— Для этого нет никаких причин, — заметил он. — Ладно, пойдем в зал.

И он протянул ей руку.

Ариэль снова бросила взгляд в зеркало. Они представляли собой потрясающую пару — унылый черный бархат его костюма лишь оттенял живые переливы алого и золотого цветов ее платья; его высокая и мощная фигура подчеркивала хрупкость ее сложения; нежный цвет ее щек и гармоничные черты лица контрастировали с его наружностью: рваным шрамом на щеке и крупным носом с горбинкой.

Да, потрясающая пара — оба так сильно отличались друг от друга и одновременно были похожи. Саймон как-то пренебрежительно обмолвился про «красавицу и чудовище», но пара, которая стояла сейчас перед зеркалом, была необычной, контрастной и все же гармоничной. Так два кусочка головоломки, если глядеть на них в отдельности, невозможно представить себе одним целым.

Почувствовав колебание Ариэль, Саймон перехватил ее взгляд в зеркале. Но похоже, он увидел там нечто неожиданное, совершенно противоположное, потому что его лицо внезапно замкнулось, взор напрягся, и свободной рукой он непроизвольно коснулся своего шрама. Потом он взял жену под руку, сомкнув пальцы на ее запястье, словно боясь, что она ускользнет. Взяв прислоненную к стене трость, Саймон, прихрамывая, вышел вместе с ней из комнаты.

Когда они спускались по парадной лестнице в большой зал, Рэнальф поднялся из-за стола, приветствуя новобрачных. Он держал в руке бокал; его прищуренные глаза пылали едва скрываемой злобой.

— Да, сестричка, это платье, помнится, стоило мне изрядную сумму.

Ариэль присела перед братом в ироническом реверансе.

— Ты жалеешь о своем свадебном подарке, Рэнальф?

Он протянул руку и взял сестру за запястье, на котором блестел змеевидный браслет. Серебряная роза нежно зазвенела, коснувшись изумрудного лебедя, когда Рэнальф поднял руку Ариэль к свету; темно-красный рубин вспыхнул, как уголь в жаровне.

— Я считаю, что соглашения должны выполняться, — сказал он. — А если нет, тогда я потребую возмещения.

Все еще держа Ариэль за руку, он пристально посмотрел на нее, но когда заговорил снова, голос его звучал до приторности сладко.

— Несмотря на всю эту роскошь, ты выглядишь еще не совсем хорошо, моя дорогая. Наверное, еще не до конца поправилась? Думаю, тебе не следовало выходить сегодня.

— Я и не выходила, — сказала Ариэль. — Весь день просидела в своей комнате.

— Ясно, — кивнул он головой. — Тогда, возможно, тебя одолевают какие-нибудь заботы.

И Рэнальф вопросительно поднял бровь.

— Да нет, не думаю, — рассудительно ответила Ариэль.

Она улыбнулась, и вряд ли кто-нибудь мог сказать, каких усилий ей это стоило.

— Думаю, я такая бледная и слабая именно из-за того, что весь день просидела в четырех стенах, Рэнальф. Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу.

Рэнальф нахмурился, и сердце у Ариэль замерло.

В детстве он порой лупил ее хлыстом и приходил в неистовство оттого, что она не плакала, не желая унижаться перед братом. И вот теперь она чувствовала себя, как тогда, в детстве.

Какое-то оцепенение овладело Ариэль. Она мельком улыбнулась Саймону, сказав:

— Я так голодна. Давай сядем к столу, муж мой. Прошлым вечером я только выпила молока, да и днем у меня не было аппетита, но сейчас я чертовски хочу есть.

И, стиснув его запястье своими тонкими пальцами, Ариэль повлекла мужа к их местам за столом.

Саймон поглядывал, как Ариэль болтает с Джеком Чанси о сегодняшней охоте, за обе щеки уплетая еду, накладывая себе на тарелку новые и новые блюда. Он обратил внимание, что и пила она сегодня больше обычного.


— Разве ты не проголодался, муж мой? — спросила Ариэль, выбирая вилкой на блюде кусок жареной свинины для Саймона. — Вот сочный кусочек. А хочешь, я найду еще и хрустящую корочку?

С торжествующим видом она поддела вилкой поджаристый кусочек и улыбнулась, бросив на Саймона лукавый взгляд из-под длинных загнутых ресниц.

— Тебе нравится, не так ли?

Саймон взял протянутый ему кусочек двумя пальцами и собрался отправить его в рот, но тонкие пальцы жены внезапно сомкнулись у него на запястье, и Ариэль притянула его пальцы к собственному рту. Он поймал себя на том, что не может оторвать взгляда от ее мелких ослепительно белых зубов, закусивших кусочек свинины в его пальцах от ее влажных губ, от маленького розового язычка, которые она слизнула незаметные капельки жира с губ. На секунду Ариэль плотнее обхватила его запястье, и в ее больших серых глазах зажегся чувственный огонь.

Саймон не мог понять, что скрывается за внезапным изменением настроения Ариэль. Но только последний идиот отказался бы разделить ее радость.

— Что это с тобой происходит? — шепотом спросил он, касаясь большим пальцем ее губ.

В ответ ее язычок коснулся его пальца, розовые губы сомкнулись вокруг него.

Саймону пришло в голову, что в любом другом месте, кроме разве что публичного дома, такое поведение сочли бы в высшей степени непристойным. Его должен был шокировать нескромный поступок жены, пусть даже не замеченный пьяной компанией — разумеется, не считая ревнивых глаз ее братьев и Оливера Беккета, — но вместо этого Саймон только улыбнулся, и это смутило его куда больше всего остального.

Он оглянулся по сторонам. Его друзья оживленно переговаривались между собой, ничего не замечая вокруг.

Затем его рука скользнула по скамье под сидящую рядом Ариэль. Почувствовав его прикосновение даже сквозь плотную ткань платья, она медленно сжала ногами руку мужа. Он начал действовать пальцами, сначала осторожно, потом все настойчивее, пока она не произнесла:

— Не надо.

— Я думал, тебе пришла охота поиграть, — ответил он с невинной улыбкой.

— Это была всего лишь шалость.

— И это тоже. Привстань и раздвинь немного ноги.

Ариэль закусила зубами нижнюю губу, лоб ее увлажнился, но она подвинулась на скамье так, чтобы ему было удобно. Пальцы Саймона проникли глубоко в нее. Руки Ариэль судорожно застыли у нее на коленях, она не поднимала глаз от тарелки.

Саймон улыбнулся, небрежно взял свободной рукой куриную ножку и принялся с аппетитом есть, погрузившись в оживленный спор со своим соседом о том, на какую наживку лучше всего ловится ручьевая форель в этих местах.

Ариэль не могла поверить в то, что это делает с ней именно Саймон Хоуксмур. Она слышала его голос: муж со спокойной небрежностью спорил с соседом, в то время как под его пальцами внутри ее все росла волна наслаждения. Эта волна уже захлестывала ее, и Ариэль изо всех сил готовилась противостоять неизбежному, одновременно стараясь сдержать рвущийся из груди смех. Этот чопорный пуританин — ее муж — оказался способным на столь вольное поведение в не меньшей степени, чем любой галантный кавалер при известном своими распущенными нравами дворе Карла II.

Когда наконец случилось неизбежное, Ариэль показалось, что ее закрутило, словно обломок кораблекрушения в штормовом море. Но ей пришлось спокойно сидеть за столом, хотя тело ее таяло от наслаждения. Потом, когда Ариэль немного пришла в себя, Саймон убрал из-под нее руку, не преминув, однако, по пути погладить жену по ноге.

Дрожащими руками Ариэль налила себе в бокал вина. Как она выглядит со стороны? Ведь ее щеки, наверное, пылают? Едва оторвав глаза от спасительной тарелки, она встретилась взглядом с Оливером. Он все понял. Он понял, потому что знал ее. Ариэль заставила себя не отводить взгляд, хотя сердце ее колотилось в груди, а бокал едва не выскользнул из ставших вдруг бессильными пальцев.

Оливер не выдержал первым. Он отвел глаза, сжав зубы и покраснев от ярости. Ариэль перевела дух, только теперь сообразив, что во все время безмолвной борьбы взглядов она не дышала.

Саймон взглянул на жену, глаза его весело блестели. Ариэль поставила перед ним хрустальную чашу с замороженными взбитыми сливками.

— Гертруда делает великолепный крем из взбитых сливок с вином. Не угодно ли попробовать?

— Благодарю, но я не сластена. — Губы Саймона изогнулись в одной из его быстрых усмешек, глаза сверкнули. — Если, конечно, не считать нектара из весьма необычных чаш.

Ариэль густо покраснела.

— Прошу простить, сэр, но мне необходимо заглянуть на кухню и кое о чем распорядиться.

Саймон вежливо встал, выпуская жену из-за стола, но опускаясь потом на свое место, усмехнулся про себя.

Ариэль направилась на кухню, хотя никаких срочных дел у нее там не было. Просто это было единственное место в доме, где она могла прийти в себя, не вызывая ничьего удивления или любопытства. Мысли ее снова вернулись к лошадям. Она стала размышлять, мог ли Рэнальф узнать что-нибудь про ее сделку с мистером Кэрстайром.

Хотя теперь это уже мало что меняло. Эдгар собрал целый отряд парней, обычно крутившихся вокруг конюшни, для того, чтобы они приглядывали за стойлами, в которых размещались аргамаки. Теперь по ночам к ним никто не сможет приблизиться. А через несколько дней она отправит их всех в безопасное место. И, как только сможет, сама последует за ними.

Вполуха она слушала причитания Гертруды, которая жаловалась, что несколько медных котлов надо снова лудить, а медник, как назло, не появлялся в этих местах уже полгода.

— Пошли Сэма в цыганский табор. Я более чем уверена, там найдется кто-нибудь подходящий для этой работы.

Гертруда нахмурилась.

— С этими цыганами всегда проблемы, мадам. Не хочу, чтобы они здесь вертелись. Так и норовят что-нибудь украсть, если за ними не присматривать.

— Надо же им чем-то зарабатывать на жизнь, — возразила Ариэль, небрежно махнув рукой. — А если с ними обращаться по-человечески, то они и ведут себя прилично.

И Ариэль направилась в кладовку, не обращая внимания на бормотание Гертруды у себя за спиной. Оно означало, что кухарка не согласна со своей хозяйкой, расположение которой к цыганам было известно всем, хотя и не одобрялось.

Ариэль делала вид, что осматривает запасы в кладовке, хотя на самом деле ее сейчас совершенно не интересовало, сколько головок сыра, сосудов с молоком и сливками, кругов колбасы и окороков лежит на полках.

Только сегодня она ясно поняла, что начинает все больше и больше сомневаться относительно своих дальнейших жизненных планов. Где-то глубоко в душе зародилась мысль о том, что ей вовсе не надо упорно пытаться разорвать этот брак, добиваясь полной самостоятельности. Эта робкая мысль напоминала подснежник, пробивающийся сквозь глубокий слой снега. Что скажет Саймон, если она попросит его помочь ей в ее предприятии? Если она скажет у что хочет разводить лошадей в конюшнях Хоуксмура и торговать ими? Если она объяснит ему, насколько важно для нее чувствовать себя независимой? Свободной? Даже если она никогда не использует эту свободу в ущерб ему, Саймону, или их браку?

И в то же время Ариэль сознавала, что никогда не сможет задать мужу этот вопрос. Он был мужчиной, рассчитывающим на полное повиновение своей жены. Да и почему он должен был чем-то отличаться от всех тех мужчин, которые пытались подчинить ее себе? Ариэль не верила, что Саймон может быть другим.

И он ведь был вдобавок Хоуксмуром.

Она должна бежать отсюда, как и собиралась раньше. Тогда ему не останется ничего другого, как только выкрадывать ее из какого-нибудь всеми забытого местечка в Голландии.

Глава 18

На следующее утро Ариэль как раз переодевалась в костюм для верховой езды, чтобы сопровождать Саймона на прогулке, когда со двора через окно ее комнаты донеслись звуки суматохи. Застегивая жакет, она подошла к окну и взглянула вниз. По подъемному мосту в замок въезжали несколько всадников в королевских ливреях. Со всех сторон к ним спешили слуги, и, как с удивлением отметила Ариэль, Рэнальф и Роланд тоже спускались по ступеням из большого зала им навстречу.

Один из всадников спешился, отвесил поклон графу Равенспиру, протянул ему свернутый в трубку пергамент и принялся говорить что-то, скорее объявляя, чем просто разговаривая.

Ариэль открыла окно и перевесилась через подоконник, е в силах сдержать своего любопытства. Из зала появились другие гости, среди них она заметила и Саймона с друзьями.

Рэнальф бросил взгляд на ее окно, потом сложил ладони, поднес их ко рту и крикнул:

— Сестра, спускайся вниз!

Ариэль отошла от окна, натянула сапожки и поспешила к двери. Под ногами у нее уже крутились Ромул и Рем, радуясь неожиданной прогулке.

— Нет, думаю, что вам лучше остаться здесь, — сказала она, отталкивая их назад и запирая дверь под их негодующий лай.

Ариэль сбежала по каменной парадной лестнице, пересекла опустевший большой зал замка и вышла во двор. Толпа гостей расступилась, пропуская ее к группе всадников.

— Что такое?

— Подарок, моя милая сестричка, — сообщил ей Роланд.

Ирония в его голосе сразу же заставила Ариэль насторожиться. Все, что приводило братьев в хорошее настроение, обычно выходило ей боком.