— Я не знаю, что делать… что еще сказать, — закончил Трей с несчастным видом, видя, что фортуна отвернулась от него, чувствуя упадок духа.

— У тебя нет выбора. Женись на ней. Дети и я вернемся в горы, а ты сможешь приехать к нам летом. — Импрес заставила себя говорить спокойно, хотя ей хотелось кричать от душевной боли. — Я скажу детям… — Голос ее дрогнул, глаза наполнились слезами. — Я не знаю, что сказать им. Думаю, что они любят тебя не меньше, чем я.

Как только Трей увидел слезы, он мгновенно вскочил на ноги. Подняв Импрес на руки, он перенес ее на кожаную кушетку рядом с камином и, сев рядом, посадил ее к себе на колени, расправив длинную ночную рубашку, чтобы прикрыть голые ноги.

— Это не навсегда, — прошептал Трей, крепко обнимая ее.

— Лето придет скорее, чем мы думаем, — мягко сказала Импрес, и, хотя ее слова были благоразумны, на глазах опять появились слезы.

— Не плачь… пожалуйста, не плачь, — умолял Трей, вытирая слезы пальцами. Он хотел, чтобы ей было хорошо, хотел утешить ее, каким-то волшебным средством избавить от этой чертовщины. — Ты не должна уезжать, — пробормотал он нежно, целуя ее волосы, щеки. — У тебя нет никакой причины уезжать. — Мысль о том, что он может лишиться Импрес, была непереносима.

— Не проси остаться, — ответила Импрес. — Это невозможно, раз ты женишься.

— Это только свадьба, а не женитьба, — быстро и резко сказал Трей. — Я ни одного дня не собираюсь жить с ней.

— Все же я не останусь, — прошептала печально Импрес. — Мы вернемся домой сразу же, как я смогу ходить.

— Очень хорошо, — согласился Трей, поскольку сейчас он не собирался спорить с ней. Но и не собирался отпускать. Тем или иным способом он заставит ее остаться.

Обстоятельства сыграли на руку Трею. Дети заболели лихорадкой, которую перенесла Импрес. Едва она окрепла, как Женевьева стала жаловаться на боль в горле. Через пять дней заболел Гай, а затем остальные, и дом превратился в госпиталь. Три недели пришлось заниматься уходом за больными, готовить отвары, давать лекарства, успокаивать, носить на руках плачущего Эдуарда, у которого болели уши. Трей взял эту заботу на себя, потому что Эдуард засыпал только на его руках. В некотором смысле это было избавлением для Импрес, так как мысли ее были поглощены тревогой за больных детей, сражением со смертью, приготовлением лекарств и молитвами. Она даже забыла, что приближается свадьба Трея. В тот день, вымотанная, она крепко спала, когда Трей тихо уехал утром, не будя ее. Проснувшись ближе к полудню и поразившись необычной тишине, стоящей в доме, она тотчас осознала, в чем причина безмолвия.

Импрес заплакала, несмотря на твердое решение сдерживаться, и, когда Женевьева спросила, что случилось, она только ответила:

— Я устала и хочу домой.

Церковь была заполнена до отказа. Заинтригованные поспешной свадьбой между людьми, которых долгое время не видели вместе, все приглашенные явились без исключения.

Церковь, утопающая в розах, в огромном количестве доставленных из Калифорнии, стала похожа на сладко пахнущее розовое облако. Восемь подружек невесты, также все в розовом, были забавным контрапунктом этим благоухающим цветам. Невеста была великолепна: вся в изысканных жемчужных венецианских кружевах со шлейфом длиной в двадцать футов. Только Трей выглядел узником, и это отметили все присутствующие.

Свадебный обед потрясал своей роскошью. Десять французских поваров были приглашены для его проведения. Французское шампанское лилось рекой, и все заметили, что жених усердно отдает ему дань. Даже когда сразу же после обеда заиграл оркестр, он отказался от первого танца с невестой, заявив, что предпочитает выпить.

Родители жениха оставались на обеде столько времени, сколько требовали приличия. По слухам, Хэзэрд не был доволен выбором сына. Поговаривали, что невеста беременна и парня просто заставили жениться. В конце концов все сошлись во мнении, что такое вполне возможно. С известным постельным усердием Трея вынужденная женитьба была только вопросом времени и давления со стороны праведной семьи.

Больше всего приглашенных интересовало, успокоится ли Трей после женитьбы. Многие молодые леди, приглашавшие Трея на танец, надеялись, что нет. Ну, и, конечно, все знали о его приобретении, укрытом на ранчо.

Тем временем счастливая невеста и сумрачный жених переоделись в дорожное платье, чтобы отправиться в новый дом. Многие, заметив очевидное выражение угрозы на лице Трея, злорадно шептались между собой. Кто-то из его компаньонов даже заметил:

— Трей не станет протестовать против семейной жизни, только если она будет в малых дозах и с большим количеством женщин. Валерии предстоит здорово поработать, чтобы урезонить его.

Трей мрачно сопровождал Валерию к дому, который она купила на его деньги, и теперь молча стоял в гостиной, пока она переодевалась и отдавала распоряжения дворецкому о позднем ужине. Он устал, и от шампанского у него болела голова. А может быть, от того, что приходилось все время сдерживать ярость в присутствии многочисленных гостей. Сияющее самодовольство Валерии тоже внесло свой вклад, конечно, в пульсирующую боль в висках. Лицемерная сука!

После того как слуги удалились, Валерия наполнила бокалы кларетом и сделала грациозный жест, приглашая Трея.

— Дорогой, сними сюртук и чувствуй себя уверенно. Хотя она и стала его женой, у него не было намерения терпеть ее штучки.

— Я не собираюсь оставаться, — сказал он. Валерия на несколько секунд растерялась. Отказ остаться был непредвиденным обстоятельством, не входившим в планы Валерии. Затевая эту свадьбу, она чувствовала себя в безопасности.

— Ты останешься, — сказала она агрессивно. — Мы женаты. Это наш дом.

— Это твой дом, — возразил Трей резко, — не мой. Дай знать, когда родится ребенок. — И он повернулся, чтобы уйти.

На какой-то миг Валерия потеряла контроль и закричала на него, но быстро взяла себя в руки, не желая совершать ошибки.

— Что я скажу людям?

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь, — сказал Трей, открывая дверь. — Спокойной ночи.

Импрес слышала суматоху в доме, когда вернулись Хэзэрд и Блэйз, но не вышла из комнаты в надежде, что никто не зайдет к ней. Последние часы были мучительными: выздоравливающие дети спали, и она осталась наедине с собой. Хотя она понимала необходимость свадьбы Трея, но страх потерять его перебивал все разумные доводы.

Что он теперь делает? — думала она с тоской. Улыбается своей невесте? Прижимает ее к себе в танце? Одобряют ли присутствующие его выбор? Как выглядит Валерия?

Она заплакала и уснула с устрашающим образом Трея в объятиях невесты на брачном ложе.

Трей вернулся домой поздно вечером и прошел в свою затемненную спальню. Он выполнил свой долг. Удрученный, испытывая горечь от перспективы ближайших месяцев, он опустился в кресло, глядя на женщину, которую любил.

Она свернулась в клубочек в беспорядке разбросанных одеял и подушек, миниатюрная в огромной постели, рука подложена под голову, как у маленького ребенка, волосы светились, как ручейки под лунным светом. Внезапно Трей испытал пронзительный страх, что Валерия и Дункан лишат его Импрес. Он отогнал нелепого демона тревоги, говоря себе, что это вызвано поздним временем, плохим настроением, усталостью от банальных шуток многочисленных гостей. Он даже не понял, что слишком глубоко вздохнул, пока Импрес не зашевелилась. Ее глаза открылись. Увидев его темный силуэт, она немедленно вскочила, одеяло соскользнуло с нее, словно стекающая вода.

— Трей! — вскрикнула она счастливо и инстинктивно склонилась к нему, но тотчас вспомнила, что случилось в этот день.

Трей еще не снял верхней одежды, словно ему было холодно, только расстегнул пуговицы на пальто, шелковый шарф обматывал шею.

— Моя брачная ночь, — в его низком, внешне спокойном, голосе слышалось опустошение.

Слеза покатилась по щеке Импрес, а за ней другие. В следующий момент она уже ни о чем не думала. Она раскрыла Трею объятия.

— Спасибо тебе, родная, — сказал нежно Трей и бросился к ней.

Без слов они обнялись, ее миниатюрное теплое тело избавляло его от злобы, растапливало лед страха. Он нежно, как ребенку, гладил ее волосы. Ее щека покоилась на бархатном лацкане его сюртука, руки обвились вокруг шеи, и они молчали.

На следующий день за утренним кофе жители города уже обсуждали удивительные новости, которые потом горячо пересказывались в клубах, в доме у Лили и в барах. Непокорный жених проигнорировал брачную ночь. И уехал к себе домой на ранчо. Это показало, как он зависит от этой женщины, купленной им у Лили.

Дворецкий Валерии, подслушивающий под дверью, машинист, который вел частный поезд, принадлежавший семье Брэддок-Блэк, единственный слуга, видевший, как Трей неожиданно явился вечером домой, дополнили новости. Слухи распространялись и обрастали подробностями с быстротой скатывающегося снежного кома.

Злорадные слухи достигли Валерии, прежде чем та закончила ленч. Ей позвонила подруга, которая считала, что Валерия должна все знать «для ее же собственной пользы». Имея целую ночь на то, чтобы придумать оправдания, Валерия уклончиво объяснила причины ухода Трея. Случилось что-то необычное на ранчо, сказала она. Нет, она не знает точно, когда он вернется. Это зависит от того, как скоро будут устранены все неполадки. Что случилось? На самом деле, она плохо понимает, Трей говорил что-то об электричестве и мощности. Ну, конечно, он не единственный, кто способен справиться, но все знают, как близко он принимает к сердцу дела семьи. Ну, конечно, она счастлива. Разве может быть иначе, если она вышла замуж за Трея?

Несколько часов ушло у Валерии на то, чтобы детально проанализировать сложившуюся ситуацию и составить план действий по нейтрализации соперницы. Она завладела деньгами Трея, став миссис Брэддок-Блэк, но хотела еще иметь реального мужа. И вовсе не из-за его богатства или чтобы приостановить слухи. Трей был, как она знала из опыта, очень хорош в постели, и ее терзало, что он предпочитает ее какой-то проститутке.

Валерия считала себя умной женщиной. И что еще более важно, красивой женщиной. С ее красотой, заметной всякому, и умом, скрываемым от посторонних, она обычно добивалась исполнения всех своих эгоистичных желаний. Даже Трей, которого соблазнить было труднее чем большинство мужчин, в конце концов поддался. То, что он не задержался в ее пылких объятиях, ее не удивляло. Он не был похож на других мужчин. И она была достаточно умна, чтобы понимать это. Но теперь, когда она обладала законными правами на Трея, его отсутствие приводило ее в ярость.

Валерия наняла двух мужчин, которым доверял отец, чтобы наблюдать за перемещениями Трея, и еще четырех — чтобы следить за остальной семьей. Она должна точно выбрать время и выяснить отношения с любовницей Трея наедине, когда все семейство Брэддок-Блэк будет отсутствовать.

За минувшую неделю Трей почти убедил Импрес не уезжать с детьми в горы. Его женитьба не более чем формальность, и она не будет влиять на его жизнь никоим образом. Просто деловое обязательство. Кроме того, опасно возвращаться в заснеженную долину. Даже если путешествие пройдет без приключений, возможные бури могли поставить всю семью в опасное положение. Он не хотел думать о том, что она одна столкнется с трудностями. «Пожалуйста, останься», — просил он, человек, который до этого не просил никого.

Раздираемая сомнениями, Импрес осталась. Ради детей, уговаривала она себя. «Нам нравится здесь», — говорили они. Трей слушал их с удовлетворением, и, когда однажды маленький Эдуард заплакал и бросился к Трею, протягивая пухлые ручонки, Трей, взяв его на руки и прижав темноволосую головку Эдуарда к груди, с бьющимся сердцем спросил Импрес:

— Значит, решено?

Все вечера на этой неделе, когда Трей каждый день возвращался из города, были сказочно счастливыми. А когда дети отправлялись спать, их часы вдвоем были абсолютным блаженством.

Глава 15

Солнечным зимним утром, в понедельник, Импрес выглянула в окно. Трей и родители уехали в город рано утром. Днем предстояло решающее голосование, и колеблющиеся законодатели нуждались в деньгах или увещевании, в зависимости от совести каждого.

Импрес и дети еще находились в столовой после завтрака, когда сильно смущенный Тиммс объявил, что приехала миссис Брэддок-Блэк. В доме было полно слуг, и все они любили Импрес и ее семью. Тиммс пытался задержать Валерию у входа, но это ему не удалось.

Она шла за ним по пятам и была настроена весьма решительно. Супруга Трея была доведена до бешенства за неделю препирательств, бестактных расспросов, нахальных замечаний. Это был кошмар, которого Валерия не предусмотрела, но собиралась применить против него радикальное средство. Она решила любым способом вернуть мужа в свой дом, и встреча с его любовницей была только началом в борьбе за него.

Тиммс едва произнес слова о появлении Валерии, как она гордо прошествовала мимо, бегло осмотрела залитую солнцем комнату и, повернувшись к Гаю так, что соболиный мех ее пелерины блеснул на солнце, сказала: