— Послушай, давай еще немного просто погуляем, — предложила Эстер, — у нас еще будет достаточно времени для разговора.

Джон по застенчивому и нерешительному тону ее понял, какой ответ он может получить на свое предложение, и тут же захотел обнять Эстер, но вовремя понял, что для этого было еще слишком рано, и сдержался.

Он не случайно выбрал именно эту тропинку. Джон знал, что она ведет в один из самых укромных уголков парка, где Эстер и он смогут остаться совсем одни, и никто их не потревожит. Они удалялись все дальше и дальше от танцевальной ротонды, музыка постепенно стихала, приглушаемая густой листвой деревьев…

Свернув с тропинки, они побрели наугад сквозь низкорослый кустарник. Джон бережно отводил ветви от Эстер. Воздух был напоен ароматами цветущих розовых кустов, свежей зелени и вечерней влаги.

Наконец они подошли к небольшой беседке, увитой плющом.

Они стояли и молча смотрели друг на друга. Лунный свет падал на бледное и прекрасное лицо Эстер, придавая коже нежный серебристый оттенок.

— Эстер, — наконец выдохнул Джон, — каждый день, прожитый без тебя, казался мне годом. Ты всегда была и будешь смыслом моей жизни.

— А ты — моей, — ответила она.

Глаза Эстер сияли, губы слегка приоткрылись. Казалось, она едва могла дышать от волнения.

— Все самое плохое для нас уже позади, в прошлом, ведь так? — спросил Джон.

— Да, мы пережили самое несчастливое время.

— Любовь моя! — воскликнул он, и губы их слились и долгом поцелуе, который вряд ли смог погасить горячую волну страсти, захлестнувшую их в тот момент.

Оказавшись в объятиях друг друга после долгих месяцев разлуки, они, естественно, подошли вплотную к той стадии отношений и физического влечения между женщиной и мужчиной, когда возврата уже быть не может.

Джон поднял Эстер на руки, а потом уложил ее на влажную траву. Он осыпал поцелуями ее лицо, шею, волосы, развязывая ленты и расстегивая крючки и пуговички на ее платье. Эстер, застонав, выгнулась дугой и задрожала от прилива страсти и желания.

Никогда в жизни, ни с одной женщиной Джон еще не испытывал ничего подобного. Крепко сжимая Эстер в объятиях, он изливал всю свою нежность, страсть и томление. Это был всплеск истинной любви, любви двух сливающихся в экстазе тел и душ…

Некоторое время спустя они оба молча лежали на траве. Молча, потому что понимали друг друга без слов. Джон был буквально пьян от любви, у него кружилась голова.

Эстер лежала рядом, уткнувшись в его плечо. Джон увидел, что в ее темно-рыжих волосах запутались розовые лепестки. Он нежно погладил ее по голове, смахивая с волос разноцветные листочки.

Потом они долго целовались, отдыхали, наслаждаясь сладким и свежим вечерним воздухом, снова целовались.

— Ах, если бы мы могли остаться здесь навсегда! — мечтательно прошептала Эстер.

Джон мягко погладил ее по щеке.

— Мне все равно, где быть, только бы оставаться с тобой. Только с тобой.

— Наверное, есть где-то и для нас небеса обетованные, — ответила Эстер, глубоко и возбужденно дыша.

— Скажи, что ты всегда будешь моей, Эстер. Как сегодня, — попросил ее Джон, глубоко тронутый искренностью и чистотой ее помыслов.

— Всегда, Джон. Обещаю тебе. Пока смерть не разлучит нас, — горячо заверила его Эстер.

Прежде чем уйти из беседки, Джон сорвал с куста розу темно-красного цвета и протянул ее Эстер. Та смущенно взяла цветок и бережно несла его всю дорогу домой. Джон проводил ее почти до порога. Почти — потому что Эстер боялась, что их смогут увидеть Джек или Марта. Поэтому последние несколько ярдов до Хиткока она преодолела самостоятельно.

Возвращаясь в мастерскую, Джон беспрестанно думал об Эстер, о вечере, проведенном в Купер Парке и о том, какое это было счастье, какая удача, что в тот вечер Том и Робин уговорили-таки его выйти прогуляться; если бы этого не произошло, они вновь могли бы разминуться.

Неприятно кольнула мысль о том, что он не принял никаких мер предосторожности, — занимаясь любовью с Эстер. В тот момент Джон словно лишился рассудка. Хотя все вокруг утверждали, будто «в первый раз у женщины ничего быть не может». Как бы там ни было, в другой раз ему следует быть осторожнее, чтобы своей небрежностью не причинить вреда Эстер.


Она спрятала свою розу между двумя листами для рисования, а в качестве пресса положила сверху коробку со швейными принадлежностями. Эстер не хотела ставить цветок в воду, ведь тогда он проживет всего лишь два-три дня, пока не опадут все лепестки, а ей так хотелось сохранить свою розу навсегда.

Прежнее хорошее настроение, вернувшееся к Эстер, и ее бодрость вскоре повлекли за собой самые неожиданные последствия. Марта постоянно старалась придраться к чему-нибудь, чтобы лишить Эстер дополнительных выходных, подаренных ей Джеком. Однажды, услышав, как Эстер напевает что-то себе под нос, протирая кружки, Марта решила, что момент для разговора вполне подходящий.

— Поешь, милочка? Значит, у тебя опять все в порядке. И нет причин, чтобы отлынивать от работы. Так что с этого момента у тебя прежний распорядок дня, как и у всех слуг. И никаких лишних выходных.

И Марта удовлетворенно хмыкнула, вспомнив, как Джек говорил на днях, что его сестренка отлично выглядит и полностью поправилась.

Эстер разозлилась. Ей захотелось в ответ бросить Марте обвинение в том, что она украла ее письмо от Джона, так как больше это сделать было некому. Однако Эстер вовремя прикусила язычок. Ни за что ей нельзя было даже намекать Марте или Джеку, что она снова стала встречаться с Бэйтменом.

Она вопросительно взглянула на Джека в надежде, что он отменит решение Марты, но Джек спокойно продолжал набивать табаком трубку, будто ничего не слышал н не видел.

Встречи с Джоном стали намного короче. К тому же Эстер приходилось устраивать их как можно дальше от Хиткока, а это еще больше сокращало время их и без того коротких свиданий. Джон и Эстер украдкой виделись в парках, на набережной или в садике возле небольшой таверны, где их никто не мог узнать. Побыть наедине им не удавалось совсем. Потом, по счастливой случайности, выходной Эстер выпал на то воскресенье, когда Джону не надо было идти на обед с Харвудами, и он договорился с девушкой Робина, что ее отец возьмет Джона и Эстер в деревню, куда тот ездил раз в неделю по выходным купить яйца и молочные продукты для своего ларька.

— А как мы будем возвращаться назад? — спросила Эстер Джона, сидя рядом с ним на заднем сидении повозки.

— Перед тем, как вернуться в город, наш знакомый всегда ужинает со своей сестрой в деревне. Там он нас встретит и захватит обратно, я уже договорился.

Эстер была безмерно счастлива снова побывать за городом. Деревня в Хэмпстеде, куда они приехали, очень походила на ее родные места, и Эстер много и увлеченно рассказывала Джону о своем детстве и отрочестве, проведенном вдали от Лондона.

Вдвоем они долго бродили по лугам, поросшим лютиками и ромашками, по тенистым перелескам, и, наконец, вышли к ручью. Здесь, на вершине небольшого холма, под раскидистым дубом Эстер и Джон устроили небольшой пикник на двоих. Она открыла корзинку, которую ей дала кухарка в Хиткоке, и вынула оттуда хлеб, сыр, тонко нарезанные ломтики ветчины, банку солений, кекс с тмином, несколько апельсинов и большой кувшин с пивом.

После обеда Джон немного подремал, положив голову на колени Эстер. Та с любовью и нежностью смотрела на него, осторожно убирая склонявшиеся к его лицу травинки и отгоняя насекомых.

Проснувшись, Джон помог ей убрать всю посуду обратно в корзинку, и они вновь пошли бродить по округе, пока не набрели на огромное поле, где росла высокая, по пояс, трава, высушенная солнцем и пожелтевшая. Она скрыла их обнаженные тела, когда они занимались любовью, медленно, наслаждаясь каждым моментом, каждым переживанием. Слезы катились из глаз Эстер, слезы восторга и любви к Джону, а он покрывал ее влажное лицо горячими поцелуями.

Когда они возвратились в деревню, солнце уже клонилось к закату. Их повозка уже была нагружена доверху разнообразной снедью, а сам хозяин допивал последнюю кружку пива со своим зятем.

Джон и Эстер уселись на заднем сидении. Оба были довольны и счастливы. День прошел великолепно, не был испорчен ничем, и Эстер даже забыла о своей маленькой, очень маленькой проблеме, которая беспокоила ее последние две недели.

Неожиданный поворот событий помешал их следующей встрече. В последний момент Эстер не смогла выйти из дома, так как одна из служанок заболела. На следующий день еще несколько человек из прислуги и сам Джек слегли в постель от какой-то инфекции. Эстер предложила Джону, что в случае, если она не появится на свидании, Джон пошлет в таверну Тома или Робина за информацией, так как ни Джек, ни Марта не знали их в лицо. Эстер объяснила это тем, что не хочет, чтобы письма Джона пропадали, как пропало то, самое первое и единственное, и с помощью этой маленькой хитрости ей удалось избежать признания в своей неграмотности.

Для Эстер было большим облегчением, когда в баре один из молодых людей представился ей Робином. Эстер объяснила ему ситуацию с болезнями в таверне.

— Я даже не знаю, когда снова смогу увидеть Джона.

— Не волнуйтесь, — успокаивающе ответил ей Робин, — я буду заходить к вам регулярно, и вы сообщите мне, когда вновь сможете назначить Джону свидание.

Их следующая встреча состоялась недалеко от магазина тканей на Ломбард Стрит. Джон с разбега крепко обнял Эстер, прижал ее к себе, а она радостно уткнулась ему и плечо, смеясь и плача от счастья, что наконец-то снова встретилась со своим возлюбленным. Он крепко поцеловал ее.

— Я так скучал по тебе, так волновался, что ты тоже можешь заболеть! — воскликнул Джон.

— Можем мы посидеть где-нибудь и поговорить? — спросила Эстер, воодушевленная его трогательной заботой. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Джон похлопал себя по карману и гордо заявил:

— Вчера получил немного денег от деда. Пойдем в кофейню. Посидим там, поговорим, а заодно и попьем кофе.

В кофейне, которая располагалась возле галантерейной лавки, было довольно людно. Заведение называлось «Ллойдс», и здесь в основном собирались торгово-финансовые агенты и представители страховых компаний. Как и большинство таких кафе, большой зал его был разделен на кабинки, чтобы людям было удобнее разговаривать и обсуждать свои проблемы. Идеальное местечко для беседы на личные и деловые темы.

Джон и Эстер уселись за столик в одну из таких кабинок и заказали по чашечке кофе.

— Итак, что ты хотела мне сообщить? — радостно спросил Джон.

Эстер подумала, каким счастливым выглядит еще ничего не подозревающий ее возлюбленный, как горд он тем, что у него есть немного денег, и что он может угостить свою девушку кофе.

Она сделала глоток из крошечной чашечки, глубоко вздохнула, собралась с силами и произнесла:

— У меня будет ребенок.

Несколько секунд Джон молчал, уставившись на нее. Улыбка исчезла с его лица, будто кто-то стер ее, как стирают пыль влажной тряпкой. В отчаянии Эстер наблюдала, как меняется выражение его лица, от растерянного до сурового, даже злого. Глаза Джона странно засверкали.

— Не может этого быть! — воскликнул он.

Его реакция оказалась гораздо хуже, чем ожидала Эстер. Но ей нужно было продолжать говорить, поэтому она еще раз собралась с духом и стала объяснять:

— Сомнений быть не может. Я сначала сама не хотела в это верить и пыталась найти много причин, чтобы хоть как-то объяснить свое нынешнее состояние.

Губы Эстер мелко задрожали, в ее голосе зазвенела какая-то трагическая невинность.

— Я не знала, что это может быть с первого раза. Ну, тогда, в Купер Парке…

Лицо Джона из бледного превратилось в серо-землистое. Он отчаянно замотал головой, отказываясь что-либо понимать.

— Слушай, а может, на тебе сказалась эта инфекция, которая была у вас в таверне? Так ведь бывает?

— Меня по утрам тошнит, все признаки налицо. Между прочим, никто ни о чем не догадывается, так как одним из симптомов этого заразного заболевания была тошнота. В противном случае женщины давно бы догадались.

Джон, до которого, наконец, полностью дошел смысл слов, сказанных Эстер, сидел мрачнее тучи.

— Проклятье! Из всех бед и несчастий, которые только могли случиться, это самое ужасное!

И он уронил голову на руки, застонав от отчаяния.

Эстер смотрела на него, не отрываясь, и пыталась понять, что происходит теперь в его душе. Долгие годы учебы, тяжелой работы, стремлений к вершинам мастерства — все это пойдет прахом, если о ее беременности станет известно хозяину Джона. Поэтому Эстер не видела выхода в поспешном бракосочетании, так как для подмастерья женитьба влекла за собой такое же наказание, как и в случае, если бы он просто бросил беременную от него девушку. Однако она все же надеялась, что Джон скажет: «Мы поженимся, как только я стану мастером». Раньше она даже была готова к тому, чтобы скрыть свою беременность от него до этого момента. А теперь Эстер вдруг вспомнила, что во всех разговорах он никогда не произносил слов «жениться» или «свадьба», даже не намекал на это. Он говорил «всегда» или «навсегда», и, видимо, Эстер интерпретировала эти слова по-своему. Как же она ошибалась! Теперь, наконец, все встало на свои места. И все происходящее между ними старо как мир.