— Может, сегодня сам управляющий Понтедду в вас влюбится!

6

На площади перед церковью Аультину не долго приходится держать тетушку за руку: трое кавалеров наперебой приглашают ее в хоровод. Освободившийся Аультину убегает и устраивается возле сплетенной из веток и украшенной цветами арки с надписью, приветствующей испанского хозяина, хотя никто в деревне по-испански читать не умеет. Здесь же, у арки, где должны финишировать всадники, стоит лавка с призами. Победитель получит синий шарф, десять монет, мешок бобов, мех вина, лаунеддас и освященную на Пасху — совсем как живую — розу из теста с красиво раскрашенными лепестками, листьями и шипами. За второе место полагается четыре монеты, за третье — две. Для того, кто прискачет последним, приготовлен специальный приз — колбаска, да такая натуральная, что женщины, глядя на нее, краснеют.

Но нет времени разглядывать призы. Аультину пробирается на трибуну для почетных гостей, вскарабкивается на навес, с которого далеко видать, и, заметив в конце дороги облако пыли, первым оповещает публику:

— Едут! Я их вижу!

Конечно, это не настоящий отряд конников — ни числом, ни видом на эскадрон он не тянет. Деревня не город, где в скачках участвуют опытные наездники на породистых лошадях. Но в этом году состязания должны быть интересными, поскольку на них присутствует сам хозяин, прибывший в свои владения из Испании. В скачках участвуют несколько солдат, получивших разрешение использовать гарнизонных лошадей, кое-кто из удачливых крестьян, кто ухитрился вырастить коня и не отдать его управляющему, и несколько торговцев со своими клячами, на которых они ездят с ярмарки на ярмарку. Хозяин по справедливости запретил участвовать в скачках всадникам из своего эскорта: и потому, что они безусловно оказались бы победителями, и потому, что ему не хотелось рисковать своими конями ради состязаний в какой-то глухой деревушке.

Первым к финишу приходит один из местных солдат, и публика приветствует его неистовыми криками: ведь у солдата были конкуренты со стороны, и все боялись, как бы главный приз не достался какому-нибудь чужаку. Победителя торжественно ведут на луг, где женщины уже запекли на углях овечьи хвосты и требуху с душистыми травами.

Для Аультину праздник заканчивается. Обеспокоенная тетушка знаками показывает, что ему надо поспеть в овчарню до наступления темноты. Да, не придется Аультину увидеть новую забаву, которую хозяин привез на остров, чтобы отметить недавнюю свадьбу одного из своих сыновей. Говорят, это какие-то огни, которые вспыхнут в небе так высоко, что даже жители других деревень с завистью и восторгом смогут любоваться ими издалека. На всей Сардинии такого еще не бывало.

Тетушка на прощание протыкает заостренной палочкой, которой она поворачивала мясо на решетках, аппетитно хрустящий кусок жареного рубца, кладет его на ломоть хлеба и протягивает племяннику.

— Ладно, тетя Антония, я пойду. А вы все-таки постарайтесь найти себе мужа.

Тетушка, шутя погрозив ему кулаком, обещает через несколько дней подняться в овчарню, чтобы помочь ему стричь овец, а потом промыть шерсть.

7

День выдался душный, дорога покрыта толстым слоем пыли. У Аультину болит правая нога — еще в лодке он ударился о бочку с солью, — и ему то и дело приходится останавливаться.

Идти еще миль шесть, а солнца осталось только на два пальца. Аультину вытягивает руку в сторону заката, и тут вдруг слышит стук копыт мчащейся галопом лошади. Наверно, кто-нибудь со скачек возвращается. Так и есть. Это сам победитель: издалека виден синий шарф, повязанный через плечо.

Аультину снимает с шеи тряпку, которой он прикрывает нос от пыли или утирает пот, как делал его отец, когда ходил в горы заготавливать дрова, и, став посреди дороги, размахивает ею.

— Ты что, с ума сошел? Хочешь оказаться под копытами? Коня так сразу не остановишь, да еще разгоряченного после скачек!

— Я знаю. Видел, как он победил! Можно погладить ему морду?

— Гладь. И давай садись позади меня. Это ты пасешь овец в горах? Я еду в гарнизонную башню, оттуда до овчарни уже недалеко. На гору-то ты наверняка карабкаешься, как кошка.

Счастливый Аультину взбирается на коня, и солдат снова пускает его галопом. Одной рукой мальчик держится за рубаху солдата, а другой гладит скакуна.

— Какой молодчина!

— Кто, я или конь?

— Оба вы молодцы!

8

За спиной победителя на шнурке болтаются лаунеддас. Аультину берет их и, несмело поднеся к губам, начинает потихоньку наигрывать.

— Если умеешь играть, бери их себе. Я не умею.

— Ты и вправду хочешь мне их подарить? Не шутишь? Солдат хлопает ладонью по ноге мальчика. Скажите, какие церемонии! Видать, волнуется парнишка: ведь под ним самый быстроногий конь в деревне.

— А что ты сделал с другими призами?

— Ничего больше у меня не осталось. Монеты отдал матери, бобы закинул на чердак, вино выпил, а розу подарил девушке, которая поднесла ее победителю.

— Значит, ты теперь должен на ней жениться!

— Кабы так! Это дочка офицера, но она уже помолвлена!

— А почему ты не остался на ужин? Я видел там всякие сласти, вино — и красное, и белое, — и даже бочонок наливки от монахов. Девушкам надо было связать тебя и не отпускать. Сегодня даже поэты выступят! Они будут сочинять куплеты в твою честь, а ты сбежал.

— Если бы от меня зависело… Перед скачками мы тянули жребий, и мне выпало ночное дежурство. Опасности вроде не предвидится, но негоже оставлять заставу без охраны.

— Ты разве один на часах стоять будешь?

— Нет, нас восемь человек. Семеро уже на месте, а мне разрешили опрокинуть чарку по случаю победы.

Некоторое время они едут молча, подставляя лица ласковому западному ветерку.

— Не страшно тебе одному в овчарне?

— Так я ж всегда там живу.

Но, помолчав немного, Аультину дергает солдата за ремень и признается, что иногда он действительно чего-то боится, но чего — и сам не знает. Но надо делать вид, будто все в порядке: беда, если скотина заметит, что пастух трусит. Слава Богу, у его собак храбрости хватает. Ночью Аультину всегда держит одну из них при себе. Станет страшно — он повернет голову и почувствует на лице тепло собачьей шерсти. А если захочется с кем-нибудь поговорить, для этого есть Тимау, щенок, который всегда готов слушать и даже отвечать — глазами, ушами, хвостом, повизгиванием.

— Спусти меня здесь.

Шагах в трехстах от них возвышается сторожевая башня — красивая, большая, толстостенная; возле нее пасутся кони и сохнут вытащенные на берег лодки. Аультину слезает, прощается с новым другом, благодарно похлопывает коня по холке и, прижав лаунеддас к груди, начинает подниматься в гору.

9

Солнце еще не успело закатиться, а Аультину уже доит последнюю овцу. Тимау свернулся калачиком рядом, но то и дело пытается стянуть кусок хлеба с сыром, которым мальчик собирался поужинать.

— Убери лапу. Еще не время есть. Вон сколько у нас работы, видишь? Потом я тебя тоже накормлю.

Овчарня находится на уединенном крутом мысу. Впереди — только море, позади — небольшая долина, а за долиной опять гора, но повыше. И все заросло густым кустарником, лишь изредка перемежающимся небольшими полянами. Внизу, на самом берегу, виднеется сторожевая башня: над ней развевается испанский флаг и курится дымок. Наверно, у солдат сегодня праздничный ужин.

Рядом с мальчиком на очаге, сложенном из четырех камней и двух подков, что-то булькает в глиняном горшочке. Это не похлебка, это снадобье для лечения больной овцы. Варить его надо на слабом огне, все время подкладывая в определенном порядке разные травы. Десять раз помешать варево ложкой, добавить четыре измельченных лавровых листа. Опять помешать, но уже подольше, как раз успеешь трижды прочитать молитву «Аве Мария». И готово! Теперь надо вылить густую жидкость на большой и толстый лист фигового дерева, аккуратно размазать ее, подуть, чтобы остыла, и приложить к ободранной спине овцы, предварительно обмыв больное место и подрезав вокруг шерсть. Животное стоит смирно, не мешая хозяину, и смотрит на него вылупив глаза. Аультину разговаривает с овцой, объясняет ей, что теперь она скоро выздоровеет, рассказывает о лечебных свойствах лавра, дрока, аниса — всего, что он намешал.

Гортанно покрикивая, мальчик с помощью собак загоняет овец в овчарню. Только одна овца отбилась от остальных: ее задняя нога зацепилась за куст.

— Эй ты там, с подпоркой! Благодари Бога, что можешь двигаться. И ходи осторожнее, у меня нет времени каждый месяц делать тебе новую ногу.

Овца отвечает ему долгим блеянием.

— Ну да, ты обижаешься, неудачно у меня в этот раз получилось. Конец палки торчит и цепляется за все, как крючок. Надо подыскать подходящую рогульку, на этом месте просверлить дырку, протянуть туда ивовый прут, все подскоблить, и получится неплохо. Вот выдастся первый дождливый день, и я тебе ее переделаю.

Освобожденная овца, хромая, направляется в загон. Вместо задней ноги у нее сложное приспособление из обшитой кожей деревяшки.

— Можно подумать, ты сумасшедшая, вон какие прыжки выделываешь!

Опустилась ночь. Прежде чем залить костерок, Аультину зажигает от него лучинку: кое-что ему надо еще доделать.

Больная коза лежит с лечебной примочкой на спине. Аультину нарезает тоненьких гибких веточек, плотно притягивает ими листок с лекарством к ране, пропуская длинные лозинки под брюхо и под хвост животного.

Вдруг до его слуха доносится какая-то пальба. Мальчик, привыкший к осторожности, гасит лучину. Напуганный Тимау жмется к нему.

— Ну, чего испугался? Ты же дворовая собака, а не овчарка! Это на празднике запускают новые огни.

Чтобы подбодрить себя, да и овец, Аультину начинает играть на лаунеддас.

Ничего особенного в небе не заметно: праздничные огни слишком далеко, а тут еще этот выступ скалы. В деревне-то небось красиво! И тетушка Антония, может, уже нашла себе мужа? Во время праздника такое бывает. Если бы Аультину удалось устроить тетушкину судьбу, он бы через несколько лет смог стать солдатом, повидать белый свет. Хорошо бы глянуть, как там, за морем. Тетушка Антония говорит, что никогда не отпустит его в солдаты. Но чем солдатская доля опаснее и труднее, чем доля подпаска? Из всех знакомых Аультину солдат только двое воевали по-настоящему, а остальные знай себе жалованье получают, чистят оружие, несут береговую охрану и помогают собирать налог на соль. Им даже шторм на море не страшен — не то что рыбакам. С видом бывалых вояк рассказывают они о палатках, походах, парадах, о долгой зиме в краях, где всегда лежит снег, и о странах, где летом так жарко, что вся земля превратилась в сплошной песок и похожа на морское дно. Да, жизнь у солдат как у богачей: каждый вечер у них полный котел похлебки и крыша над головой надежная. Иногда им позволяют брать гарнизонных коней и скакать в деревню, чтобы покрасоваться там перед девушками. Коня командира сторожевой башни держат отдельно, а дети и жена у него живут в комнате, большущей, как дворец. Офицеры ни на жилье, ни на прислугу денег не тратят, а шпаги у них с серебряными эфесами.

10

Аультину во сне видит себя верхом на скакуне: он — победитель скачек. Его качают и на руках несут к навесу, чтобы вручить розу из теста.

Глубокая ночь. Мальчик спит с забытыми на груди лаунеддас. Вдруг щенок, свернувшийся калачиком у самой его шеи, начинает скулить, лизать подбородок, тормошить лапами и наконец будит его.

И впрямь происходит что-то непонятное. Внизу, справа, виднеются огни, но, конечно, не те безопасные, которые запускали для развлечения деревенских жителей. Там полыхает настоящее пламя, красные языки его, извиваясь, ползут от берега в гору, и самый длинный из них уже достиг зарослей кустарника.

Издалека доносятся крики. А вот под горой вспыхивает еще один пожар. Хорошенько вглядевшись, можно различить и пожар, бушующий чуть в стороне. Горит по меньшей мере в трех местах. В центре, это совершенно ясно, пылает сарай со снастями для ловли тунцов.

С башни раздаются выстрелы, но со стороны моря стреляют чаще. Да это же самое настоящее нападение. Пираты!

Собаки словно взбесились и с громким лаем носятся вокруг овчарни. Аультину велит им замолкнуть, но испуганные псы больше не слушаются его.

— Вы что, хотите, чтобы они и сюда пришли? Молчать! Молчать!

Мальчик распахивает ворота овчарни и гонит стадо в сторону небольшой лощины, подальше от моря. Стадо разбредается по кустам, и гнать его вперед ночью, да еще при адском шуме, который доносится с берега и становится все громче, — дело непосильное для одного пастушонка. Щенок, не переставая визжать, путается под ногами, так что Аультину не выдерживает, берет его на руки и сует себе за пазуху.