекратил записывать что-то у себя в блокноте. Он всего лишь раз взглянул на Дэзи и тут же отошел от пораженного таким странным поведением официанта и растерявшегося герцога, который в этот момент как раз заинтересовался происхождением печеночного паштета: официант удалился с такой поспешностью, которая едва ли приличествовала ему, старшему из обслуги в заведении такого рода.

— Княжна Дэзи! — не веря своим глазам, воскликнул он радостно и, начисто позабыв о профессиональном этикете, заключил ее в свои объятия. — Княжна Дэзи, вы… вернулись! Куда вы уезжали? Мы вспоминали вас! И никто понятия не имел, что же случилось. Вы вдруг взяли и исчезли!

— О, месье Анри, вы все еще работаете! Дорогой мой! Как же я рада вас видеть! — воскликнула Дэзи, в свою очередь обнимая официанта.

— Да мы-то все здесь! Это вы нас бросили! — осуждающе произнес Анри, пораженный этой неожиданной встречей настолько, что совершенно не обращал внимания на вытянувшиеся лица завсегдатаев, сидевших поблизости, которые не привыкли к тому, чтобы обслуживающий персонал подобным образом обращался с женщиной, пришедшей в «Коннот» поужинать, — в конце концов, это же не его пропавшая дочь!

— Так получилось, мсье Анри, что я должна была переехать в Америку.

— Но вы же приезжали сюда, пусть ненадолго, княжна Дэзи? Так неужели нельзя было заглянуть к нам? Ведь столько лет прошло! — с упреком возразил на это официант.

— Я не выбиралась в Англию все это время, — солгала Дэзи. — Это мой первый визит.

Не объяснять же ему в самом деле, что, бывая в Лондоне, чтобы повидаться с Даниэль, она просто не имела денег ходить по дорогим ресторанам.

Шеннон кашлянул. Объявившийся, к счастью, метрдотель провел их в зал, и уже через полминуты они сидели за своим столиком. Это был тот же столик, который в свое время обычно занимал Стах Валенский: он располагался в центре, но стоял как бы особняком.

Шеннон пристально поглядел на свою спутницу: по лицу Дэзи было ясно, что она делает отчаянные усилия, чтобы не расплакаться.

— Простите, — начал он, волнуясь. — Я не… у меня и в мыслях не было, что… Может быть, вам неприятно здесь оставаться? Не лучше ли пойти в какое-нибудь другое место?

Он накрыл ее руку своей, словно стремясь защитить от всех неприятностей, с которыми, очевидно, было связано для нее это заведение.

— Нет… — покачала головой Дэзи, попытавшись одарить его подобием улыбки. — Сейчас все пройдет. Это просто… воспоминания. Вообще-то, честно говоря, я даже рада снова вернуться сюда. За этим столиком, где мы сидим… с ним связаны, пожалуй, самые счастливые моменты моей жизни.

— Я же ничего про вас не знаю! — невольно вырвалось у Шеннона. — И…

В этот момент он почувствовал жгучую ревность к ее прошлому, о котором действительно ничего не знал. Ее таинственному прошлому. «До чего же нескладно начался этот вечер, — пронеслось у него в мозгу. — Ненужные встречи… эти слезы… воспоминания. Что ждет меня теперь?»

— Несправедливо по отношению к вам, да? — спросила Дэзи, читая его мысли.

— Да, несправедливо, — подтвердил он. — Всякий раз, когда я вас вижу, вы все время не такая, как в предыдущую нашу встречу. И, черт подери, я просто не знаю, что мне о вас думать! Кто же вы на самом деле?

— Что я слышу? И это спрашивает человек, который настолько хорошо меня знает, что решился растиражировать мое лицо по всему миру! Но если вы меня не знаете, то как же может существовать ваша «Княжна Дэзи»?

— Ну вот, опять вы надо мной смеетесь!

— А что, вам не нравится?

— Нет, я в восторге! И потом, вы правы. «Княжна Дэзи» имеет отношение к «Элстри», а не к вам. И я по-прежнему не знаю, кто вы такая в действительности.

— Сюда я ходила со своим отцом. На ленч. Каждое воскресенье. Или почти каждое. Много лет подряд. Когда я в первый раз появилась тут, мне было девять лет от роду. А когда я перестала бывать в «Конноте» — пятнадцать. Тогда погиб мой отец. Я перебралась в Штаты и поступила учиться в колледж в Санта-Крусе в Калифорнии. Потом работала на Норта в его студии.

— Если не считать уик-эндов, когда вы для собственного удовольствия рисовали картины?