— Ты сможешь остановить меня в любой момент, вплоть до самого последнего, — произнес он. Он не знал, как много ей известно о мужчинах.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался. — Приглашение было страстным и заманчивым.

Трей затаил дыхание.

— В таком случае, котенок, мне лучше раздеться. Обучение, — прошептал он, — требует времени.

— Позволь мне сделать это самой. — Импрес улыбнулась ему, в глазах ее была благодарность.

Трей с удивлением поднял брови. Неужели он что-то неправильно понял?

— Я сама раздену тебя, — ответила она на его вопросительный взгляд.

Он заколебался на секунду, но новый весьма привлекательный опыт заинтересовал его.

— Я не причиню тебе вреда, — пообещала Импрес с лукавой улыбкой.

Он тряхнул головой и рассмеялся.

— О, — сказал он через секунду, его улыбка стала шире, — все, что происходит сегодня, ново для меня. А почему бы и нет?

Но Импрес не была ни робкой, ни неуклюжей, и с того момента, как она коснулась пряжки на ремне, Трей почувствовал большее удовольствие, чем ему приходилось испытывать прежде. Он немного повернулся, чтобы помочь ей расстегнуть ремень и чуть подождал в удивительном предвкушении. Почему ее прикосновение наполняло его ожиданием, заставляя замирать от желания? Неужели он возбужден из-за странной, заманчивой невинности, которая никогда не интересовала его прежде?

Она взялась за верхнюю пуговицу на его рубашке и медленно расстегнула ее. Пуговицы были сделаны из кости, тщательно отполированы, изображение какого-то зверя было вырезано на них, элегантные дорогие пуговицы. Импрес провела пальцем по пуговице. Горный лев? Пума? Слишком темно, чтобы точно определить.

— Черный кугуар.

Она не сразу осознала, что проговорила это вслух, пока Трей не произнес:

— Мой талисман.

Она подняла глаза, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Они прекрасны, — сказала она, его мерцающие серебристые глаза жгли ее.

— Но превзойдены сегодня, дорогая, — прошептал Трей, не отрывая взгляда от прекрасного лица девушки.

Импрес покраснела от этого комплимента, желание буквально огнем бушевало в его глазах, и, занервничав, она расстегнула последнюю пуговицу. Успокоив дыхание, она напомнила себе, зачем она здесь, что приносится в жертву необходимости и что поставлено на карту, поэтому заставила себя унять девичий трепет. Мимолетное волнение ушло, она погладила рукой его широкие плечи и сказала:

— Ты очень сильный.

— А ты очень… — У него чуть не вырвалось «соблазнительная», но она и в самом деле была так опьяняюще желанна, что ему хотелось взять ее без промедления, и вместо этого он сказал: — Хорошо раздеваешь меня, — и улыбнулся лениво и обаятельно, отчего в его светлых глазах появились золотые искорки.

— У меня маленький брат, вот откуда большая практика, — сказала она откровенно, чуть улыбнулась и дразняще подняла красиво очерченные темные брови.

Простота объяснения на мгновение изумила его.

Казалось бы, это должно было уменьшить его чувственность, но упоминание о доме, семье и маленьких братьях, напротив, добавило эротическую привлекательность хрупкой красавице, которое поначалу показалось ему нарочито простодушным. При этом девушка не выглядела испуганной, вид у нее был, скорее, загадочный. Как будто замаскированная нимфа появилась снежным зимним вечером в Монтане, чтобы доставить ему удовольствие и открыть новые волнующие ощущения.

— У тебя есть братья? — спокойно спросила она, выдергивая рубашку из брюк.

— Нет.

— А сестры?

— Нет.

— А у меня двое, — сказала она.

Ему хотелось лишь вежливо ответить ей или, по крайней мере, сосредоточиться, чтобы сделать попытку переключить свой мозг, поглощенный удовольствием, получаемым от прикосновения рук, скользящих по его телу, но маленькая рука пробежала по его голому животу и погладила напряженную пульсирующую плоть, и он забыл, что хотел сказать…

— Тебе это нравится, не так ли? — прошептала Импрес, наблюдая, как Трей выгнул спину в ответной реакции, и слыша слабый стон удовольствия.

Он не мог бы сказать, когда он открыл глаза, дразнила ли его она или была искренней. Но Трей знал, что если не собирается причинить ей нравственную и физическую боль в том, что она считала предметом сделки, то ее необходимо подготовить, и как можно скорее.

— Мне нравится, — ответил он громко, широкая улыбка появилась на его лице. — Теперь, скажи-ка мне, Импрес, что нравится тебе.

Он провел рукой по мягким очертаниям ее грудей, поднялся выше и, притянув ее за затылок, наклонился к ней и поцеловал глубоким настойчивым горячим поцелуем, с удовлетворением отметив, как изменилось ее дыхание.

— Это всегда так хорошо? — прошептала Импрес, когда его губы оторвались. Ее мозг был наполнен блаженством.

— Будет лучше. — Он слегка улыбнулся. — Гарантирую.

Она взглянула на него, стоящего подле, полуодетого.

— Я могу конспектировать? — Лукавые искорки появились в глубине ее глаз.

— Конечно, — пробормотал он, самоуверенно улыбаясь. — А также кое-что другое…

Он привык, что женщины получают удовольствие. Он точно знал, что делать.

— Вы всегда так самоуверенны, мистер Брэддок-Блэк?

— Трей, — прошептал он, — И., в общем, да. — Его рука примостилась на ее бедре. Ему следует помнить, что спешить ни к чему, потому что она должна запомнить удовольствие, а не боль.

— Такой скромный. — Ее улыбка была поддразнивающей и легкой.

— Да, — сказал Трей опять со своей обезоруживающей улыбкой — Полагаю, мы прекрасная пара. Твоя скромность осталась прежней, не так ли?

Казалось, что нагота совсем не смущает ее, да и говорить о скромности после того, как она продавала себя пресыщенным богатым мужчинам, вряд ли представлялось возможным. Скорее, это было бесхитростное кокетство.

— Тебе хотелось бы, чтобы я была скромной? — спросила Импрес совершенно естественно, понимая, что она должна доставлять удовольствие. — Я не очень уверена, как надо действовать. Могу одеться и выключить свет.

Трей опять засмеялся, позабавленный ее идеей, что он может предпочитать секс в темноте.

— Урок первый, детка, — сказал он доброжелательно — Скромность должна быть изгнана из спальни.

— Прекрасно. Тогда я могу поцеловать тебя опять?

Какой юной она выглядела, когда произнесла эти слова. Его взгляд скользнул по фигуре девушки, сделавшей такое искреннее, обезоруживающее признание.

— Позволь мне снять башмаки и брюки, и ты сможешь делать все, что тебе нравится.

— Я не знаю, как делать что-то еще.

Трей присел на постель, наклонился и стал снимать башмаки. Он повернул к ней голову и улыбнулся.

— К утру — сказал он очень мягко, — ты будешь знать.

Трей начал целовать ее. Боже, его теплые губы несут небесное блаженство, думала она, по мере того как он касался ими мягких изгибов ее плеч, уголков рта, глаз, чувствительных мочек ушей Он целовал ее там, где холмики грудей плавно переходили в грудную клетку, и забирался дальше, под мышки. Он целовал ей пальцы и гладкие ступни ног, и, когда стал неторопливо подниматься выше, скользя всем своим сильным телом по ее стройным формам, она почувствовала, как будто ее уносит на розовом облаке, а тепла, затопившего ее изнутри, было достаточно, чтобы обогреть весь мир.

Трей вновь поцеловал ее в губы, осторожно опустившись на нее, и почувствовал жар, исходивший от Импрес.

— Я теплая, — прошептала она.

Он посмотрел на ее пылающие щеки и сказал:

— Очень хорошо.

Трей очень медленно продвигался в любовной игре, странным образом ощущая свою ответственность за то, чтобы она, отдавая девственность, получила наслаждение. Любовь для него всегда была игрой, приятной и легкой, в которую не был вовлечен его разум. В этой игре он использовал весь свой опыт и умение для того, чтобы получить удовольствие от последней стадии, самой изысканной. Но сегодня совсем другое довлело над его привычками. Больше, наверное, было ласки: он заботился о ее чувствах, отдавая дань ее мужеству и открытости. До некоторой степени это меняло весь привычный для него ритуал.

— У тебя… очень большой, — прошептала она, проведя рукой по его груди и животу, на секунду задержавшись на пугающем ее предмете. — Он сделает больно?

Глаза у него раскрылись, потому что он затруднялся ответить.

— Нет, — наконец ответил Трей, думая, что она может возненавидеть его позже за ложь. — Будет небольно.

— Я очень рада, что ты купил меня на аукционе, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Действительно рада.

Она подняла голову, чтобы поцеловать его, потому что не хотела покидать несущие ее облака.

— Я хотел тебя больше, чем кто-либо еще, — пробормотал Трей, неожиданно поняв, что это было правдой.

Не нужно было быть Джейком Полтрейном, чтобы хотеть ее. Любой из тех внизу думал так же. Как у индейца из племени Абсароки, обладающего собственным восприятием окружающего и особой жизненной силой, там, в гостиной, его чувства ярко проявились на его красивом лице, и он догадался, что она прочитала Их, оценив, как сильно подействовала на него ее мужская одежда, и поняла, что он должен выбрать ее.

— Я хочу тебя. Я правильно сказала? — спросила она взволнованным низким грудным голосом. — Ты очень славный. Меня уносит на стремительном опьяняющем розовом облаке, — прошептала она, обвивая его руками.

— Подвинься, Импрес, дорогая, — прошептал Трей, касаясь губами ее приоткрытого рта. — Я хочу быть вместе с тобой на этом облаке.

Разгоряченная от страстного желания, пахнущая сиренью, она сама была для него этим облаком, лежащим под ним. Она выгнула спину, стремясь коснуться его твердого жала, а он оперся на локти, чтобы они приняли на себя тяжесть его тела. Ее твердые соски прижались к напряженным мускулам его груди, и она стала нежно гладить руками его спину. Словно огонь зажегся в нем, раздуваемый каждым новым поцелуем и новой лаской.

Прошло столько времени с тех пор, как Трей увидел ее, выходящей из ванны, и впервые поцеловал ее. Было столько задержек и остановок. Он уже не мог больше ждать, его вежливость и благие намерения остались позади. Она должна теперь принять его.

Он впился в ее губы, потеряв контроль над собой, и Импрес уступила бешеной атаке, глубоко вздохнув, словно ждала его всю жизнь. Секундой позже ее руки обвились вокруг его плеч в ответном сумасшедшем порыве, бедра выгнулись, готовые принять его, она затрепетала, желание затопило ее с головы до ног. Она страстно хотела его, истомившаяся, разгоряченная, переполненная желанием.

Огонь был выпущен из-под контроля. Исчезли внезапно все причины, мешавшие им сплестись в объятиях. Они были словно сожженные страстью и чувственностью, столь сильными, что не оставалось обратной дороги. Трей погладил нежную кожу на ее бедрах и раздвинул их. Затем его пальцы коснулись влажного горячего входа в желанный рай и стали поглаживать его.

Импрес задохнулась, незнакомое до сих пор чувство, словно крепкое вино, вскружило ей голову.

— Еще, — прерывисто прошептала она, когда смогла хоть чуть-чуть вернуть ощущение реальности.

Он продолжил, и она подумала, что умирает.

— Скажи, можно умереть от счастья? — едва вымолвила Импрес, горячо дыша ему в плечо. — Откуда ты знаешь…

Но опытные пальцы Трея скользнули дальше, не давая ей говорить, и Импрес позабыла обо всем, экстаз вихрем налетел на нее.

— Ты прекрасна, — нежно сказал Трей, когда мир в сознании Импрес перестал вращаться в безумном восторге. — Там все влажно и горячо, — добавил он хрипло. — Я не могу больше ждать. Прими меня, дорогая.

Он оказался сам на том месте, где только что были его пальцы, и толчком вошел в нее. Он почувствовал, как она напряглась под ним, остановился и лежал, не двигаясь, ожидая, когда пройдет мгновенная боль от его вторжения и она расслабится. Он поглаживал ей бедра, словно хотел, чтобы тепло его пальцев поскорее изгнало неприятное ощущение. Через секунду он начал осторожно двигаться, пытаясь понять, не преодолена ли граница между болью и наслаждением. Он не торопился, его безумство прошло после того, как он оказался там, где хотел быть больше всего на свете, и поэтому продвигался вперед, готовый в любой момент отступить, шептал ласковые слова, ласкал до тех пор, пока не почувствовал ее встречного осторожного движения и не услышал, как она умоляюще прошептала:

— Дальше…

Он послушался, и она выгнула навстречу ему бедра и теснее прижала его к себе руками. Она тяжело дышала от охватившей ее страсти, а он, взволнованный от того, что она, приняв его полностью, лихорадочно содрогается под ним, почувствовал себя на краю пропасти и понял, что через секунду рухнет в нее. Его руки скользили по ее стройным бедрам, гладили шелковистую кожу на ее ягодицах. Почувствовав ее первые слабые конвульсии, он перестал сдерживать свое яростное желание, охватившее его с того момента, как он в первый раз увидел Импрес в гостиной у Лили. И она прильнула к нему, когда колдовские волны понесли ее на себе. И выкрикнула его имя, глубоко впившись ногтями в его плечи.