3

«Ну и вид у императорского флота!» — говорит Осман Якуб, ковыляя между зубцами крепостной стены маленького полуразрушенного замка, который служит им убежищем на острове Азинара.

Осман ищет лучшую точку, чтобы как следует рассмотреть потрепанный бурей флот Карла, входящий в бухту. Паруса порваны, и некоторые суда продвигаются с большим трудом.

«Наверно, это судьба. Не случайно эти корабли, краса, гордость и гроза морей, всегда являются передо мной в самом жалком виде».

— Ты не находишь их сильно потрепанными? — спрашивает Якуб у Хасана, встретив его на верхней террасе с бассейном для дождевой воды. — Ты, наверно, давным-давно здесь и даже не предупредил меня об этом зрелище. Или ты все еще сердишься за то, что я спрятался на корме?

— Я вовсе на тебя не сержусь, но ты рискуешь собственной шкурой.

— Ладно, пока шкура при мне, давай мириться. Девочка позвала нас из-за этих кораблей?

— Вряд ли. Она не могла знать, что флот встанет здесь на якорь. Так же как император не мог предвидеть заранее, что попадет в бурю и будет вынужден ремонтировать свои суда в Алгеро. Нет, тут что-то другое. Но что?

Они прибыли на остров несколько часов тому назад и пока еще не поняли, что могла означать записка Анны де Браес.

Хасан чувствует, что Анна где-то рядом и что ей грозит опасность, но не знает какая, не знает, как ей помочь и нуждается ли она в его помощи.

Чтобы развеять свою тревогу и беспокойство, Хасан ушел бы в горы, где в детстве пас овец, но тут как раз появился императорский флот. Хасан был бы рад никогда больше не возвращаться сюда, но судьба распорядилась иначе. Арудж-Баба и Хайраддин предпочитали это убежище всем прочим, возможно, еще и потому, что остров обитаем, а это делает приключение еще более опасным и увлекательным. На острове живут всего лишь несколько рыбаков, которых притесняют господа, обитающие на материке. Одни семьи ведут свою родословную от сарацин, некогда живших здесь, другие благодарны берберам за выгодные сделки. Так или иначе, то ли в силу кровных уз, то ли из деловых соображений, только островитяне дружат с берберами и в моменты опасности помогают им спрятать галиоты или срочно сняться с якоря.

— Я мог бы сходить на свое прежнее пастбище…

— Подумаешь, какая радость! Или ты не видишь эту огромную змею? — кричит Осман Якуб, выпучив от ужаса глаза. — Никто никуда не пойдет.

— Я пойду, дорогой Осман, — говорит Рум-заде. — Островитяне рассказали мне, что в Алгеро состоится церемония вручения даров императору, и я не хочу ее пропустить. Его величество будет жить во дворце губернатора, а церемонию собираются устроить на площади перед дворцом. Она самая красивая в городе.

Жители Азинары также приглашены на праздник со своим подарком. Это будет белый ослик, навьюченный тремя бочонками мальвазии.

Рум-заде собирается сыграть одну из своих шуток. Он готовит в подарок императору совершенно особенное животное, фантастическое.

— Не подведи жителей острова, — говорит Осман Якуб, который против этой затеи. — У них могут быть большие неприятности.

Но Рум-заде и не думает никого подводить. Он сам будет изображать пастуха, спустившегося с гор. Так он сможет лучше рассмотреть флот, а заодно и лицо императора, чтобы понять, хватит ли у него смелости и упрямства напасть на Алжир даже против воли своих союзников. И так как Рум-заде прирожденный клоун, то он тут же придумывает шутейную речь, которая в сопровождении лацци[16] и разных потешных ужимок сводится к следующему: Карл, словно хищная птица, кружил среди гор, чтобы с самой высокой вершины броситься на Алжир. Однако, сбившись с пути и перепутав похожие названия городов, он спустился на Алгеро, жители которого в слезах открыли ему свои двери и кошельки.

4

— А он сойдет на берег? — спрашивает маленькая жена губернатора, надеявшаяся, что ей не придется присутствовать при столь тяжелом испытании.

— Уж лучше пусть сойдет, раз нам это стоит стольких денег и усилий. Коль скоро он все равно здесь, пусть хотя бы даст нам какой-нибудь титул или бенефиций,[17] — говорит свекровь, чтобы утешить ее и утешиться самой.

У нее сердце кровью обливается при виде прекрасных бычков, рядами стоявших на площади, клеток с курами, корзин с яйцами и сырами, прелестных, словно игрушечных, поросят и ягнят, а также осликов, навьюченных тюками с подарками.

«Хорошо еще, — продолжает она про себя, — что на берег не сошла его шайка, иначе у девочек, которые принесли все эти подарки, таких чистеньких, нарядных, украшенных ленточками и бантиками, был бы такой же жалкий вид, как и у тех, что остались дома, да и у их матерей и, возможно, даже и у бабушек, потому что оголодавшая армия берет все без разбора». Она слышала, что император, к счастью для них, сойдет на берег лишь с небольшим эскортом из отборных гвардейцев. «Отборные или нет, все равно наемники. Одна надежда, что гвардейцев, которые придут с императором, и в самом деле будет немного», — думает старая испанка. Она не любит чужестранцев, всех этих ландскнехтов, набранных в Богемии, Германии, Хорватии и составляющих ударную силу армии ее императора, однако готова воспользоваться предоставившейся возможностью получить вознаграждение за хлопоты.

— Вы знаете, — говорит она Анне де Браес, стоявшей у окна рядом с ней и ее невесткой в ожидании приезда императора, — самые богатые и именитые уроженцы этих краев больше не живут здесь, ни в Капо ди Сопра, ни в Капо ди Сотто. Они уже давно переехали на континент, в Неаполь или в Испанию. И когда до них дойдут слухи, что сюда приезжал император, они придут в ужас, так как будут бояться судебных преследований и наказаний за то, что тайно продали свои владения, а заодно пренебрегли своими обязанностями — служебными, вассальными, гражданскими. Но император не успеет ничего обнаружить, так как пробудет у нас недолго. И поэтому не успеет рассердиться на нас, если что-то окажется не так. — И смотрит на Анну, как бы давая понять, что очень ей доверяет. — Вы будете участвовать завтра в охоте на дикого кабана? Я знаю, вы ездите верхом лучше многих мужчин. Мой сын выбрал лошадь специально для вас, стройную и резвую. Он говорит, что она самая быстрая.

5

К берегу причаливает лодка. В ней император со своим зятем, внуком Папы, и Андреа Дориа. Он что-то говорит, что-то объясняет и с суши похож на гостеприимного хозяина. А губернатор и несколько человек, которых город отправил для встречи, молчат, совершенно подавленные тем, как разворачиваются события.

На причале расстелены все самые красивые ковры и шелковые покрывала, какие только удалось найти в городе, чтобы император, сойдя на берег, ступал по ним. Причем по плану предусматривалось, что, как только он пройдет, два человека будут скатывать очередной ковер, чтобы в целости и сохранности вернуть владельцу — купцу, дворянину или в церковь. Но сразу вслед за императором катит мощная волна его отборных гвардейцев. Грубые и напористые, они молниеносными ударами кинжалов и шпаг режут дамаск, парчу и бархат, превращая чудесные покрывала в безобразные лоскутки и лохмотья.

Император доволен. Он улыбается и, будучи человеком вежливым и хорошо воспитанным, по дороге ко дворцу не устает повторять, что все прекрасно организовано. И его улыбка переходит в откровенный хохот, когда, добравшись до дворца и поднявшись на верхний этаж, он наблюдает из окна за веселой неразберихой на площади.

Его бравые солдаты закалывают направо и налево бычков и поросят, бросают друг в друга яйца, яблоки и живых кур, бьют бутыли с вином, надевают себе на головы опустевшие корзины и горшки, гоняются по всей площади за убегающими от них девочками и мальчиками, которые принесли все эти дары.

— Ваше величество, на этот раз вы не плачете, как в гостях у Фердинанда? — шутливо спрашивает Анна де Браес, приседая в поклоне перед своим кузеном-императором, хотя ей хотелось бы надавать ему пощечин.

— Это по-настоящему веселый праздник, — отвечает Карл, — а то, что я нашел здесь вас, самый прекрасный для меня подарок!

После того как разыгравшиеся гвардейцы немного успокоились, губернатор, продолжая выстраивать сюжет праздника на свой страх и риск, отдает распоряжение, чтобы на площадь вынесли специальные дары, приберегавшиеся для финала, как сласти на десерт.

— Несите лакомства и выпечку, — кричит он из окна, приглашая своего сиятельного гостя снова выглянуть наружу, — несите венки из цветов, ведите диковинного зверя.

Карл стоит у центрального окна, Анна де Браес рядом с ним. Он приветствует праздничную толпу, восхищается фантастическими венками, аппетитными сладостями, фигурками из теста, остается доволен восхваляющими его надписями, и особенно надписью «от восхода до заката», которая символизирует гигантские размеры его империи. Однако чудесный теленок о двух головах вызывает у него ужас.

— Уведите его прочь, чудовища приносят несчастье, — кричит он, испуганный и оскорбленный, — прочь! — И в гневе отходит от окна.

Этого инфернального двухголового теленка, одна голова которого, разумеется, ненастоящая, ведет Рум-заде, переодетый пастухом. Ему приходится удирать, но, увидев и узнав Анну де Браес, он, прежде чем снова переодеться, успевает послать нужную весточку.

Ночью с капитанского мостика императорской галеры раздается громовой голос: «На берег!»

Никто толком не знает, как и почему это произошло. Одни считают, что по ошибке, другие — по специальному приказу, третьи — из-за необходимости положить конец морской болезни, от которой страдает императорская армия, или чтобы без помех ремонтировать корабли, но факт остается фактом. Бухта буквально кишит солдатами, так что моря даже и не видно, настолько оно забито лодками, плотами, пустыми бочками и брошенными судами. Повсюду видны плывущие люди, энергично работающие руками, ведь кругом вода и глубоко. Торопясь как можно скорее сойти на берег, люди бросаются с галер и плывут, охваченные внезапным страхом, а между ними плавают многочисленные шляпы, потерявшие своих хозяев, некоторые из них, вероятно, пошли на дно. Ведь в такой толчее, если один-два человека утонут, никто и не заметит.

Когда солдаты выходят на берег, зрелище такое, будто пляж и все прилегающее к морю пространство накрыл огромный черный ядовитый гриб.

Эта ночь оборачивается трагедией для многих жителей одиноко стоящих на побережье домов и отдаленных поселков.

Какой-то приходской священник всю ночь бесстрашно бьет в колокола, чтобы жители из близлежащих деревень бежали в горы, спасая по крайней мере жизнь, раз дома все равно не удастся уберечь от разграбления.

Когда первые сообщения о случившемся достигают города, губернатор приходит в отчаяние, не зная, как ему поступить: то ли попытаться обуздать разбушевавшихся солдат, то ли оставить все как есть и дать им исчерпать свое неистовство до конца.

Да и как их обуздать? С чьей помощью? Вице-король еще не приехал. Император уже ушел спать, и никто не решится его беспокоить. Андреа Дориа, правда, бодрствует и даже играет с матерью губернатора в тарокки, но он не может отдавать приказы и командовать солдатами на суше. Они всего лишь разновидность товара, подлежащего транспортировке, который он привез на своих кораблях, и их поведение на берегу никак его не касается, уже не говоря о том, что командование ими не входит в его компетенцию. Командиры разбрелись по домам, где им удалось найти приют. Кто их будет разыскивать? Впрочем, они тоже имеют право на отдых. Но даже независимо от прав и обязанностей, можно ли надеяться на то, что среди ночи какой-то офицер сумеет образумить целую армию головорезов, которые будто с цепи сорвались?

— Завтра утром командиры разыщут своих людей и призовут к порядку. Имейте терпение и подумайте о том, что пришлось вынести этим парням: ведь они провели в море столько дней и ночей, — говорит молодой и энергичный адъютант. Его прислал Андреа Дориа, чтобы успокоить губернатора, а сам он успокаивает его старую мать, позволив ей выиграть несколько партий в тарокки. — Найдите возможность предупредить население, чтобы они не вздумали сопротивляться, и готовьте наличные деньги. Если пообещать солдатам, что первый, кто вернется на корабль, получит давным-давно не выплачивавшееся жалованье, — вот увидите, как они все побегут обратно!

Если бы это было возможно! Бедный губернатор, бедный в прямом смысле этого слова, с пустующей уже много месяцев казной, не может, конечно, требовать новых пожертвований от зажиточных горожан, если такие вообще еще остались. После того как их разорил неурожай, он, губернатор, окончательно добил их непредвиденными расходами, связанными с приездом императора, предоставив взамен возможность полюбоваться, как все их добро уничтожили еще до начала церемонии.

6

На следующий день император уже с раннего утра в седле, веселый и нетерпеливый. Ему была обещана охота на кабана, в этой дикой и суровой глуши она представляется ему опасным приключением. В угодьях, предусмотренных ранее для охоты, уже прошла другая охота, которую устроила высадившаяся на берег армия. И теперь солдаты, пресытившись кутежами и дебошами, бродят в полях и вокруг домов такие же потрепанные и разбитые, как та домашняя утварь, что они в угаре веселья выбросили наружу, предварительно изломав.