Мало-помалу душераздирающие рыдания перешли в тихие всхлипы, и Дэзи взяла у него носовой платок, чтобы вытереть лицо.

— Кэндис сказала, что у тебя должен быть ленч, а то я бы сам разыскал тебя.

— Она не знала. Они послали мне сигнальный экземпляр, я получила его сегодня утром.

— Дэзи, присядь, родная.

Он усадил ее на кушетку рядом с собой и нежно обнял за плечи одной рукой. Второй, вынув из кармана брюк еще один носовой платок, стал ласково вытирать слезы, катившиеся по ее щекам, но, поняв, что это бесполезно, перестал и просто взял обе ее ладони в свои. Дэзи глубоко вздохнула и положила голову ему на плечо. Они сидели так молча, слушая дыхание друг друга, прежде чем Дэзи решилась заговорить.

— Это Рэм.

Голос звучал тускло, ровно и без эмоций.

— Рэм?

— Да, это мой сводный брат. Единственный, о ком я тебе ничего не рассказывала.

— Не понимаю. Почему ты не рассказывала? И почему он так с тобой поступил?

— Он поехал в школу, я знаю, и взял это фото, — проговорила Дэзи, уходя от прямого ответа на вопросы Шеннона. — Оно висело на стене в спальне Дэни. А потом он рассказал им всю эту ужасную ложь о моей матери. Я знаю, что это ложь, потому что она исходила от него. А правды я не узнаю никогда — никогда! Потому что все, кто мог бы ее знать, умерли. Даже Анабель говорила, что отец отказывался разговаривать об этом.

— Но почему твой брат решился причинить тебе страдания? — не отступал Шеннон. — У него же должен быть какой-то мотив? Он говорит, правда, что причина в том, что он против использования титула и фамилии семьи в коммерческих целях. Но мне это кажется сомнительным. Какая это причина в наше время?

Дэзи слегка отодвинулась от Шеннона и откинулась на спинку дивана — теперь они сидели хотя и рядом, но не вместе. Сцепив руки, Дэзи в упор взглянула на него.

— Когда я была маленькой девочкой, я любила его — он был для меня на втором месте после отца. Потом, после того как отец умер, а мне было тогда пятнадцать лет, в жизни у меня остался только один Рэм. И вот тем летом… тем летом… — Дэзи встряхнула головой, словно приказав себе ничего не бояться и выложить все начистоту. — В то лето мы… стали любовниками. Первый раз он набросился на меня и… изнасиловал. И в последний раз было то же самое. А в перерывах между первым и последним разом я… в общем, я не слишком стремилась помешать ему. И позволяла ему владеть собой. Анабель я ничего про это не рассказывала. В то время мне так хотелось, чтобы меня хоть кто-нибудь любил… но конечно же, это не может служить оправданием.

— Черта с два, не может! — почти выкрикнул Шеннон.

Он крепко сжал ее сцепленные пальцы, стараясь вновь притянуть Дэзи к себе.

— Погоди. Дай мне докончить, — проговорила Дэзи, не поддавшись и на сей раз. — С тех пор я скрывалась от него, не отвечала ни на одно письмо… В конце концов я даже вообще перестала их читать. Наверное, поэтому я и деньги свои потеряла. Так мне, во всяком случае, кажется. А просить его дать хотя бы один цент я не могла. Но потом Анабель заболела лейкемией, и нужны были деньги на лечение. Много денег. Рэм знал, что одной мне таких сумм не раздобыть. Прошлым Рождеством мне пришлось с ним повидаться. Он поймал меня в ловушку. Сказал, что будет заботиться и об Анабель, и о Даниэль. При этом он выдвинул только одно условие: я должна перебраться обратно в Англию. Но я слишком хорошо знала Рэма — и мне было страшно соглашаться. Вот почему я и приняла твое предложение. Чтобы избавиться от этого человека. А то, что он сделал сейчас… вся эта история с журнальной публикацией, — продолжала Дэзи после паузы, — это его месть мне. Нет, Пэт, он меня не ненавидит. Наоборот, любит. Но любит по-своему. Он хочет обладать мною, как тогда, тем летом. Хочет все эти годы…

— Послушай, Дэзи, да ведь он монстр. Нет, сумасшедший! Так ты говоришь, что это было, когда тебе исполнилось пятнадцать?

Дэзи кивнула.

— И ты никогда никому ничего не рассказывала? Неужели никто не мог хоть что-нибудь сделать?

— В конце концов я собралась с духом и рассказала обо всем Анабель. Когда все уже давно кончилось. И она нашла способ, как отправить меня подальше от него. А теперь вот и ты об этом знаешь. И никто больше. Я никому об этом не говорила, даже Кики. Мне было так стыдно.

— Я его убью, — произнес Шеннон тихо.

— Не говори глупостей! — осадила его Дэзи.

И в самом деле, думала она, вред уже нанесен. И ничего тут не поделаешь. Она вытащила из сумочки сложенный номер журнала и раскрыла его на странице, где было ее фото вместе с Даниэль.

— Интересно, заметила ли Дэни, что на стене больше нет фото? Оно же ее любимое — мы здесь так с ней похожи, — проговорила Дэзи с печальным удивлением. — Да, скорей всего не заметила. Во всяком случае, л надеюсь.

Шеннон взял из рук Дэзи журнал и положил его рядом с собой.

— Не думай больше обо всем этом, Дэзи.

— Не думать?! Ты сошел с ума! Господи, да ведь сейчас, кроме этого, ничего никого не будет больше интересовать. Я знаю, как они все, пусть и тактично, будут подбираться к этой новости. «Какие чувства вы испытываете в связи со статьей в „Пипл“? Расскажите нам побольше о вашей сестре. Умеет ли она изъясняться? О чем именно вы говорите, когда бываете вдвоем? Что вы чувствуете, когда у нас сестра-близнец, которая не может… не может…» О, они уже знают, в какой форме задать подобный вопрос. Они так спросят, что будет ясно: я виновата, что держала все это в тайне из-за чувства стыда вместо действительной причины… Пэт, я уже ничего больше не понимаю. Господи, Пэт, эти вопросы… Как будто их пальцы будут касаться моего лица… Такое чувство, будто я предстану перед всеми раздетая. Ты же сам понимаешь, что их будет прежде всего интересовать. Ведь не думаешь же ты, что они будут делать вид, что им ничего не известно?

— Не имеет значения, что они захотят спросить у тебя. — твердо ответил Шеннон. — Никаких встреч с прессой у тебя больше не будет. Кэндис позаботится о том, чтобы отменить все твои интервью и презентации. И до конца жизни тебе не надо больше будет разговаривать ни с одним репортером.

— Но Пэт, как же пройдет начало кампании без этого? Как пройдет она вся? Ты не можешь позволить себе это!

— Пусть тебя не волнует, как я это сделаю. Все будет по расписанию, кроме твоего личного участия. И предоставь это дело мне.

— Пэт, Пэт! — вскрикнула Дэзи. — Почему ты на это идешь? Я занимаюсь рекламой уже слишком долго, чтобы не знать, как много значит личное участие. Меня тебе не обмануть.

— Ты знаешь, как делаются рекламные фильмы, Дэзи, но ты не эксперт по моей корпорации. — Он снова обнял ее и поцеловал в губы. — Эксперт я. И я говорю тебе: больше тебе не придется заниматься тем, чем ты занималась все последнее время.

— Ты так добр ко мне, почему?

И она почувствовала, как безмерное облегчение заполняет все ее существо.

— Одной причины с тебя хватит? — И он поцеловал ее снова, а она кивнула в знак согласия. — Я люблю тебя. Я влюблен в тебя. Я люблю тебя абсолютно, целиком и полностью. Вот уже три причины, а я мог бы продолжать до бесконечности… Впрочем, все это были бы вариации на одну и ту же тему. Я люблю тебя. Я думаю, что забыл сказать тебе об этом в «Ла Марэ». Это было серьезным упущением с моей стороны, и теперь я собираюсь потратить массу времени на то, чтобы его исправить.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас спросить у нее, любит ли она его? Но это было бы несправедливо. Слишком уж она была открытой, слишком уязвимой, слишком ранимой. Из чувства благодарности она сказала бы «да», но никогда не решилась бы сейчас, в таком состоянии, признаться, что не любит его. Он почувствовал во всем теле множество покалываний, словно ему только что впрыснули любовную сыворотку. Теперь он был «меченый» и мог ждать хоть до конца жизни.

* * *

— Это было как взрыв бомбы, — произнес Люк, устало падая в кресло. — И это еще цветочки.

Кики подала ему стакан с мартини, который она только что приготовила (это было единственное, что она умела сама делать по дому), и принялась наблюдать за ним с зоркостью волчицы, следящей, чтобы ее детеныш до последней капли выпил целебную жидкость.

Вот для чего и нужны нам жены, пронеслось в голове у Люка.

— Я звонила Дэзи, — произнесла она, следя за тем, чтобы в стакане мужа ничего не осталось. — Она уже все знает! Мы с ней договорились завтра встретиться.

— Господи! Как она, бедняжка?

— Какая-то странная. Не хотела, чтобы я пришла к ней сегодня вечером и мы посидели вместе. Какая-то она отчужденная, отстраненная. Мне она показалась страшно усталой.

— Может, мы все-таки вдвоем подъедем к ней?

— Нет. Я убеждена, что ей хочется побыть одной. Она не желает больше обо всем этом слышать.

— Я говорил сегодня шесть часов без перерыва и могу себе представить ее состояние после всех этих интервью. Ты не дашь мне еще один из своих прекрасных мартини, милая? Кстати, ты знаешь, что существует теория, согласно которой не повредит, если в коктейль добавить чуть-чуть вермута?

— О-о… — слабо отреагировала она.

Кики вспомнила, что ее отец в качестве последнего родительского наставления говорил ей, что секрет сухого мартини заключается в том, чтобы употреблять для него неразбавленный джин самого лучшего качества. Тогда ничего плохого произойти не может.

— Расскажи мне, что случилось, — попросила Кики.

— Когда я вернулся с ленча, меня ждало распоряжение из корпорации: срочно явиться в офис к Шеннону. Там уже было полно народу — Хилли Биджур, Кэндис Блюм со своей помощницей и еще дюжина других людей из «Элстри». И вот Шеннон объявил нам всем, что с этого момента надо оставить Дэзи в покое, абсолютном покое. Никто из нас не имеет права ее беспокоить! После чего он и сбросил свою «бомбу»: никакой рекламы в стиле «княжны Дэзи», никаких презентаций, рекламных роликов… ничего! Финита… Как ничего и не было! Понимаешь?! Ни-че-го, мать твою!..

— Но почему? — вскрикнула Кики. — Что, разве нельзя запустить все это и без ее участия? Да это же…

— Он прав, Кики. Прав. Без Дэзи вся рекламная кампания летит! Универмаги не будут устраивать без ее участия никаких презентаций, потому что план был совсем другой. В этом месяце намечается выпуск в продажу еще с полдюжины новых духов, и конкуренция и так была бы слишком суровой. Так что без Дэзи могут пойти разве что рекламные объявления в газетах… ну и еще ролики по телевидению. Их можно немного покрутить, но потом все равно — ничего. Пойми ты, вся штука крутилась вокруг нее. Только ее одной. Дэзи! Ее имя! Ее лицо. И, главное, ее индивидуальность. На этом все строилось.

Он перевел дух и продолжил:

— У «Эсти Лаудер» главное не лицо Карен Грэхем, а фантастические фото Скребнески. А если взять «Хэлстон» и «Адольфо», «Оскар де ла Ренто» и «Кэлвин Клайн», то это ведь, в сущности, четыре известнейших дизайнера — четыре человека с давным-давно устоявшейся репутацией. И уж они-то проведут презентации в универмагах как положено, можно не сомневаться! Будут вертеться как сумасшедшие белки в колесе… А у нас — у нас была только сама Дэзи, на ней одной строилась вся любовь покупателей. Так что Шеннон правильно делает, когда сворачивает кампанию теперь, пока еще не совсем поздно. Лучше, дорогая моя, сократить потери до минимума, если уж нельзя их избежать. Сколько бы корпорация ни потратила уже на рекламу «Княжны Дэзи», а речь идет примерно о сорока миллионах, нет смысла добавлять к этим расходам новые миллионы, чтобы потом потерять, в конечном счете, и их! Мы несколько часов сидели и смотрели, что еще можно отменить. Но, видишь ли, дело для Шеннона не в одних только деньгах. И даже не столько в них.

— Наверное, хорошо, — начала Кики, осторожно прощупывая почву, — что корпорация такая большая, да?

— Ни один бизнес не является достаточно большим, чтобы списать со счетов такие убытки. Не забывай об акционерах! Шеннон окажется в дерьме по самые уши, я тебе гарантирую. Он вполне мог настаивать, чтобы Дэзи выполнила свою часть контракта. Но не стал это делать. Впрочем, насчет Дэзи можешь не волноваться. По условиям контракта она все равно свое получит! А вот о Шенноне поволноваться стоит. И насчет нас двоих тоже!

— Я и волнуюсь! — выдохнула Кики.

— Тогда мне, что ли, тебя утешать? Или, наоборот, тебе — меня? Ну, раз Дэзи не хочет, чтобы мы ее утешали…

— Не знаю, — ответила она, сидя у него на коленях и уткнувшись носом в его бороду. — Похоже, это с равным успехом сможешь сделать и ты, и я. Как говорится, что шесть, что полдюжины…

— В таком случае давай попробуем, у кого это лучше получится. Обычно эти старые поговорки содержат в себе определенную мудрость…

25

Утром следующего дня, вскоре после того, как «Пипл» появился на прилавках газетных киосков, Джозеф Уиллоуби и Реджинальд Стайн, два ведущих акционера корпорации и члены совета директоров, состоявшего из девяти человек, позвонили исполнительному секретарю Патрика Шеннона и потребовали немедленной встречи. Они появились в его офисе уже через десять минут, горя одновременно и праведным гневом, и злобным торжеством: наконец-то Шеннон дал им тот повод, которого они так долго ждали.